Засмотревшись на причудливый узор на потолке, вьющийся между матовыми лампочками, я чувствую, как Слава подходит близко ко мне сзади и, скользнув рукой по талии к животу, мягко притягивает к себе. Чувствую его дыхание совсем рядом с ухом, а потом слышу слова:

— Может, ты хочешь выпить что-то? У меня есть коллекция хороших вин.

Теперь он соблазняет не только мое тело, а и ум. Но даже при всей моей любви к дурманящим напиткам, я оставляю его фразу без восхищения, а вместо этого поворачиваюсь к нему.

— Вино подождет, — говорю я, медленно проводя рукой по его рубашке. — А вот я ждать больше не хочу.

Слава приближается ко мне, будто нависает надо мной, так что укрывает тенью от лампочек.

— Совсем ждать не хочешь? — шепчет он в сантиметре от губ.

— Совсем, — отвечаю я.

— И я не хочу.

Через секунду я чувствую спиной прохладную стену, когда Слава вжимает меня в нее собой. Его руки беспорядочно бегают по моему телу, пока я купаюсь в нахлынувшем на меня дурмане. Поцелуи становятся нетерпеливыми, жаркими и немного сумбурными. Я наслаждаюсь рельефом его мышц, которые то поглаживаю, то сжимаю, сминая тонкую ткань рубашки. Пора от нее избавиться. Шутливо отталкиваю его и быстро принимаюсь расстегивать пуговицы, которые чуть не слетают от торопливых движений. Только я расправляюсь с последней, как провожу рукой сверху вниз по торсу, закусив губу. Как же мне нравится то, что я вижу. Слава снова толкает меня к стене, еще с большей силой стискивая меня в объятиях. Через джинсы, через ширинку я чувствую его возбужденную плоть, которую сразу решаю освободить от тесноты. Опускаю руки и, быстро справившись с ремнем, аккуратно расстегиваю молнию, просовываю ручку под резинку боксеров…

Слава замедляет поцелуй. А когда я обхватываю твердый от желания член и делаю несколько движений вниз-вверх, немного отстраняется от меня, чтобы шумно набрать в легкие воздух. Большим пальцем я размазываю по чувствительной головке выступившую капельку и тянусь обратно к губам Славы. Но он не дает себя поцеловать, а опускается к шее, пока его рука скользит по моему бедру под обтягивающую юбку. Добравшись к тоненькой полосочке стрингов, он тянет ее вниз.

Грациозно переступая ножками, я избавляюсь от ненужного промокшего белья. И Слава снова меня целует, припечатывая к стене, сжимает рукой оголенные ягодицы, придавливая меня к себе. Моя рука продолжает скользить по его возбужденной плоти, все сильнее обхватывая. В один миг Слава не выдерживает и приподнимает меня за бедра. Только я успеваю удобно вцепиться в него, как он резко входит в меня, вбивая в стену. От неожиданности я на секунду теряю дыхание и впиваюсь пальцами в его плечи.

С каждым разом он толкается в меня все сильнее, и я крепче обнимаю ногами его бедра, все чаще дышу, терзаю ногтями тонкую ткань рубашки на его плечах. Сил нет сдерживаться, и я раскрываю рот, чтобы выпустить из себя стон от удовольствия. Получается слишком громко, а потом еще громче. Толчки становятся быстрее, скорее выталкивая меня на вершину наслаждения. Перед глазами лампочки на потолке уже танцуют хоровод, внутри вспышками молний выстреливают лучи кайфа, пространство наполняется до невозможного моими криками и его рваным дыханием. Пока в один момент он не делает свой самый сильный толчок и выходит из меня.

Когда он опустил меня на землю, я себя почувствовала тряпичной куклой. Довольной тряпичной куклой. Ноги подгибаются, в голове туман, и я хватаюсь за руку Славы, чтобы не упасть.

— Проходи пока в комнату, — сказал он, и я решилась сделать несколько шагов, поправляя на ходу свое платье. Стоп, где мои стринги? Бегло бросив взгляд назад, я не увидела ничего на полу. Ладно, потом разберусь.

— Умереть не встать! — выпалила я, войдя в гостиную. Моя челюсть отвалилась и потерялась где-то в декольте, не скоро поставлю ее назад. Передо мною одна стена комнаты была сплошное окно! От пола до потолка. Целая стена! Не говоря уже о том, насколько она длинная. За стеклом открывался прекрасный вид на ночной город и меня будто магнитом потянуло вперед, ближе к завораживающей картине.

Так, неприлично долго держа рот открытым, я стояла у окна, стараясь насмотреться на это чудо как можно дольше. Не знаю, что я там говорила по поводу того, что сегодня ужасный день… В ужасные дни так не везет, так что сегодня удивительный день!

Слава подошел ко мне с двумя бокалами, наполненными до середины красным вином, и протянул один мне.

— Думаю, тебе понравится.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась я, принимая свой бокал. — Забираю свои слова обратно по поводу одиночества — я бы сутками сидела перед этим окном и смотрела на город.

— Совсем не боишься высоты?

— Высота меня привлекает. Она вызывает чувство страха, но этим она и прекрасна. Щекочет нервы. Машины внизу такие маленькие, а люди еще меньше. Кстати, заставляет задуматься, что мы лишь муравьи, которые копошатся в муравейнике.

— Однако, на высоте не чувствуешь себя муравьем. Чувствуешь себя ястребом, охотником, вершителем. Спускаясь вниз, чувство превосходства теряется и муравейник затягивает в себя. Поэтому люблю высоту я.

Задумавшись, я быстро для себя решила, что без колебаний променяла бы свою съемную квартиру на третьем этаже на эти хоромы на двадцатом. Да я вообще бы не уходила отсюда. А так как вешаться на шею не мой стиль, поэтому я обнадеживаю себя тем, что когда-нибудь смогу купить себе такую же квартиру.

— Эх, хотелось бы мне такую квартиру… А можно нескромный вопрос?

— Я представляю себе этот вопрос, если ты спрашиваешь разрешения… Ну так?

— Сколько лет ты собирал на эту квартиру?

— Это подарок от фирмы, в которой работаю. Поэтому на квартиру я не собирал.

— С ума сойти! Ты, наверно, работаешь на что-то такое, как ЦРУ? Или на президента?

— Недвижимость. Я сыграл главную роль в заключении одной важной сделки, и мне выдали премию.

Со стороны звучит неправдоподобно, но разве агент ЦРУ признался бы девушке, которую знает всего ничего, о том, кем является на самом деле? Вон даже я соврала о своей профессии, чтобы выглядеть солиднее. А может, это вообще квартира его родителей, а машина отцовская, и Слава по будням протирает штаны где-то в крупной компании того же отца, скрывая недовольство от заранее устроенной для него жизни. Но даже при таком раскладе странно, что у него нет подружки. Или об этом тоже соврал?

— Мне повезло сегодня встретить такого красивого и умного парня. И я думаю, что многие девушки, которые тебя встречают, думают так же. Странно, почему ни одна не задерживается рядом?

— Ты точно на журналиста не училась? Где же тебя научили ставить такие личные вопросы, совершенно не зная человека?

— А тебе приходится многое скрывать? Поэтому журналисты такие, другим способом не добьешься ответов…

— И зачем тебе ответы на эти вопросы? — подошел Слава ближе и поднял мою голову за подбородок.

— Может, ты меня интересуешь не только в сексуальном плане.

Хмыкнув, он отошел от меня. Я проследила за ним, как он не спеша подошел к журнальному столику, на который поставил пустой бокал, а потом оперся о спинку белого дивана, что стоял посреди комнаты, напротив другого такого же, у стены.

— Я никак не могу понять тебя, — сложил Слава руки на груди. — Сначала ты производишь одно впечатление, потом разбиваешь его другим, а следом заменяешь третьим. В любом случае, ты себя неправильно преподносишь.

— Разве я не говорила, что мне наплевать на это? И если меня что-то интересует — я спрашиваю. Так почему у тебя нет девушки? — решила напрямую спросить я.

— А ты бы хотела занять вакантное место?

— С удовольствием, — сразу ответила я и допила вино. Поставив пустой бокал рядом с другим, я подошла ближе к Славе.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — слишком серьезно произнес он. — Хотеть быть моей девушкой, совершенно ничего не зная обо мне…

— Поэтому задаю вопросы. На которые ты с таким трудом отвечаешь… Или, — рискнула я, — врешь.