- За что вы все меня так не любите! - закричала Сорока, - Что я вам плохого сделала?! Я старалась! На общее благо! Но это последняя капля! Я прекращаю...

  - Вот это правильно, вот мы и прекратим сейчас, - сказал Ном, вынул из кармана рогатку, вставил в резинку СЛОВО и пульнул в Сороку. Она завертелась, закрутилась и вместо неё на ветке осталась цифра сорок и буква А. Ноль, неуклюже покачавшись из стороны в сторону, сразу свалился в траву, а четвёрка, зацепившись ножкой за тонкую веточку, немного повисела-повисела, да и полетела вниз.

  -Ааа-а, - сказала буква А, на ходу разваливаясь на три палочки, которые потом подобрал домовёнок и спрятал в свою корзину.

  - Иди, дочка, собирай инвентарь, - вздохнул Ном, со смутными чувствами глядя на то, что осталось от Сороки, - с поганой-то овцы, хоть шерсти клок.

  - Хорошо, что Сорока не превратилась в сорок букв А, - сказала Бруха, - а то столько дров наломалось бы, складывать некуда.

  Она нашла в траве небольшое овальное зеркальце и стул с короткими ножками и высокой спинкой. «Стул как раз для Чуди, - подумала она, - а зеркальце заберу себе». Ей было немного жаль Сороку, но теперь она могла не бояться за судьбу домовёнка.

  31.

  Бруха усадила Чудь на «сорокино седловище», как она назвала стул, доставшийся в наследство от Сороки, и которому нашлось местечко рядом с её тюфячком, и начала урок.

  - Я хочу спать! - сказала она медленно проговаривая слова. - Повтори: я хочу спать!

  - Не спать! - сказал Чудь и посмотрел на Бруху исподлобья.

  Бруха поняла свою ошибку.

  - Хорошо, скажи: я не хочу спать!

  - Я не спать, - повеселел Чудь.

  - Ты не сказал: хочу! - поправила его Бруха.

  - Хочу! - сказал Чудь. - Хочу! Хочу! Хочу! - затараторил он.

  - Ага, сказала она, - а теперь… я не хочу спать!

  - Я не спать! - заявил Чудь и заёрзал на стуле. - Я играть!

  - Но мы же занимаемся, а ты не стараешься, поэтому играть будешь потом, - сказала Бруха нравоучительно.

  Огромные глаза Чуди стали наливаться слезами, он закрыл их ручками и пушистые плечики начали вздрагивать.

  - Ладно, не реви, - тихо сказала Бруха, понимая, что сейчас заревёт сама. - Иди, играй.

  Чудь тут же соскочил со стула и понёсся на улицу. Там у него была интереснейшая игра в жёлуди, которой он мог заниматься с утра до ночи. Но на его пути неожиданно возникла Микра. Чудь заулыбался во весь рот и потянул к ней ручки. Микра подхватила его и посадила на сгиб локтя.

  - Привет, Микра! - сказала Бруха,- рада тебя видеть!

  Змейка ревности шевельнулась у неё в груди, но она решительно её придушила и приветливо улыбнулась.

  - Он любит тебя больше всех, - сказала она, наблюдая, как Чудь сосредоточенно перебирает пальцами складки микриного платка и не спешит к желудям.

  - Я же… в некотором роде… вынула его на… этот свет, - сказала Микра в своей обычной задумчивой манере. - Ты не бойся… , девочка моя, я не буду его… отнимать. Я стану ему… тётушкой.

  «Тогда, - подумал Голос, невольно прислушиваясь к них беседе, - я, в некотором роде, его мать?» От этой мысли он чуть было, в прямом смысле, не упал с дуба или, вернее, дуб его сознания перевернулся вверх корнями. «Вот так живёшь-живёшь, и всё идёт своим чередом, и вдруг такое! Мать! Я никогда не размышлял в этом направлении». И он ушёл глубоко внутрь себя.

  Брухе стало стыдно за свои мысли, и она перевела разговор на другое.

  - Посмотри, у нас взошла сливовая роща, - показала Бруха на прутики, щетинящиеся вокруг лужайки.

  - Ты называешь это рощей? - Микра выкатила голубые глаза и принялась всматриваться в то место, на которое указывала Бруха. Потом подошла ближе и, опустив домовёнка на землю, оттянула и подёргала пальцем тонкий стебелёк, словно упругую струну.