- Что пишут? Ничего нового не пишут, собственно, как всегда, - сказал Филин и моргнул жёлтым глазом. Он читал этот выпуск газеты уже не один десяток лет, листы порядочно истрепались и кое-где были склеены скотчем.

  «Глаз прямо как у меня!» - удивился кот и моргнул.

  Филин проморгнул его моргание.

  - А ты, смотрю, проводником обзавёлся? - спросил он.

  - Да, - покряхтел Ном, - надоть молодежь приучать по-маленьку, смену, так сказать, ростить.

  - Тебе ли об этом думать, - сказал Филин, - у тебя девица-красавица под боком, ты же ещё ого-го!

  - Да ладно тебе, - смутился Ном, - она сама по себе, я сам по себе, соседи мы. А вот кот - её, да. Она мне его в аренду дала.

  «Никто меня не давал! Я сам себя тебе отдал!» - обиделся Дар, но вида не показал. Он сидел рядом с Номом и наблюдал Филина.

  - Хотя б и сама по себе, но подскажи ей, по-отечески-то, чтоб отпустила домовёнка из заточения. Нехорошо так-то! - сказал Филин.

  - Из заточения? - удивился Ном, - Никто его не затачивал. Он в домике у Брухи живёт свободно, в ладу. А кто тебе набрехал про заточение?

  - Да Сорока же, кто ж ещё! Прилетала недавно, хромает немного на одно крыло, но говорит складно. Рассказывала, что спасала домовёнка из заточения, а Бруха её догнала, домовёнка отбила, а крыло она сломала в борьбе.

  У Дара пропал дар речи (хотя у него его никогда и не было), он взвился, зашипел от негодования и начал толкать Нома, чтобы тот рассказал всё как было.

  - Вот же прохвостка, - почесал в затылке Ном,- надоть было не на крыло ей шину накладывать, а на клюв. Это ж какие небылицы она по Роще разносит!

  И он объяснил Филину как было на самом деле.

  - Я её больше на порог не пущу, - рассердился Филин, - я и раньше её недолюбливал, а теперь и вовсе. Пусть в наш лес даже нос свой не суёт!

  - Правильно говоришь, - согласился Ном, - будем пресекать! Да! Будем пресекать! Ну ладноть, пошли мы домой, утро скоро. Будь здоров!

  - И вам не хворать! - Филин легко поднялся с ветки и скользнул к своему дуплу.

  Они споро добрались до дуба, где Бруха обхаживала свою сливовую рощицу, заглядывая под листья в поисках цветочных бутонов.

  - Цветочки ищешь? - улыбнулся Ном.

  Ведьмица обернулась на его голос.

  - Ага, - весело сказала она, - но их пока что-то не видно.

  - Рано ишшо, - сказал Ном,- вот подрастут маненько, тогда и жди. Опосля заморозков.

  Дар, зевая, направился в домик спать. А Ном присел на траву и раскурил трубочку, раздумывая, рассказать Брухе о Сороке или нет. Но как только он подумал, Сорока тут же появилась, уселась на дуб и немедленно затараторила.

  - Я тут летала, летала, всех повидала после долгой разлуки. Вот и до вас добралась. Хочу поблагодарить за участие в моей судьбе, что не дали сгинуть, пропасть, сломаться.

  - Благодарить, значит, прилетела? - Ном поднялся с травы и сурово глянул на Сороку. - А напраслину возводить ты куда летала, а?

  Чудь, игравший под дубом в жёлуди, бросил своё занятие и насторожился.

  - Что? Что? Что? - запричитала Сорока, - Я? Напраслину? Вы меня обижаете! Почему вы всё время меня обижаете? А?

  - А что она говорила? - встревоженная негодованием Нома, просила Бруха.

  - Она всем рассказывает, что ты Чудь в клетке держишь, а она, - он кивнул на Сороку, - Великий Освободитель Заточённых.

  - Как же так? - у Брухи упали руки, - Но это же не так!

  - Конечно, не так, - вмешался Голос, - уж я-то видел, как она домовёнка тащила, а он пищал и выворачивался.

  - Не дам точиться! - недовольно пробурчал Чудь.