— Копейкин!

— Слушаю, товарищ командир! — отозвался наводчик.

— Тебя как зовут, младший сержант? — спросил я, больше для того, чтобы успокоить его, чем из любопытства. Скоро тут такое начнется, что не до имен будет. Но я почему-то чувствовал себя совершенно спокойно. Казалось бы, двадцать лет прошло со времени последнего боя, а будто вчера всё случилось.

— Саша, — не отрывая взгляда от немецкой машины, — ответил Копейкин.

— Первый бой?

— Ага.

— Так. Ты, — я кивнул выглянувшему из люка на корпусе Оганесяну, — тащи лейтенанта вон в те кустики и остаешься с ним. Чтобы ни звука там не было! Надо будет, заткни ему рот, держи, но чтобы вас не нашли там! Понятно? Да быстрее ты!

— Есть, товарищ лейтенант! — танкист даже козырнул и через минуту скрылся с лейтенантом в кустах, а после вылез и как мог, разровнял траву и песок там, где он волочил тело.

— Люки задраили? — спросил я танкистов, после того как уселся на место командира.

— Задраили, товарищ лейтенант, — сказал Антонов с места стрелка.

Копейкин просто кивнул.

Я глянул в панораму. Мотоциклисты остановились у берега, двое гансов полезли в воду.

— Тишина теперь, чтобы ни звука, — прошипел я и буквально через несколько секунд по броне снаружи загрохотали сапоги. Сквозь смотровую щель послышался разговор на немецком. Слова звучали немного не так, как у моих соседей-дойчей из Хомутов, но понятно было всё.

— Что у тебя? — спросил голос снизу.

— Задраен люк, не открыть, — ответил тот, что залез на башню — Воняет чем-то горелым.

— Иваны хотели сжечь танк после того как утопили его. Видел трос?

— Видел.

— Проверяем тот берег и даем сигнал нашим переправляться.

— Тащ лейтенант, все три мотоцикла могу снять, они там как на параде стоят, — прошептал Антонов снизу. Я сидел в командирском кресле, не зная, куда тут можно деть упирающиеся во что-то колени. Да, немец пока непуганый.

— Всем ждать, ничего не делать, — прошептал я. — Копейкин, слышишь?

— Слышу, — чуть слышно ответил наводчик.

Минут пять мы сидели в тишине. Немцы с брони слезли и побрели к нашему берегу, но тут же вернулись назад. На фашистской стороне зарычали моторы.

Я глянул в смотровую щель. В свете заходящего солнца увидел, как после сигнала передового дозора разведка руками потащила мотоциклы к броду, а на берег вылез «ганомаг» За ним уже подходили немецкие танки, остановившиеся метрах в ста, там же тормознули парочка грузовиков. А чуть позже подъехал еще один «ганомаг», поновее первого. Из него вылезли офицеры, выслушавшие доклад тех, кто залезал на наш танк. После этого он начали рассматривать противоположный берег в бинокли и что-то бурно обсуждать. Ага брод перекрыт, надо что-то делать. «Тройкой», а, тем более, «двойкой», КВ с места не сдернуть, не тот вес. Что же они предпримут?

Однако, дури ребятам не занимать. Одна «тройка» доехала до берега, к ней подтащили трос и попытались нас дернуть. Ну, наверное, сдвинули КВ на пару сантиметров и наш двигатель почему-то завелся сам собой от этих манипуляций. Зато «тройка» заглохла.

Ну что же, самое время ударить со всех стволов. На берегу скопилась немалая толпа: офицеры возле своего командирского «ганомага», солдатики в другом бронетранспортере, которые почему-то так и не вылезли из него, мотоциклисты, скопившиеся в кучку надалеко от «тройки». Сейчас, бляди, приласкаем вас. Сразу рассчитаемся за Вовчика, за 65-й ОМИБ…

— Разобрали цели, — начал командовать я. — Антонов, по группе офицеров и по мотоциклистам, Копейкин — по бронетранспортеру, потом по тройке. Стрелять только по моей команде! Доложить о готовности! — прошипел я.

— Готов! Готов! — прошептали по очереди пулеметчики и наводчик.

— Огонь! — уже не скрываясь, крикнул я.

В ту же секунду пулемет загрохотал и в башне, моментально заполнившейся пороховым дымом, сразу стало нечем дышать. Впрочем, стреляли недолго — просто когда по цели стреляет в упор танковый пулемет Дегтярева, цель обычно исчезает очень быстро. Грохнула пушка КВ. Снаряд перевернул «ганомаг», солдат Вермахта разбросало по берегу. Второй выстрел сорвал башню с "тройки" и она задымела.

— Антонов, доклад! — крикнул я, откашлявшись.

— Цели на берегу поражены. Движения не наблюдаю. Доклад окончен, — ответил Антонов, тоже заперхав.

Я еще раз посмотрел в панораму на результаты устроенного нами побоища. Первый удар оказался очень впечатляющим.

— У меня танки разворачиваются для стрельбы, — доложил наводчик и добавил: — Сейчас будет громко.

Надо отдать должное немцам. Передовой танк тут же поехал влево, следующий за ним — вправо. Они оба выстрелили очень быстро, один за другим. По КВ будто ударили молотом, раз, потом второй. Танк дернуло, у меня тут же заложило уши.

— Бронебойный давай! — скомандовал заряжающему Копейкин.

Как заворожённый я смотрел, как Копейкин лупит по танкам и слушал, как он докладывает после каждого выстрела о результатах. В Т-3 он попал с третьего выстрела и тот крутнулся на месте, когда у него слетела правая гусеница. Два Т-2, ехавшие по сторонам, притормозили, одновременно выпалили. Похоже, наводчики там нервничали меньше нашего и попадали по нам каждым выстрелом. КВ дрожал, гудел, но пробитий не было.

Тем временем Копейкин добил Т-3 — башня улетела метров на десять — и перенес огонь на соседние танки. В нас еще раз несколько раз попали.

Внезапно вспыхнул второй танк, а после очередного нашего выстрела повалил дым из третьего.

— Бегут, бегут! — заорал Антонов, поливая время от времени короткими очередями берег из пулемета.

Немцы не побежали — начали пятиться, при этом продолжая стрелять. Наш же «колокол» продолжал издавать набат от попаданий, я почувствовал, что скоро не выдержу. Тошнило от запаха пороха и ударов по танку, а в лицо летела железная крошка со стен.

Наконец, фашисты отползли за холмик, обстрел прекратился.

— Доклад! — прохрипел я, распахивая люк над собой. Живительный воздух ворвался в танк.

Со стонами и кашлем все доложили о том, что живы и готовы продолжать бой.

— Поздравляю с боевым крещением, — я мысленно поблагодарил создателей танка. Неубиваемый КВ у них получился.

— Антонов, бери оружие и проверь наш берег. Аккуратно так. Если немчики живы — добить. Ясно? Махнешь рукой как управитесь.

Дождавшись ответа, я дернул заряжающего за рукав:

— А ты иди на тот берег. Если никого — дашь сигнал. Тоже махнешь рукой.

Заряжающий, узбек Нургалиев, прыгнул в воду, и, держа автомат наперевес, побрел к берегу. Я вылез на броню, дождался сигналов с обоих берегов, плюхнулся в воду. Солнце почти скрылось за деревьями, начало смеркаться. Я с неимоверным наслаждением окунул голову в воду. Тошнота отступила. Живем!

Рядом со мной в воду спрыгнул с брони наводчик и начал смывать с лица копоть и размазанную по щеке засохшую кровь.

— Копейкин, потом помоемся, давай назад на броню, смотри кругом, бди!

— Есть бдить! — улыбнулся Саня и полез на танк.

Перебежками мы добрались до разбитого «ганомага» за пару минут. Да уж, слишком удачным оказался выстрел Копейкина. Копаться в образовавшемся внутри кузова фарше из разорванных в клочья трупов не хотелось совсем. Антонова от вида побоища бурно стошнило, да и у меня ком подступил к горлу, отвык я от такого. Вылетевшие из бронетранспортера пять тел обогатили наш отряд тремя пачками галет, двумя банками тушенки и полуощипанной тушкой довольно-таки тощей курицы, пойманной немцами неизвестно где. Дополнением ко всему послужила полупустая фляжка с вонючим шнапсом, пить который я бы не стал ни при каких обстоятельствах. Но что добру пропадать, может, рану кому обработаем.

Мы собрали автоматы разведчиков, документы. Со второго захода перетащили пулеметы, снятые с мотоциклов, хотя это уже было, пожалуй, лишним. Ладно, вдруг пригодятся. Или взорвем, как карта ляжет.