– Я же секретарём работаю. Для Веры Ивановны.

– Ты совмещаешь. А заодно будешь везде слоняться и всё слушать. Ведь кто обращает внимание на водителя или с ним разговаривает?

Так мы и ввязались в это совершенно ненужное нам скорбное мероприятие.

***

Следующим утром я прибыл к своей руководительнице на квартиру точно в назначенное мне время. Изольда пила кофе и никуда не торопилась, заметив мой взгляд на чашку в её руке, она сказала:

– Выходим в последний момент, чтобы подъехать последними. Не хочу вопросов и разговоров раньше, чем я смогу сориентироваться в обстановке и сообразить, кто откуда и зачем.

– А ты не думаешь, что на кладбище появится убийца? Во всех книгах и фильмах детективы стараются попасть на похороны жертвы, чтобы застукать преступника.

– Забудь про свои ерундовые истории для простаков! – припечатала Изольда. – Я хочу составить мнение обо всех, кто там будет.

Но вышло не совсем по её плану. Прибыли мы одновременно с представителями «Селфи со звёздами», которых было трое, не считая водителя: уже знакомая администраторша, ещё одна высокая полная женщина неопределённого возраста и щуплый мужичок ростом пониже обеих дам.

Все прибывшие, включая Изольду, немного потоптались и направились к подъезду, у которого стояла пожилая дама в траурном одеянии. Видно какая-то родственница всё же нашлась. Она придержала дверь перед разношёрстной компанией, строго оглядела обе наши машины и двоих случайно проходивших мимо старичков и тоже скрылась в подъезде.

Водитель Веры Ивановны вышел из машины и закурил, я не высовывался – разговаривать о покойнице и других мрачных предметах мне не хотелось. Дверь подъезда вскоре отворилась: из неё вывалились сотрудники восковой выставки, Изольда с уцепившимся за неё мужичком в тёмном костюме и три очень похожих пожилых дамы в траурных балахонах и чёрных шарфиках на головах. А этот Семён говорил, что родни у него нет – вон тёток сколько.

Шофёр восковиков загрузил свою команду в служебный «мерс», бывший муж покойницы подошёл к выдавшему виды «ниссану» и быстро распихал своих тёток-родственниц. Лишь Изольда величественно устроилась в авто рядом с «личным» водителем совершенно одна и аккуратно расправила складочки на новенькой чёрной юбке из чего-то воздушного.

– Едем за «ниссаном»! Прощание будет в траурном зале бюро судебной медицины, там всё готово. Других трупов сегодня нет. – Изольда помолчала и выдала мне ценные указания: – В машине не отсиживайся, пойдёшь сзади всех и пристройся за тётками Семёна. Вдруг они что-то интересное скажут. С водителем познакомься, поболтай о девушках, об автомобилях, о Ниночке что-нибудь скажи.

***

Траурный зал выглядел скучно: кремовая плитка пола, тёмная окантовка входа, белые стены. У ступеней стояли две девушки с цветами и скорбными лицами, сзади них топтался довольно молодой мужик в серых джинсах и тёмной рубашке. Изольда подошла к нему и что-то сказала, он замотал головой и будто возразил. Я подошёл поближе и услышал, как моя детективная начальница извиняется без тени раскаяния в лице, а тип в джинсах ей: «Ну что ж вы, Изольда Фёдоровна, меня расшифровали. Не все знают, что я не родственник. У вас свои загадки, у меня – свои». Ну ясно, что этот из полиции. Но внимания на него никто не обратил, кроме меня и Изольды.

Печального бывшего мужа увела куда-то распорядительница из местных служащих. Родственницы в чёрном держались отдельной группкой. девушки с цветами о чём-то шептались с коллегами покойной. Водитель «мерса» достал сигарету, покрутил её в руках и сунул в карман. Я придвинулся к нему поближе, он будто хотел что-то мне сказать, но тут пригласили на церемонию.

Зал был достаточно велик, чтобы наша небольшая компания показалась жалкой кучкой провожающих покойницу. Все по очереди подходили к гробу наклонялись, складывали свои цветочки на покрывало у скрещённых рук мёртвой. Я придвинулся на пару шагов – цветочков у меня не было, но я только собирался разглядеть всё как следует. Изольда подошла к изголовью гроба, величественно наклонила голову и прошла дальше. В руках у Семёна Петровича было две розы, он плюхнул их на покрывало, закрыл лицо руками и зарыдал. Слева от меня кто-то негромко хрюкнул, я повернул голову и увидел никем не опознанного полицейского. Чахлые цветочки откуда-то появились у него в руках, и он отправился вслед за всеми вокруг подставки с гробом.

Справа от меня стоял водитель «мерса», он вдруг дёрнулся за ментом, но не пошёл вслед за всеми, а лишь уставился на покойницу пристальным взглядом. Кроме зашифровавшегося сыщика из полицейских, никто не выглядел подозрительно. Мне показался странным плачущий бывший муж, но ведь разведённых супругов могли связывать вполне дружеские отношения. Водитель из «Селфи…» вернулся на исходную позицию за моим правым плечом и буркнул: «Не иначе, как из ревности…» Из зала мы вышли первыми и пошли к своим оставленным на стоянке машинам. Я сказал, ни к кому не обращаясь:

– Такую девушку как не ревновать!

– Это вы верно заметили, – сказал водитель, искоса взглянув на меня.

Тут я опомнился и повернул назад, нужно было запомнить, кто поехал на кладбище в катафалке и обратить внимание, куда денется полицейский. Сыщик встретился мне в самом конце подъездной аллеи к траурному залу. Увидеть, куда он двинется отсюда, не удалось. Зато я успел заметить, что все тётки-родственницы устроились в катафалке, значит, мы с Изольдой пока едем вдвоём и сможем обменяться результатами наблюдений. Но было их негусто, надо признать. Мне так вообще только рыдающий бывший муж странным и показался.

Пока я ждал свою начальственную родительницу, записал для верности реплику водителя, потом мою и кусочек диалога мамаши и полицейского сыщика. Точность в расследовании необходима всегда.

На кладбище мы тащились в хвосте за катафалком и двумя машинами – «мерседесом» и «ниссаном», скорость езды была смешная. Как раз такая и требовалась нам для разговора. Я сообщил:

– Водитель буркнул себе под нос, что из ревности угробили. Это про Нину. Как раз, когда мент очень удачно отправился вокруг гроба со своими цветочками. Я заметил, что красавиц всегда ревнуют. Он согласился со мной – успел перед тем, как вернулся полицейский. Больше никто ничего не сказал, все неразговорчивые какие-то попались.

– Ничего, за поминальным столом по рюмке выпьют – разговорятся, успокоила мамаша.

***

После похорон всё поехали в столовую на Солнечной – помянуть, как требовал обычай. Нас с водителем служебного авто тоже позвали. По дороге мы познакомились, уже пора было – сидеть нам всё равно рядом и с краю, как положено обслуге.

Здесь обнаружились сотрудники Семёна, представленные невнятным тощим Пашей и девицей со скорбным лицом – оба они выполняли функцию общественного контроля за общепитовским персоналом. Парень поминутно заглядывал в свой блокнот, потом что-то спрашивал у официантки и снова сверялся со своими записями. Девушка поправляла салфетки, приборы и пару раз попросила заменить рюмки.

Принимать пищу в компании посторонних людей я не люблю, тем более под ритуальные разговоры и традиционные присловья. Водку пить мне было нельзя. Кроме водки предлагался ещё и коньяк, но и он не годился тому, кто за рулём. Есть очень хотелось, а речей от нас с водителем Владом никто не ждал. Мы пристроились с самого края, возле выхода. Нас на отшибе особо не заметно, а видно и слышно всех остальных было хорошо.

Все выпили по рюмке и начали говорить хвалебные речи о покойнице. Я крутил головой, всех разглядывал, старался не пропустить разговоров, но ничего интересного никто не произнёс. Владислав тоже ёрзал на своей табуретке и пялился на фотографию в траурной рамке, стоявшую рядом с цветочной вазой. Большие тёмные глаза Нины под густой чёлкой казались грустными, но губы улыбались. В тот единственный раз, когда я видел её, она показалась мне немного заносчивой. Теперь мы старательно разглядывали фотографию вдвоём с Владом, и я сказал: