– Пришло время исполнить договор, – прогремело так, что волоски встали дыбом везде: от кончиков ушей до кончика хвоста.

– Какой договор?

– Ты забыла?

– Забыла, – легко согласилась я. – Вы же сами заблокировали мою память. – Почему-то я была уверена, что блок поставил именно этот бог. – Поэтому вам придется напомнить, о чем мы договаривались. И вернуть мою память. Это наверняка в договор не входило. Что я должна сделать?

– Вернуть принадлежащее мне и не принадлежащее этому миру. Произнести нужные слова над нужным предметом.

– Как я произнесу, если их не помню?

– Ты вспомнишь сразу, как возьмешь в руки, – резко сказал он. – И память к тебе тогда тоже вернется. Вся полностью и без купюр. Печать будет сорвана. Иначе нельзя.

Что-то мне подсказывало, что он лукавит. И что в нашем договоре что-то пошло не так. Я бы не согласилась занимать чужое тело, оставляя свое умирать. От перемещения души ее суть не меняется.

– Где я должна брать этот нужный предмет?

– Это знает прежняя владелица этого тела.

– У меня нет доступа к ее знаниям.

Но я и без них заподозрила, что этому типу нужен тот же артефакт, на который в последнее время претендуют все кто ни попадя. И не факт, что кто-то из них имеет на него право. Включая этого сияющего.

– У тебя есть доступ к ее телу. Этого достаточно.

Как ни странно, я начинала злиться, отчего страх почти полностью прошел.

– Достаточно для чего? Вы говорите загадками, как в старых сказках: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Как выглядит то, что мне нужно взять в руки?

– Я не знаю, как оно выглядит в этом мире. Лишь вижу связь с этим телом. Ты должна исполнить договор.

– Как, по-вашему, я его исполню? – недовольно фыркнула я. – Я не знаю ни где предмет, ни как он выглядит. Более того, он остался там, откуда я уехала. Почему вам было не появиться тогда, когда я еще была в Ильинске?

– Я не мог там до тебя достать, – неохотно сказал бог. – Ты меня не слышала. Там слишком силен другой.

– Теперь слышу, но я не там.

– Значит, ты должна вернуться и исполнить, – завел он шарманку.

– Давайте договоримся, что я вернусь, как только вы четко скажете, что и где я должна взять в руки. Или через четыре года, когда я стану неподвластной клану Рысьиных. Связь же никуда не денется за это время, а вы наверняка уже столько прождали, что…

Он исчез столь внезапно, что я не успела договорить. С ним исчезли чернота, давящая тяжесть и желание бежать немедленно выполнять его требования. Прямо на коленях бежать, на которые я должна была встать, умоляя о прощении за неисполнительность. Неприятный какой-то бог. Почему-то показалось, что ушел он не сам, а ему помогли, вытолкнули из этой реальности, пусть даже здесь он был не сам. Ибо будь он здесь, одними угрозами дело бы не ограничилось, меня наверняка бы распотрошили, чтобы подцепить конец связи и выйти на тот загадочный артефакт, который так мешал моей жизни в этом мире. Не может же такого быть, что та Лиза внезапно оказалась ключом к двум предметам. Похоже, если передавать этот артефакт, то только тому, кому желаешь долгой и мучительной смерти…

Не знаю, заметила ли мисс Мэннинг, что я раздражаю Песцова, но ее вполне устраивало, что я иду не рядом с ними, а чуть сзади и никак не участвую в разговоре. Шли мы втроем, поскольку горничная осталась в гостинице заниматься нарядом для выступления, а Песцов уверил, что в театре полностью готовы к приему именитой гостьи и уж чай найдется кому подать. При этом он столь ехидно на меня посмотрел, словно был уверен, что в случае чего носиться по поручениям дивы придется мне.

– Вот мы и пришли, – гордо возвестил он.

Почему-то я думала, что театр непременно должен быть либо из кирпича, либо из камня с огромными колоннами, подпирающими архитектурные конструкции, названия которых в моей памяти пока не всплыли. Впрочем, вполне возможно, что их там никогда и не было: я сильно сомневалась, что имела хоть какое-то отношение к архитектуре или строительству. Да и неважно это было совершенно, поскольку театром, в котором предстояло выступать мисс Мэннинг, оказалось здание, сложенное из бревен. Здание было красивое, двухэтажное, украшенное множеством резных элементов, местами выглядевших почти нематериальным кружевом, и одного взгляда на него хватало, чтобы в голове сами собой начинали всплывать русские сказки с Серым Волком, Жар-птицей и Царевной-лягушкой. Но мисс Мэннинг этой красотой не прониклась, поскольку наверняка читала в детстве другие сказки.

– Дмитрий, вы серьезно хотите, чтобы мое выступление прошло в этом?.. – Она остановилась перед дверью, показывая, что никакие силы не заставят ее войти внутрь. – Это нарушение договора! Жесточайшее нарушение.

Руки певица скрестила на груди, насколько это позволяла зимняя одежда, а подбородок задрала так, словно собиралась смотреть на Песцова сверху вниз. Разумеется, когда он упадет перед ней на колени, моля о прощении.

– В чем дело, Филиппа? – удивился тот. – Прекрасное здание. Из настоящей лиственницы. А как в нем дышится…

Он с силой втянул в себя воздух, показывая, с каким удовольствием он начнет дышать, когда наконец окажется внутри.

– Это неуважение ко мне, – капризно сказала мисс Мэннинг. – Я не могу выступать в таких условиях, это отрицательно скажется на моей репутации. Это не дом. Это сарай.

Она пренебрежительно посмотрела на почерневшие стены. Был бы в руках зонтик – непременно потыкала бы, показывая свое отношение. Но увы, зонтика не было, пришлось обходиться взглядами.

– Филиппа, дорогая, что вы такое говорите? – Песцов придвинулся к ней вплотную. – Это же бывший княжеский терем.

– Терем?

– Терем – это почти дворец. Посмотрите с другой стороны, Филиппа, вы будете выступать в настоящем дворце. Здесь жил целый княжеский род.

– Хм…

На ее месте я бы тоже засомневалась. Терем был симпатичный, но на дворец никак не тянул. Размаха не хватало. И резных каменных колонн – тоже.

– Это старинное здание, с давней историей.

– Оно деревянное, – заметила мисс Мэннинг. – О какой давней истории вы говорите, Дмитрий?

– Лиственница. – Песцов уважительно похлопал по бревну. – Она почти вечная. Главное – зачаровать против возгорания и не забывать конопатить щели. Деревянные дома в наших широтах – самые теплые, поверьте, Филиппа.

Верить она не собиралась. Еще раз осмотрела здание и еще раз осталась недовольна увиденным.

– И где теперь тот княжеский род, что здесь жил? – недоверчиво спросила мисс Мэннинг.

– Соболевы? Размножились так, что им теперь и десятка таких домов будет мало, – скривился Песцов. – Подмяли под себя почти всю добычу мехов. И почти все зверофермы.

Информация была интересной. Не хотели ли Песцовы сбагрить Рысьиным со своим представителем нерентабельный магазин? Действительно, как он мог быть рентабельным, если все приглашенные певички расхаживают в мехах? Вон как мисс Мэннинг при упоминании сферы влияния Соболевых задумчиво погладила свои, наверняка вспоминает, как достались.

– Но здесь, в этом городе, они же где-то живут? – продолжала допытываться мисс Мэннинг.

Песцов бросил беглый взгляд на стоящий неподалеку особняк, с куда большим правом могущий называться театром, и сказал с совершенно честным выражением физиономии:

– У них огромное загородное поместье, Филиппа. Видите ли, оборотням нужно время от времени выпускать погулять зверя. А Соболевы в этом плане слишком непредсказуемые, чуть что – скалят зубы и пытаются вцепиться в горло. Плохой контроль, что с них взять.

Он пренебрежительно фыркнул и махнул рукой в сторону, противоположную особняку, чтобы наверняка отвлечь мисс Мэннинг. Но певица догадалась, что ее пытаются надуть, и нахмурилась. Она посмотрела на тот дом и повелительно указала на него:

– Мне кажется, Дмитрий, что настоящий театр там, а сейчас вы меня разыгрываете. Я не буду петь здесь, я буду петь там. – Она капризно округлила рот. – Иначе это будет нарушение контракта и вам придется платить мне штраф.