– Да и пошли, – без проблем согласилась Шура. – Что ж я не понимаю что ль, что старому человеку внимание нужно. Это вы молодые, шастаете, где зря.

Младшее поколение благоразумно промолчало.

Тётя Паша все так же увлечённо читала «Плейбой», только теперь в кресле. То, что я напрочь забыла про соль, осталось незамеченным. Нянюшка подняла голову от неподобающего для приличных дам чтения и заметила крупную фигуру тёти Шуры, величественно протиснувшейся в дверь мимо меня. На лице старушки появился интерес:

– У нас гостья, Ксюш? А я пирогов не напекла, что ж ты не предупредила старуху.

– Пелагея Степановна. Александра Фёдоровна, наша соседка, – представила я дам друг дружке по старшинству.

– Что это вы читаете? – заинтересовалась Шура.

– Да вот у Ксюшки нашла срамной журнальчик, надо бы спрятать подальше. Порядочная девушка не должна такое непотребство читать, слышь, детка?

– А у меня таких журналов – прорва. Племянник притащил. Но как-то по-другому называется. Хотите поглядеть, Пелагея Степановна?

– Можно звать просто Пашей. Отчего и не поглядеть…

Я оставила тётушек обсуждать непотребные издания и отправилась натягивать джинсы. И как раз вовремя: не успела я натянуть джемпер, как в дверь позвонили.

– Ну, я побежала, – доложила я, впустив Кристину в прихожую.

Почтенные дамы, занятые беседой, не обратили на мои слова никакого внимания. Я сунула ноги в туфли, вспомнила об отмычках – и вернулась к себе в комнату. И снова не была удостоена ни взглядом.

***

Кристина была необыкновенно возбуждена, вначале я подумала, что это связано с какими-то событиями в академии. Однако я ошибалась.

– Я чувствую, что мы приблизимся сегодня к какой-то тайне. И она связана с моей матерью, – девушка немного помолчала. – Ещё я надеюсь, что отец не сыграл в тех таинственных событиях роковой роли. И в том, что случилось, нет его вины.

В доме Казимировых мы обменялись парой дежурных фраз с Ириной и пошли наверх, отказавшись от чая, любезно предложенного молодой женщиной. Кристине не терпелось разворошить старые секреты своих родителей.

Все шкафчики, ящички и шкатулки действительно оказались запертыми. Ни один замок не вызвал у меня затруднений, почти все они поддавались в первые же секунды. Что привело в восторг Кристину.

– Никогда бы не подумала, что ты такой опытный взломщик. Как мне с тобой повезло!

– Не я – опытная медвежатница, а замочки незатейливые. Видно, твоему отцу никогда и в голову не приходило, что всё это будут взламывать.

Часа полтора мы методично и тщательно перебирали документы, записные книжки, ежедневники, визитницы, конверты с письмами, приглашениями и официальными поздравлениями. Большинство конвертов было подписано типографским и компьютерным шрифтом. Никакого намека на личную переписку. У меня уже рябило в глазах, а ничего интересного всё не попадалось. Знать бы, что искать! Да и есть ли в этом какой-то смысл? Если бы ему было, что прятать, Казимиров нашёл бы, как это сделать. Вдруг мне что-то показалось необычным в записи на одной из страниц записной книжки трёхлетней давности. Я вернулась на страницу назад:

«Алексеев Василий Петрович – 245-44-02 д., 966-48-48 р.;

Марушева Мария Васильевна – 152-56-56 д., 255-45-48 р.;

…

Фаина Жаворонкова – 150-95-95».

Ничего особенного, обычные записи. Я протянула книжку Кристине:

– Взгляни, у меня мелькнула какая-то интересная мысль при первом взгляде на эту страницу, а при втором – исчезла.

Кристина пробежала страничку глазами и удовлетворённо щёлкнула пальцами:

– Ну, вот же, смотри: против всех имён рабочие и домашние телефоны, и все они снабжены отчествами. И только одна неформальная Фаина имеет лишь фамилию, и никакой пометки у телефона. То есть с отцом её не связывают деловые отношения. Но нам никогда не звонила никакая Жаворонкова, и домработницы Фаины у нас сроду не было. В этом просто обязано что-то быть.

Кристина аккуратно переписала в блокнот неформальную Фаину, и мы продолжили свою нелёгкую работу. Первой взмолилась я:

– У меня внутри одна пыль и в глазах помутнение. Может, переведём дух, кофейку выпьем. Глядишь, что-то умное придёт в утомлённые наши головы.

– Пожалуй, можно.

И мы отправились в детскую. Кристина заварила замечательный ароматный кофе с густой пенкой. Мы устроились в креслах и минут пять молча наслаждались напитком. Потом Кристина задумчиво произнесла:

– Да-а, невелик улов. Но мне думается, что именно эта дама нам и нужна. Чутьё меня редко подводит. Но нужно бы ещё поискать. Мы ведь ищем людей, связанных с тем трагическим рейсом «Белого ветра», вряд ли у папы в записях можно найти список членов экипажа. Или других пассажиров. Если бы что-то и было, он бы уничтожил, как недобрую память… Во всяком случае, я бы поступила именно так.

– Кажется, мне пришла в голову дельная мысль, – медленно сказала я, всё ещё ощущая вкус последнего глотка кофе. – Надо дать объявление в газете, приблизительно такого содержания: «Ищу свидетелей гибели моей матери на пароходе «Белый ветер». Буду благодарна за любую информацию». И не указывать фамилию. Вряд ли найдётся много людей, которые смогут откликнуться. А нам важно любое свидетельство или воспоминание, даже самое незначительное.

– Замечательная идея! Но я бы ещё добавила: любая информация будет оплачена. Это увеличит наши шансы.

– А теперь, может, закончим нашу тяжёлую работу?

Мы вернулись в кабинет отца Кристины и ещё часа два ворошили содержимое ящиков с бумагами Казимирова. Когда мы совсем уже отчаялись что-нибудь отыскать, Кристина наткнулась на странную записку, вложенную в безликую поздравительную открытку. Пробежав глазами по строчкам, она протянула находку мне. Чуть пожелтевший небольшой листочек из блокнота был мелко исписан неровными строчками, почему-то красной шариковой ручкой. Наверное, для усиления воздействия на адресата.

«В том, что болезнь неизлечима, я уже убедилась. То есть, лечить, наверное, можно, но вряд ли это окажется доступным. А главное – будет стоить огромных средств. Мне никогда не достать самой таких денег. Придётся тебе финансовую часть взять на себя, тут уж ничего не поделаешь. Подробности – при встрече. Ф.»

«Шантажирует эта Ф. Казимирова, – подумала я. – Значит, знает о его грехах».

– Неприкрытые угрозы папе от какой-то дамочки. А Ф. – это Фаина. Так что мы на правильном пути, – резюмировала Кристина, упрятывая записку в карман. – Не представляю только, как мы узнаем её адрес. Справку по фамилии и телефону нам никто не выдаст.

– Тут я, кажется, могу помочь в розыске, – заметила я, подумав о Серёге Горюнове, моём старом приятеле и подполковнике оперативной службы.

– Есть что-нибудь такое, чего ты не можешь? – Кристина даже не пыталась скрыть восхищения.

– Очень многих вещей я не могу. И не смогу научиться ни за что в жизни, – со вздохом признала я, подумав в первую очередь о кулинарных упражнениях.

Немного поразмыслив, Кристина вынула из кармана записку и протянула её мне.

– Возьми, вдруг она пригодится тебе для этой справки.

***

Дома меня поджидала развесёлая компания из двух пожилых картежниц и кошки-наблюдательницы. Тётя Паша с Шурой резались в «дурака», бурно реагируя на выпадающие плохие карты и собственные промахи.

– Хрен с горчицей! – завопила тётя Паша. – Опять мне под столом мяукать!

– Мычать, а не мяукать. Мяуканье уже было в прошлый раз, так неинтересно.

Алиска осуждающе смотрела на зарвавшихся бабулек. Я громко кашлянула.

– Ой, Ксюша! А мы тут за картами вечер коротаем, – обрадовалась отсрочке мычания тётя Паша. – А ещё Шурочка меня обещала в преферанс научить. А ты бы пошла, деточка, сообразила нам чаёк с бутербродами. Я ведь ещё должна отыграться.

Не ошиблась я в тёте Шуре! Довольная результатами ловкого тактического хода, я бодро отправилась на кухню.

Пол вдруг сильно накренился, к стене по наклонной плоскости поехало кресло и два стула. С маленького столика упали рюмки и открытая бутылка с остатками водки. Мужчина на кровати вздрогнул, застонал, но не проснулся. Девушка в кресле напротив него нервно качала маленькой ножкой в красной туфельке. Спящий повернулся на бок, едва не свалился на пол, но и теперь не проснулся. Он только коротко вскрикнул во сне, затем снова негромко захрапел. Терпение девушки лопнуло, и она запустила в мужчину пустой жестянкой из-под шпрот. Консервная банка ударилась о небритый подбородок и со звоном покатилась по полу. Мужчина открыл глаза, с трудом сфокусировал взгляд на фигурке напротив, и с усилием выговорил: