Была у нашей старенькой няни одна всепоглощающая страсть – патологическая любовь к порядку. Поэтому я так панически боялась её приезда. Моему жилищу противопоказан идеальный порядок.

Кроме упомянутого пристрастия, у старушки есть ещё один маленький недостаток – изрядный склероз. Стоит зазеваться и бросить вещь там, где ей, по мнению тётушки, лежать не положено, старушка быстренько убирает сей предмет и забывает навсегда, куда положила. Пропавшее имущество ищут неделями, а иногда и месяцами. Случается, находят.

***

Некоторое время я бездумно кисла на диване, укрывшись тёплым пледом и потрёпанным детективом из давнего прошлого. Потом вспомнила, что как раз сегодня у меня назначена встреча с родителями классически идеального двоечника на предмет договора о занятиях по всем известным мне дисциплинам из программы седьмого класса. Кроме немецкого языка, разумеется. Надо бы предупредить людей о неприятном препятствии к началу занятий. Если даже удастся сбить температуру, идти к ребёнку нельзя, ведь я теперь заразная. Я прокашлялась и принялась набирать двоечный номер телефона.

– Алло, здравствуйте, Александра Петровна? Ксения Владимировна беспокоит. У меня возникла неприятность в виде ангины. Так что сегодня, к сожалению, не получится. Теперь, наверное, через неделю, пока заразность не исчезнет… Всего хорошего.

Тяжкие усилия, затраченные на разговор, свели на нет мой едва прорезавшийся голос. Зато у меня с прежней, доболезненной силой заработали мозги. Я кинулась спасать свое любимое старьё от вездесущей тёти Паши. На антресоли нашлось довольно много места для моих старых блузок, кофточек, слегка продранных джинсов и потрёпанных бестселлеров в мягких бумажных переплётах. Почти все заслуженные вещи уже были упрятаны, когда раздался звонок в дверь. Отправляясь встречать навязавшихся на мою голову посетителей, я придумала интересное средство по пресечению излишней няниной активности: познакомлю я с ней тётю Шуру. Обе дамы весьма разговорчивы, за взаимоприятным общением обо мне, глядишь, и позабудут…

На пороге стояли улыбающийся Саша с большой дорожной сумкой в руке и серьёзная тётя Паша. Хотя в последний раз мы с ней виделись всего две недели назад, старушка, едва шагнув через порог, повисла у меня на шее.

– Ксюшенька, деточка, ты стала совсем взрослая. Как замечательно ты выглядишь, вот уж не подумала бы, что у тебя ангина.

– Уже почти здорова, тёть Паш, – я укоризненно посмотрела на брата. – Зря ты беспокоилась, утомилась, небось, в дороге.

– Ничего мне не сделалось. А тебе нужно окрепнуть, так я за тобой присмотрю недельки две-три. Ведь вы, молодые, совсем себя не бережёте.

– Ну, я пошёл, – мой брат невозмутимо поставил сумку на пол в прихожей и исчез за дверью.

Тётя Паша направилась прямо в кухню, по пути снимая с себя кофту, тёплый платок и перчатки.

– Ага! Опять кофе пьёшь, деточка! Это вредно для сердца, желудка, цвета лица. И чего-то там еще, но я забыла, – с этими словами старушка взяла недопитый кофе и отхлебнула как следует, не беспокоясь о сердце, желудке и заразных микробах, оставшихся после меня.

– А как же твоё здоровье, тёть Паш?

– Я старая, мне уже не успеть испортить сердце и желудок, а цвет лица меня даже не волнует, хи-хи! Так что кофе придётся пить мне. А тебе нужно кашки есть, яички варёные, молочко с мёдом, – увещевала меня тётя Паша между глотками. – Мёд я привезла. Кстати, разбери вещи, пока я сварю тебе кашку.

Этого я долго не выдержу, особенно без кофе. Я уныло потащилась в комнату, намечая по пути план оборонительных мероприятий. Пока соседка Шура будет приручать тётю Пашу, надо бы спасти запасы кофе, коньяка и шоколада. И отнести всё это срочно к Кристине. Заодно помогу вещи расставить, если ей ещё нужно. В мгновение ока две пачки кофе, плитка шоколада, одна початая и одна полная бутылки коньяка исчезли в большом непрозрачном пластиковом пакете. И вовремя: тётя Паша уже возникла в дверях кухни с тарелкой каши для меня. Я осторожно отодвигалась к выходу.

– Тётя Паша, я пойду помогу соседке сверху вещи разбирать. Она только что переехала. Аппетита у меня нет пока, пропал от болезни. За работой должен обратно появиться.

– Правильно, Ксюша, деточка! Работа лечит, а поесть и потом можно. Я пока приберусь тут у тебя.

Однако вовремя я вещички попрятала. Я подмигнула грустной Алисе: должен же кто-то за ретивой старушкой присмотреть. И позорно сбежала из собственной квартиры, как была, в халате и шлёпанцах. Хоть бы только Кристина оказалась дома, больше мне податься некуда.

***

На моё счастье Кристина была дома. Она даже обрадовалась моему приходу и нисколько не удивилась. С готовностью взяла у меня из рук объёмистый пакет, и мы вместе вошли в комнату.

– Пришла вот помочь. А заодно вынесла из дома все неправильные продукты. У меня ведь теперь появился полицейский контроль в лице нашей с братом старенькой няни. Мама мне её прислала в порыве родительской любви и заботы… Так что кофе придётся теперь пить у тебя. Дома он мне, говорят, вреден.

– Ничего не имею против. Сейчас выпьем кофе с коньяком и бутербродами. У меня тоже был напряжённый день в академии.

– И сразу за работу. А то ты такими темпами будешь жить на чемоданах до самого Нового года.

Подкрепившись, мы энергично принялись извлекать из коробок и ящиков оставшиеся вещи. Минут пять молча доставали посуду, постельное бельё и полотенца. Затем Кристина сказала:

– Знаешь, мне придётся спать здесь, в гостиной. По крайней мере, до ремонта. В той комнате, которая была спальней у прежних хозяев, фотообои с морем и яхтой во всю стену. Много мокрой воды, пенные барашки, тучи… В общем, со сна я могу инфаркт получить от такого ужаса.

– Я тоже предпочитаю спать на диване в самой большой комнате, – поддержала я девушку. – Конечно, когда гостей нет. При гостях я делаю вид, что у меня для этого спальня есть.

Мы начали расставлять книги на полках. Я взяла пачку книг и полезла на табурет. Не успела я примостить четвёртую книгу, как табурет опасно покачнулся. Я ухватилась за шкаф и выронила книги из рук на пол. Книги остались целы, я тоже. Соберу сейчас, но на табурет больше не полезу. Из одной книги выпал листочек. Кажется, письмо, к тому же, очень личное. «Во всем виноват только я. Жаль, что понял это так поздно…» Я протянула Кристине любовное послание, кусочек которого невольно прочла.

– Извини, фраза письма бросилась в глаза.

Рука Кристины, протянутая за листочком, застыла в воздухе. Наконец, она всё же взяла письмо и машинально опустила его на стол.

– Слушай, я совсем забыла про клочок записки, который нашла под шкафом в библиотеке.

Кристина отложила нераспакованную пачку книг, полезла в сумочку и достала пакетик с обрывком записки и конвертом.

– «Ты всё так же уверен, что в случившемся виновата я? Прошу тебя, тем не менее…» – прочла она вслух. – Кто-то подозревает отца, что он виноват в смерти мамы? Может, отец был нетрезв за рулём, когда все случилось? Поэтому он с тех пор совсем не пьёт. Или была какая-нибудь неисправность, а он знал?

– А ты точно знаешь, что это была автокатастрофа?

– Об этом никогда речи не было, но я думала, само собой… – растерялась Кристина. – Слово «авария», конечно, может относиться и к чему-то другому. Но это не мог быть самолёт, ведь отец остался жив.

– Постой, постой… Ну-ка, дай мне тот конверт с проспектом,– я взяла конверт, подписанный А.С. Корнеевым.

Внутри оказалась рекламка с яркой картинкой, изображающей красивый круизный корабль на фоне неестественно синего моря, кишащего дельфинами. По борту парохода темнела чёткая надпись «Белый ветер».

Рекламный текст проспекта обещал красóты морских пейзажей, небывалый комфорт на борту судна, исключительное разнообразие развлечений для туристов. Но меня это уже не интересовало. Я вдруг вспомнила жутковатую статью о гибели туристического судна погожим летним днём 199… Какого же года? Ну да, вот же в проспекте – июль 1997 года. Все сходится, и Кристине было всего три года. Неужели она была с родителями на том судне? И в памяти маленькой девочки осталось это страшное бушующее море?