***
По итогу Аккерман не нашёл работника в чайную, потому что просто-напросто даже не выложил объявление.
***
По истечении шести долгих дней, пока Леви тайком по ночам просматривал документы Смита, — он мог с уверенностью сказать, что изнеможден. Ему так сильно хотелось спать, что он не мог сомкнуть и глаз. Он так желал вернуть жизнь в идеализированное русло, что проводил со Смитом больше времени, чем за последние месяцы, пока общался с Эреном; его губы уже болели от улыбки, а горло скрежетало от неискреннего и надрывного смеха.
— Я рад нашей случайной встрече пять лет назад, — Смит чокался фужером с Леви и одним глотком выпивал ярко-красное вино.
Аккерману казалось, что он насиловал сам себя.
— И я, — вторил он в ответ и выпивал залпом, чтобы набраться сил и в следующий момент оседлать Эрвина, вцепившись в него мёртвой хваткой. Смит отвечал на поцелуи сдержанно, его руки не позволяли себе лишнего, ласково проходясь по спине, опускаясь на поясницу, но не ниже. Его возбуждённый член упирался в член Леви, но Эрвин не сгорал от нетерпения, от эмоций; он не тёрся, как съехавший с катушек, он только прошёлся по шее мужа, оставив дорожку мокрого следа.
Аккерман сгорал изнутри от вины, покусывая губы Смита до крови, наказывая того за то, что он так слеп с самого начала.
***
— Насилие — не крайняя мера, крайняя мера — предательство.
Когда рано утром на седьмой день Леви услышал звон колокольчика и знакомый голос, то застыл всем телом, боясь развернуться и отправить в полёт нож, которым он обычно открывал мешочки с новыми сортами чая. Мужчина так сильно сжал предмет в руке, что не удивился бы, если бы ручка отпечаталась на его ладони.
— Вместо того, чтобы уменьшать зло — насилие преумножает его, — промолвил Аккерман и медленно развернулся, не убрав заточенный нож на стойку. Эрен лишь усмехнулся, но остался на приличном расстоянии, поняв намёк.
— Люди переходят к насилию, когда не могут общаться, но что же делать, когда наш диалог с группировками строится только на силе? — Йегер развёл руками, будто находился на сцене. — Против противника необходимо использовать не свою силу, а его. Не сила против силы, а силы против лучшей техники, — он снял винтажные очки, явив яркую бирюзу, из-за которой Леви перехватил нож удобнее, сжав до белых костяшек.
Эрен непринуждённо направился к ближайшему столику и элегантно присел за него, приглашающим жестом указав на свободный стул напротив.
— Сколько твоих людей по периметру? — поинтересовался Аккерман, не сдвигаясь с места.
Парень посмел выглядеть оскорблённым и даже всплеснул руками.
— Нисколько! — воскликнул он. — Как ты мог подумать, что я кого-то позову понаблюдать за нашей прелюдией?
Леви медленно кивнул на другой столик в самом углу чайной.
— Тогда пересядь на тот, который дальше от окон.
Эрен впервые за это время лучезарно улыбнулся и выглядел при этом так, что мужчине пришлось сглотнуть и отвернуться к стойке, чтобы взять с него приготовленный чай. Нож он благоразумно положил в карман брюк.
— Ты восхитителен, — поделился своими мыслями Йегер, пересаживаясь. Сегодня он был одет в узкие брюки цвета хаки, тёмно-коричневую жилетку; на груди виднелась золотая брошь в виде переплетённых крыльев, узелок тонкого галстука не затянут, а рукава белой рубашки закатаны до локтей.
— Ты одержим, — оповестил парня Леви и поставил на стол дымящийся чайник с кружками.
— Ты только заметил? — Эрен склонил голову вбок и поправил галстук, затянув его, словно удавку на шее.
Аккерман разлил напитки по чашкам, затем сел напротив и вытащил нож из кармана, предусмотрительно положив рядом с собой на стол. Не то, чтобы мужчина верил, что парень безоружен.
— Долго выбирал наряд? — Леви любовно провёл пальцами по острию.
Эрен сделал первый глоток, даже не опасаясь, что чай мог быть отравлен.
— Знаешь, как бывает, — он склонил голову вбок. — Утром, как гром среди ясного неба, приходит мысль, что хочется выбрать именно эти вещи. Или же бывает, что смотришь на фотографии, которые приносят тебе за завтраком, а там предмет твоего вожделения выглядит так, будто… — парень моргнул несколько раз и прогнал со своего лица любой намёк на веселье так стремительно, что Леви инстинктивно схватился за нож. Эрен выглядел задумчиво и его глаза оставались такими холодными, что по коже мужчины пробегались мурашки, отнюдь не от страха. — Страсть лишена объективности, а моё существо охвачено вожделением, что мне в мозг приходят идеи несуразные и лишённые смысла.
— Именно так ты оправдываешь то, что одет в точности, как я? — Леви прикусил щёку изнутри, сдерживая себя от улыбки, которая так и стремилась захватить его рот. Эрен покачал головой и медленно протянул руку вперёд, накрыв ладонь мужчины, под которой лежало оружие. Он с нескрываемой нежностью провёл по каждому пальцу и вздохнул.
— Именно так я оправдываю то, что влюблён в тебя, — поправил Йегер.
Леви перевернул руку тыльной стороной, чтобы пальцами пробежаться по ладони парня, чтобы продвинуться дальше и нащупать выступающие вены, чтобы прижаться к ним и ощутить, как на его подушечках бьётся пульс Эрена.
Они просидели некоторое время в тишине, смотря в глаза и прислушиваясь к биению сердец друг друга.
— Того, кто выбирает насилие — это ранит сильнее, — наконец промолвил Леви.
— Леви, Леви, Леви, — Эрен усмехнулся и наклонился ближе, крепко схватит чужое запястье. Леви никак не среагировал, сидя неподвижно. — Я осведомлён о твоём прошлом, поэтому объясни мне, а то я, действительно, в замешательстве — зачем строить из себя проповедника, когда ты собственными руками убил больше людей, чем я?
Аккерман кинул взгляд на переплетённые руки, затем поднял обратно на Йегера.
— Не говори мне, что ты убил меньше.
Эрен наклонился ниже и оставил лёгкий поцелуй на пальцах мужчины, что с силой сдавливали руку парню.
— Но это правда, — легко опроверг он слова Леви. — Я — командир, играющий своими пешками. У меня есть прекрасный стратег — Армин и машина для убийств — Микаса, которые с радостью сделают грязную работу за меня.
Аккерман отпил горячий чай, не почувствовав, как кипяток прошёлся по гортани, единственное, что он мог ощущать ярко — соприкосновение с чужой кожей, и казалось, будто то место — очаг возгорания.
— Ты так спокойно говоришь мне все имена, — с хрипотцой в голосе промолвил Леви.
Эрен тяжело вздохнул и отцепил свою руку от конечности мужчины, чтобы ею потереть переносицу. Только сейчас Аккерман заметил залежавшиеся тени под глазами парня, его изнеможённый вид. Видимо, он, как и сам Леви, не мог спать.
— Признайся уже, что ты не пойдёшь сдавать меня, — тихо начал Эрен. — Если бы хотел, то разбудил своего мужа в тот момент, когда просматривал фотографии в его рабочей коробке, в тот момент, когда завтракал с ним, в любой из семи дней, пока мы не виделись, в любой, Леви, в любой момент, — проговорил последнее слово чуть ли не по слогам, а затем на его губах родилась та самая улыбка, от которой что-то внутри мужчины всегда делало сальто. — Ты мог сдать меня, но не сдал, — твёрдо произнёс Эрен, ставя точку в этом вопросе, а потом добавил, словно желал добить Леви до конца: — Ты помешан на мне также, как и я на тебе.
Только Аккерман тоже был готов к этому разговору, поэтому сразу же отрицательно покачал головой.
— Это сиюминутная страсть, Эрен, ничего более, — заверил он наглеца.
— Ври себе столько, сколько захочешь, но мы оба знаем, что это не так, — парень пожал плечами. — То, что между нами — смотрит в будущее. То, что между тобой и Смитом — оковы, тащащиеся тебя всё ниже и ниже в пучину обыденности, от которой каждый божий день, признайся хотя в этом, тебя тошнит.
— Меня тошнит от себя и своей слабости перед лицом страсти, вот от чего меня и правда воротит, — Леви усмехнулся, вспоминая, как после их первого поцелуя вычищал рот, будто это могло помочь.
Эрен громко и гортанно рассмеялся, запрокинув голову.