Но есть и причина полагать, что это все случайность. Дикая такая, невероятная и немыслимая, учитывая союз зунаров, редринов и эскуридов, принадлежащих к… К кому вообще? За все годы их службы чаще всего они являлись эльвинами. Откуда взялись такие эльвины-эскуриды и в таком количестве? Как они смели полгорода с лица земли?! Под носом у Эльфината и конксуров. Куда смотрел он сам, Хатидже и Шорьше? Как они такое допустили?
Да, именно так и рассудят Владыки. Вину повесят на них. На их месте он бы сделал именно так. А кто отвечает за Миритиль и Мэриел?
“Ну да, ну да… – подумалось ему. – Отвертеться тебе будет непросто, Грегор Гротт!”
Он, морщась, моргнул и уставился в ясное светлое пространство поперед себя. А больше смотреть и некуда. А думы о том, что это сотворил кто-то из Эльфината так и не отпустили его. Предатели могли быть вокруг и всюду, прямо перед его носом. Как же он был беспечен и самоуверен! Кому теперь передать этот печальный опыт? Эх!
“Так тебе и надо!” – буркнул он.
Если начать копаться с самого начала, то можно и обнаружить какие-то ответы. Только толку-то от них сейчас? Что он должен был сделать? Придушить детеныша редрина? Он поступил правильно. Так бы сделал любой. Но за честные и справедливые поступки порой платить приходится дорого и не сразу, а тогда, когда и не ожидаешь; отчего цена эта становится непомерной, дополняется чувством вины и самобичевания, слез и проклятий.
Не привези они Фидес сюда, рано или поздно незваные гости пожаловали бы в Гарду, в любое другое место, хоть на край земли. Так и так – одно другого не лучше… А итог уготован одинаков.
И он, и Катэль знали про этот риск. Может и не в полной мере представляли последствия, но…
Солнце еще не успело взойти над высокими горными кручами и стенами, окружавшими Высьдом, но свет его уже забрезжил, ласково касаясь лица и рук старика. Повернуть голову или пошевелиться так и не вышло, но телом он ощущал, что лежит на земле. Хотя бы чувства какие сохранились, иначе был бы полный каюк – не поймешь жив или мертв! А разве мертвецы что-то ведают? Эх!
Землю сковывала утренняя прохлада, она еще не успела прогреться. Ему показалось, что спина его, руки и ноги сами стали каменными, вросли, оплетенные травами и корневищами, в эту породу, точно какой искусный арбор испытал на нем мощь своего обладания.
Гротт подумал о том, как он обычно поднимается с кровати, когда ему вновь принесли очередную весть об эскуридах с первыми авэ. Обычно так – быстро, молниеносно, решительно и безотлагательно, как того и требовала тревожная обстановка подобного донесения. Но, увы, тщетно.
Тогда конксур просто покосился налево – там лежал, не шевелясь, Виллем, а затем направо – на Ригана. Узрел он их нечетко, но Гротту виделось, что они, все же, дышали, если это не зрительный обман. Знаете, когда собственные глаза заволакивает некая пелена и свет с тенями плывет, являя странную картину иллюзий?
– Виллем! – сухо сказал он. – Риган! – тут Гротт чуть не закашлялся, ощутив, как воздух просто раздирает глотку от каждого слова. А вымолвил он их всего-то два! Он вздохнул протяжно, но не глубоко. Глубоко вдыхать оказалось больно.
“Вряд ли я ранен так тяжело. Это просто треклятая старость!” – подумал старик, не оставляя попыток повернуться хотя бы набок.
– Мастер Гротт… – донесся до него слабый глас эльвина. Тот уже сел, потирая лоб. Ну да, не ему ж пришлось поглотить всю эту эскуру!
– Сынок, позови Катэля… – выдавил из себя Гротт. – По пути глянь что тут и как. Никто не пал из наших и все такое… – в этом уверенности у Гротта не имелось. Пал, конечно. Это им повезло. – Да Ригана проверь. Сам я не могу встать… Не так что-то со мной.
– Понял вас, мастер! Я сейчас! – Виллем уже двинулся к калидиту.
Тот тоже очухался, на это потребовалось чуть больше времени, но вскоре оба уже стояли над ним, думая что делать.
– Надеюсь, я не останусь таким до конца моих дней, – невесело отозвался Гротт, когда Виллем с Риганом прислонили его к остатку дерева, напоив водой, первым глотком которой он чуть не подавился, жадно припав к горлышку бурдюка. Стало получше, даже пальцы рук начали слушаться своего хозяина, но на то, чтобы двигаться самостоятельно, сил никаких не осталось. Нужно время на восстановление.
– Еще легко отделались, – заключил Риган, двинувшись, чтобы оглядеть то, что осталось от Высьдома. – Спасибо нашему мастеру! – он глянул на Гротта, а тот лишь покачал головой.
Виллем все еще пекся о главе Конксурата чуть усердней, он пока не успел оценить масштабы осады. После он даже присвистнул, подняв свой взор на днесь гиблое место.
Теперь пришел и черед Грегора Гротта оглядеть округу, а не только землю, которая походила на пустынную; только это не песок, а зола и пепел. Это он успел подметить, когда Виллем чуть не уронил его лицом вниз, пытаясь подсобить. Мертвенную серость округи касалась безмятежность голубого неба, для которого ничего не случилось будто бы.
Да, зрелище бесспорно могло лишить дара речи на пару часов точно.
От всей пышной зеленой поросли Высьдома ныне не осталось и следа. Гротту припомнилась Гладия и Нуд, тамошняя глубокая осень – черная, свирепая, когда холод уже вцепился когтями во все подряд, ветер стряхнул листву и ягоды с деревьев, трава пожухла и превратилась в бурый сухоцвет, а снег еще не выпал.
– Точно глубокая осень пришла… – проговорил Виллем, облекая вслух мысли старика. Он-то тоже родился на Севере и ему есть с чем сравнить.
Самое мерзкое и скользкое время, о котором Гротт совсем позабыл. Предпочел позабыть. Так вот, в Высьдом и пришла та самая осень, пробирающая до костей во всех смыслах. Всего за одну ночь.
Изъеденные огнем и порчей нагие деревья безмолвно замерли вокруг них, это их спасла, если можно так выразиться, конксурия, но далее, куда доходил уставший взор – никаких растений и вовсе не видать, все они обратились в труху.
Голые камни обрамляли осколки светло-серых стен и башен. Главная из них, что высилась на горе – уцелела более чем, как и часть стены у реки, где сейчас находились они.
То же самое, что и с растениями, случилось со всем тем живым существом, которому не повезло оказаться подальше отсюда.
– Там, – Гротт кивнул в сторону руин городища. – Все отравлено. Воду пить тоже нельзя. Деревья и даже травы тут тоже более не вырастут. Только может многие лета спустя…
– Вот же! – воскликнул Виллем, почесав перепачканный золой лоб. – Мастер, вы вообще такое видали?!
– Такое нет. Но очень-очень давно эскуридов использовали для битв… И сии мрачные времена воротились…
– Только тогда это делал сам Эльфинат, – вмешался Риган. – Он использовал эскуридов против своих врагов…
– А сейчас кто же?
– Хрен его знает! – в сердцах прикрикнул Гротт. – Я даже гадать не буду.
– Это и я бы мог такое сотворить… – в ужасе проговорил эльвин, глубоко вздыхая, его трясло.
– Ну один одинешенек – не такой силы бедствие, конечно. Поэтому мы и боремся с эскурой.
– Спасибо, что избавили меня от такой участи! – Виллем низко поклонился Гротту.
– Ну будет, будет. Мне повезло, что ты сейчас тут со мной, – слабо улыбнулся старик эльвину для приободрения.
– Что делать будем, мастер Гротт?
– Выживших надо искать, – вставил Риган прежде главы.
– Если таковые имеются, – поморщился Гротт.
– В башне может кто и есть, – рассудил Риган. – Я пойду. А вы оставайтесь здесь.
– Добро, будь начеку. Они еще могут рыскать тут. Дикари, редрины и эскуриды. Найдешь кого из наших, ты им подсоби.
– И возвращайтесь скорее! – добавил Виллем.
– Если будет с кем возвращаться…
Виллем, настороженно озираясь, остался со стариком. Риган двинулся прочь, сказав, чтоб встретили его живыми и невредимыми.
Тишина, стоящая кругом, пугала до жути. Даже ветра нет, ни одного шороха, ни одного звука. Наступила такая молчаливая и гнетущая пора напряженного ожидания и неизвестности, если бы не вопросы Виллема, разумеется, которые посыпались после того, как и эльвину стало ясно – дожидаться Ригана в молчании это сущая пытка.