Выходка Ларисы казалась странной. Она находилась в офисе, а не на базаре. Вот до чего дошло ухаживание за Борисом. У Ларисы сдавали нервы. Почти как у меня.

Ситуация оставалась непонятной. Лариса самозабвенно ухаживала за Борисом, который младше ее на семь лет. В этом году Ларисе исполнилось сорок пять. И тут история запутывалась окончательно. То ли речь шла о материнском инстинкте, то ли о чем-то другом. Выглядело интригующе.

Кира считала, что Борис нравится Ларисе. А что тут такого? Свободная женщина. Что хочет, то и делает.

Лет шесть назад Лариса переехала в Ростов из Гуково, небольшого шахтерского городка в ростовской области. В Гуково она работала в школе, учила детей французскому языку. Лариса тоже закончила иняз, но качественно переводить у нее не получалось. В «Ифину» она пришла по рекомендации. Когда Лариса провалила пробный тест по французскому, она расплакалась. Гурин сжалился и оставил ее работать у нас секретарем.

Муж Ларисы утонул в начале двухтысячных, когда выпил самогон и полез купаться на местном карьере Березки. Взрослый сын с семьей переехали в Ростов, но жили отдельно. Рассказами о трехлетнем внуке и его фотографиями Лариса могла замучить любого неосторожно подвернувшегося под руку сотрудника. Мы знали об опасной теме и старались ее избегать.

Лично я считала, что у Ларисы нет шансов. Слишком большой контраст между ней и Борисом. Лариса внешне оставалась провинциальной. Ее всегда было слишком много. Она говорила скороговоркой, доставала всех своими домашними новостями, и больше всего на свете любила поговорить о болезнях.

Борис, худощавый высокий брюнет, был очень импозантным. Он часто представлял наше бюро на важных переговорах. В костюме Борис выглядел так же великолепно, как в джинсах и свитере. Это признавали все. Но лично мне его внешность не нравилась.

Мы с Борисом учились на одном факультете. Когда я поступила, он заканчивал университет. Познакомились мы позже. Несколько сезонов работали переводчиками на теплоходах Москва – Санкт-Петербург. Иностранные туристы очень любят этот маршрут. Именно там Борис впервые попытался за мной ухаживать. Возможно, я и ответила бы взаимностью, но встретила Кирилла. Он затмил остальных претендентов.

Для меня в жизни Бориса был пробел длиной в несколько лет. Я не знаю, что он делал и чем занимался сразу после университета, до работы на теплоходе. В «Ифину» Борис пришел через год после меня. «Надоело ездить, – объяснил он тогда. – Хочется стабильности».

Неизвестно, была ли у Бориса семья раньше. Сейчас он жил один. Еще до пропажи Кирилла Борис стал объектом усиленного внимания Ларисы. Она угощала его своей выпечкой, заваривала чай, приносила кофе. «Как мне хочется превратиться в Бориса, – иногда говорила Кира. – Вот о ком заботятся по-настоящему!» И мы смеялись.

С Ларисой, как и с остальными коллегами, Борис был ровен и сдержан. Всегда без эмоций. Одно и то же выражение лица. Невозмутимое. Оно никогда (никогда!) не менялось. Лично меня Борис смущал долгими, спокойными и бесстрастными взглядами. Я не понимала, для чего. Или не хотела понимать. Не знаю. Мне казалось, у Бориса в прошлом точно найдутся тайны. Подозреваю, что о них мог знать только Гурин.

Опять я отвлеклась от перевода. Похоже, мечты о том, как я хотела нагрузить и перегрузить себя работой, были фальшивыми. Я сбивалась на мысли о чем угодно. Только не о работе.

Просигналило очередное сообщение. Реклама. Надо выключить телефон и надеть наушники. Но я понимала, что не смогу.

Странная выходка Ларисы не давала покоя. Лариса прекрасно знала, что ее могут услышать остальные сотрудники «Ифины». Я среди них. Знала. Понимала. Но не побоялась сказать. Даже соврать. Для меня – неожиданность. Неприятная. Лариса не дура. Может, ей не дается французский, но в бытовой житейской смекалке она обгоняла нас всех. Вместе с Гуриным.

Уже некоторое время Лариса общалась со мной холодно, даже враждебно. Я не могла понять, почему. Но особенно не заморачивалась. У меня много других, более важных проблем. Теперь все стало ясно. Оказалось, мы соперничаем за внимание Бориса. Смешно. Какое замечательное открытие!

Интересно, что скажут о всплеске ненависти мои коллеги? Скорей всего, ничего. Обычно они работают в наушниках. Вряд ли кто-то слышал слова Ларисы. Но почему она так осмелела? Видела, что все заняты работой? Поняла, что никто не услышит? Она ведь не знала, что я жду сообщений, поэтому работаю без наушников и могу услышать ее слова.

Или знала? Что, если Лариса возмутилась и высказалась специально? Хотела, чтобы услышала именно я? Но зачем? Чтобы я знала, мы – соперницы? Так прозаично? Или у истерики другая причина?

Лариса – мой враг?

Домой я пришла после десяти. Джина, увидев меня, поднялась на задние лапки и заверещала. Хоть кто-то живой рядом. Я покормила свинку и выпустила из клетки.

Напряжение долго не спадало. Я думала о Ларисе. Может ли она присылать сообщения? В борьбе за Бориса. Получалось, что да. Может. Просто так. Но это совсем не значит, что Лариса знает, что случилось с Кириллом. А вдруг знает?

Я поняла, что надо отвлечься. Я зашла в соцсети. Иногда мне помогали публикации в группе о философии жизни. Ненадолго. Но все же.

Администратор группы Роберт часто публиковал забавные картинки, глубокомысленные размышления, видео и остроумные посты. Роберт увлекался цветоводством. Он выставлял фотографии самых разных цветов, писал об истории и легендах, связанных с ними, философском смысле названий и связи цветов с религиями.

В группу я вступила, когда рядом был Кирилл. Мы вместе мечтали о том, что у нас будут дети, много животных и дом с огромным садом. И вот тогда-то нам пригодятся рекомендации Роберта.

Теперь я понимала. Ничего из этого не сбудется. Никогда.

Думаю, что я продолжала следить за публикациями Роберта не только из-за того, что они интересные. Скорее потому, что когда-то мы читали их вместе с Кириллом. Для меня это самое важное.

Я открыла страницу группы. Последняя публикация – смешной ролик с пингвинами. Но он не помог. Настроение не улучшилось.

Оставались выходные последнего этапа нашего переводческого марафона. Мы могли работать в офисе или дома, кому как нравится. Но рядом с кроватью и кухней всегда трудней организоваться, поэтому в субботу мы собрались в офисе.

Бóльшая часть переводов была выполнена. Ларисе оставалось их отформатировать, систематизировать и в понедельник утром отправить заказчику. Гурин расцвел, преобразился и пообещал нам отгулы и премию. Он сиял и, энергично пробегая по коридору, командовал: «Убыстряемся!»

– Друзья, мы окончательно сроднимся, – сказал Морис, когда в одиннадцать утра мы пили традиционный кофе. – Я не против того, чтобы мы стали одной семьей, раз уж вместе теперь проводим выходные. А вы?

Кира рассмеялась:

– Ты делаешь нам коллективное предложение? – кокетливо спросила она, взглянув на Дениса, который что-то сосредоточенно набирал в телефоне.

Морис кивнул. Он не был женат и подходил Кире больше, чем Денис. Она точно нравилась Морису. Но это мое личное персональное мнение, а Кире ничего не докажешь. С Денисом Морис сравнения не выдерживал. Внешне он был неказистым. Невысокий, тщедушный, темноволосый, в очках, он напоминал французского художника откуда-нибудь с Монмартра. В холода Морис непременно носил шарф и берет. Конечно же, его коронным языком был французский. Сегодня Морис принарядился и благоухал дорогим одеколоном.

– Как здорово от тебя пахнет! – похвалила Кира.

Морис покраснел. Чашка в левой руке покачнулась (он был левшой), но быстро взял себя в руки и улыбнулся. Денис, наконец, оторвался от телефона:

– А где Никита? – спросил он. – Только его не хватает в нашей дружной компании.

– Он утром свою девушку встречал на вокзале, – сказала Зоя. – Наверное, задерживается. Сегодня вообще-то выходной.