— Убирайся из моего дома! — в гневе бросила Хельга, пятясь назад. Она сжала кулаки так, что побелели костяшки пальцев — Если хочешь вернуть брата, пусть весь мир скорбит по нему!

Женщина выбежала из столовой и вернулась в спальню. На пороге комнаты её нагнал Фенни и прошмыгнул в закрывающуюся дверь. Хельга села на кровать, которую уже успела застелить, и разрыдалась. Больной глаз жгло от слёз, но она не обращала на это внимания. В душе ей было куда больнее. Эта ссора была не худшей, но определённо самой неприятной. И отвратительнее всего было понимать, что Вальтер на самом деле имеет право на месть.

Фенни забрался на кровать, сминая одеяло, и уткнулся влажным носом в грудь хозяйки. Женщина обняла огромного волкособа, зарывшись в его пушистый чёрный мех. Ей стало чуть легче.

Хельга поняла, когда Вальтер закончил уборку на кухне и ушёл в гостевую спальню. Кое-как выгнав Фенни к брату, Хельга вышла из квартиры. В простом свитере и облегающих джинсах, с конским хвостом на голове она уже не выглядела, как доктор Локдоттир, а скорее как запуганная и забитая жена, сбегающая от мужа. Прихватив с собой сумочку и пальто, Хельга оделась только возле лифта. Ей не хотелось разговаривать с Вальтером сейчас. Она просто была не в состоянии для этого.

Выйдя из подъезда, женщина глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Брат не собирался её преследовать, хотя ей слышались шаги на лестничной площадке. Укорив себя за расшатанные нервы, Хельга достала из сумочки свой старый мобильный телефон. Хотя наступила эра сенсорных смартфонов, Хельге был привычнее её кнопочный друг-раскладушка. Набрав номер Барнабаса, женщина мысленно помолилась всем богам, чтобы он не думал сегодня выйти на работу и трудиться сверхурочно.

— У телефона, — послышалось вместо приветствия на том конце трубки после четырёх гудков. Голос Барнабаса приглушала льющаяся вода.

— Барни, это я, — произнесла Хельга самую очевидную вещь. — Ты можешь прийти в наше кафе? Хочу поговорить с тобой.

— Да, не вопрос, я как раз собирался на прогулку, — тут же отозвался Барнабас. Шум воды на том конце стих. Мужчина помедлил прежде, чем продолжить. — У тебя всё в порядке? Твой голос дрожит.

— Расскажу при встрече.

На этом разговор был окончен. Хельга отключила звонок, поставила мобильный на беззвучный режим и бросила его в сумочку. Она знала, что перезванивать Барнабас не станет, а тут же примчится в условленное место. Их любимым кафе была забегаловка в квартале от «Хельхейма». Туда-то Хельга и направилась как можно быстрее. Ждать, пока подъедет такси времени не было. Проще было идти пешком, несмотря на холод и расстояние, благо она знала короткий путь.

Спустя двадцать минут быстрой ходьбы, периодически срывающейся на бег, женщина была на месте. Забегаловка была невзрачной снаружи, но тёплая атмосфера внутри притягивала таких вечно усталых личностей, как доктора «Хельхейма». Кафе было ещё и баром по совместительству, работало с утра и до полуночи. Хозяевами была семейная чета, которая наняла дальних родственников для помощи, а заведение носило имя хозяйки. Одним словом — семейный бизнес. Один коронёр показал это место Барнабасу, а тот, в свою очередь, однажды пригласил туда Хельгу. Женщина остановилась под вывеской «У Нанны»*, чтобы перевести дыхание.

Приняв пристойный вид, Хельга зашла внутрь. Её тут же окружило тепло, запах жира и жареного мяса, а так же приторный аромат пирогов и кофе. Свет в кафе всегда был приглушён. Толи от того, что хозяева нарочно создавали такую атмосферу, толи потому, что лампы давно не протирались от жира и пыли. С дальнего столика, стоящего в углу, уже махал рукой Барнабас.

— Привет, — сказала Хельга, садясь за столик на против Барнабаса и стягивая пальто. Женщина любила это кафе ещё и за мягкие диванчики в виде подков с высокими спинками, которые окружали столы. А вот вешалок тут не было, поэтому сумочку и одежду ей пришлось положить рядом с собой.

Барнабас Андерссон сегодня был хорош, как никогда. Его тёмные короткие волосы с лёгкой сединой на висках были зачёсаны назад и прилизаны гелем. Лицо было гладко выбрито, он пах дорогим одеколоном. На нём был серый пуловер, из под которого небрежно торчали манжеты и ворот белой рубашки. Сегодня он был в очках в чёрной оправе. Мало кто знал про то, что у Барни лёгкая форма дальнозоркости, но он носил очки только для шарма - в них его тёмно-карие глаза казались больше. Хельга могла бы подумать, что после неё Барнабас пойдёт на свидание.

— Давай сразу к делу, — отозвался мужчина. — Я заказал нам кофе, а пока его несут, я хочу знать, что произошло. Опять брат, да?

— Видимо, уже очевидно, что кроме Вальтера меня ничто не может покоробить.

— Что верно, то верно, — признался Барни. — После его визитов ты месяцами ходишь, как в воду опущенная. И ты плакала, я это вижу по твоим глазам.

— Да, день начался с неприятного разговора, — призналась Хельга, потирая глаза, словно от этого они могли стать менее красными. — Но я сама виновата.

— Не надо брать всю вину на себя, — напомнил Барнабас, мягко положив свою ладонь поверх её. — Твой брат тоже хорош. Откуда тебе знать, где его близнец и почему он не возвращается домой. Родственников не выбирают, но твоему брату явно нужен хороший психоаналитик. А тебе проблем и на работе хватает.

— Не заморачивайся моими проблемами, — отмахнулась Хельга свободной рукой. Сжав ладонь Барнабаса, она произнесла то, что терзало её. — А ты веришь…

Вопрос прервал официант, принёсший напитки. Барнабас заказал им по большой порции Айриш-кофе, который они пили после особо тяжёлых, но прибыльных рабочих дней. Напитки принесли в пивных кружках, очевидно, выбрав самые чистые для постоянных клиентов.

— Во что верю? — переспросил Барни, когда официант ушёл. Он отпустил руку женщины, чтобы она могла взять свой кофе.

Хельга сжала свою кружку в руках, чтобы возместить потерянное тепло. В её голове вертелись тысячи вопросов. Она хотела знать, верит ли друг в жизнь и смерть, а так же в жизнь после смерти. Верит ли он в Вальгаллу, Хельхейм и старых богов. Нравится ли ему Мидгард, или он считает, что Рагнарёк уже близок. Но вместо этого она спросила:

— Веришь ли ты в любовь?

— Дорогая, я слишком стар для таких слов, — рассмеялся Барнабас, утирая сливочную пену с губ после первых глотков ароматного напитка. — Любовь — это что-то для молодых и наивных, а я давно не подросток.

— Наверное ты прав, — Хельга отпила кофе и почувствовала остроту виски на языке. Бариста не поскупился. — Но есть же любовь к близким, к работе. К жизни, в конце концов.

— Знаешь, мы ещё никогда не затрагивали такие личные темы, — произнёс Барнабас и вздохнул. — Если говорить по-честному, меня удивляют твои отношения с братом. Да, вы ссоритесь, но каждый раз прощаете друг друга и снова сходитесь, до новой ссоры. Мои родители давно умерли, а братьев и сестёр раскидало по миру. Моими самыми близкими существами являются коты-сфинксы, которых я обожаю и балую. Но, месяц назад умер котёнок, которого я недавно взял к себе. Я не говорил, он выпрыгнул из окна, пока меня не было в комнате и разбился. И вот, когда я ничего не почувствовал, кроме необходимости устроить его телу «утилизацию», то понял — я выгорел. Меня мало что интересует в последнее время. Секс, еда, путешествия — я могу всё это купить, но не получаю удовольствия от жизни как раньше. Другое дело работа, которая стала смыслом и предназначением. Уходить я не собираюсь, даже если умру на рабочем месте. Мне нравится то, что я делаю, и деньги, которые я получаю, пусть и в ущерб психического благополучия. А семья, любовники — это глупости. Я уже насмотрелся на умерших насильственной смертью детей, женщин и мужчин. Их убивали самые близкие, и такого мне не надо. И, если честно, я не один такой. Многие на работе думают так же. В конце концов «Хельхейм» есть «Хельхейм». Ты не зря дала своему центру название в честь обители богини смерти. И ты, как наша Хель, строгая, но справедливая начальница над армией мертвецов. И покинем мы это место только в Рагнарёк, — Барнабас хохотнул, а затем стал серьёзен, заметив выражение лица женщины. — Прости, я болтаю тут глупости, а ты в это время думаешь о брате. Не принимай близко к сердцу чужие печали.