Не скоро они нашли исток реки, но увидев его — ужаснулись. Волк, огромный, как гора, лежал на земле, связанный путами, практически невидимыми для глаза. Жёлтые очи его светились, как две луны. В пасти исполинского волка торчал меч, вонзившийся в его нёбо, и изо рта, что давно не закрывался, рекой текла слюна.
«Мы пришли с миром, брат, — прошептала женщина, простирая руки к чудовищу. — Мы поможем тебе».
Волк лишь глухо заворчал в ответ, ибо больше ничего не мог произнести. За годы плена язык его онемел, и он забыл человеческую речь.
«Сын моего отца, мой единокровный брат, позволь мне освободить тебя», — мужчина с благоговейным трепетом подошёл к самой пасти исполинского волка.
Он взял свой кинжал и сделал глубокий надрез на языке волка, чтобы пустить кровь. Затем сделал порез и на своей руке. Смешав две крови на лезвии кинжала, мужчина начертил руны «Кано», «Хагалаз» и «Соулу»* на гарде меча. Убрав кинжал, он схватился за рукоять орудия и потянул. Меч поддался не сразу, с трудом покидая ложе в пасти огромного волка, но в итоге оказался в руках мужчины. Сверкающий клинок, пропитанный слюной и кровью великого Фенрира, и усиленный магией рун.
С сияющим мечом Вали забрался на шею волка-гиганта. Цепь, опутывающая Фенрира, уходила глубоко в землю, туда, где был закопан камень с выдолбленной серединой, к которому асы привязали её свободный конец. И там, где путы были натянуты туже всего, мужчина опустил меч вниз. Звякнул Глейпнир*, распавшись на две части. Поднялся на ноги Фенрир, стряхнув с себя ненавистные цепи, а заодно и своего спасителя, и завыл в небеса от боли и злобы.
Но отомстить богам, пленившим его, он не мог, ибо не было прежней силы в огромном теле. Второй кусок Глейпнира остался на нём, обвивая его шею как ожерелье. Волк чувствовал, как сжимаются его члены, чтобы соответствовать жалкому внутреннему состоянию.
«Придёт Рагнарёк, и ты сам сможешь разорвать этот ошейник», — пообещал Вали, забирая себе меч, который теперь был не просто оружием, а носителем магической силы.
«А теперь бежим, нас ждёт Мидгард», — прошептала Хель, которая всё это время с тревогой наблюдала за лесом. Их никто не должен был видеть.
Хельга проснулась и резко села на кровати с именами братьев на устах. Готовая мчаться, сама не зная куда, она хотела вскочить с кровати, но запуталась в комке одеяла. В этот же момент, словно почуяв неладное, в спальню вбежал Вальтер. Хельга хотела отчитать его за то, что он вломился без стука, ведь она была в одной тонкой ночной сорочке. Однако Вальтер не дал ей сказать и слова. Сев рядом на край белоснежного матраса, мужчина прижал сестру к себе.
Хельга была старше него, но в этот момент почувствовала себя маленькой девочкой. Она положила голову на его широкое плечо, наплевав на то, что почти не одета. Объятия Вальтера были крепкими и успокаивающими, и она снова забыла, что злилась на него. Очень много дней её никто не обнимал, и Хельга признала самой себе, как истосковалась по человеческому теплу.
— Всем нам снятся плохие сны, не переживай, — с улыбкой сказал Вальтер, мягко отстраняя её. — Приходи в себя и быстрее одевайся, соня. Завтрак уже на столе.
В комнате Хельги было темно, она всегда закрывала жалюзи на окне перед сном. Женщина недоуменно посмотрела на часы, которые стояли на прикроватной тумбочке. Обе стрелки часов смотрели строго наверх. Выгнав брата из спальни, Хельга решила, что умоется после завтрака. Сходив в уборную, женщина накинула чистый шёлковый халат в пол и вышла в столовую.
Вальтер не обманул, завтрак действительно ждал её на столе. Кое-что пришлось разогреть в микроволновке, но в целом пища была превосходна. Омлет из двух яиц с зеленью и грибами, кофе с молоком и без сахара, как любила Хельга, и два тоста с черничным джемом. Вальтер умел готовить и любил это делать. Хельга даже заметила в меню то, чего уж точно не могло быть у неё дома. Она никогда не покупала себе такие быстропортящиеся продукты, как молоко или грибы. Судя по всему мужчина сходил в магазин, когда выгуливал Фенни, ибо пёс на улицу не просился, а мирно дремал в гостиной, нежась в лучах осеннего солнца.
Сам Вальтер выглядел и чувствовал себя куда лучше, чем вчера вечером. Он был в добром расположении духа, и пока Хельга ела, он стоял, прислонившись к стене у панорамного окна, и попивал свой чёрный кофе. Рыжие волосы брата были умильно растрёпаны и сверкали медью в лучах осеннего солнца.
— А когда-то ты был очень смирным мальчиком, — осторожно произнесла Хельга, доедая свой завтрак. С опаской она продолжила разговор, начатый за ужином, который не давал ей покоя. — Помнится, Норман вел себя гораздо хуже.
— Произошедшие события изменили нас, — отозвался Вальтер со смешком. Хельга его едва расслышала, ибо он говорил почти не отрываясь от напитка. — Теперь мой брат скромен и молчалив, а я безумец.
— Ты осуждаешь меня за то, что я отказываюсь помочь? — поинтересовалась женщина, косясь на брата.
— Если честно, меня бесит не сам факт бездействия, а причина, по которой ты отказываешься, — мягкий непринуждённый тон брата стал жёстким. — По твоим собственным словам, когда-то ты дала слабину и приблизила Рагнарёк. Но тогда никто не знал о пророчестве, кроме Мимира и Одина…
— Всё верно, Бальдр покорил моё сердце, стоило мне раз увидеть его, — Хельга впервые за долгое время произнесла это имя. — Я любила его не как человека, а как воплощение жизни и света. Когда наш отец убил его, я хотела сохранить этот свет в своих владениях.
— И наш отец очень удачно предложил тебе заключить сделку, — отозвался Вальтер. Неожиданно он оказался рядом с Хельгой, нависнув над ней, как судья над обвиняемым. — Он предложил тебе задержать Бальдра у себя, и ты с радостью согласилась. И когда за Бальдром пришли, ты не воспользовалась шансом его отпустить, а придумала этот глупый обряд, мол каждый должен его оплакать, чтобы вернуть в мир живых. И в этот момент ты прекрасно осознавала, что отец вмешается. Это был сговор, в результате которого ты получила Бальдра Прекрасного, как хотела, а наш отец получил бессмертие, как хотел.
— Я не отрицаю этого, — Хельга почувствовала себя той юной девой, на которую возложили непосильную ношу — править миром мёртвых. — Он грел мою душу, и желание оставить Бальдра в Хельхейме было эгоистичным. Я была малодушна, но наступления Рагнарёка я не жажду!
— Отец тоже его не хотел, — голос мужчины стал глухим и устрашающим. — Он просто не знал о том, что в день Рагнарёка станет на сторону зла! И если вспомнить пророчество, ты тоже там будешь, ведя армию мертвецов на бой!
— Вот тогда-то и воскреснет Норман, в день Рагнарёка и не раньше! — женщина пыталась противостоять Вальтеру, но он начинал пугать её. — Так будет правильно.
Стукнув чашкой по столу и расплескав часть её содержимого, Вальтер вдруг словно с цепи сорвался:
— Наш отец, ведомый первородным хаосом, что кипел в его крови, совершал деяния, мотивы которых были ясны ему одному. И этот хаос он передал нам со своим семенем! Но мы не должны были пострадать от этого! Мой брат должен был умереть в бою и попасть в Вальгаллу, однако он пленник Хельхейма, потому что меня превратили в волка и заставили перегрызть ему горло! Худшая из участей стать мерзким братоубийцей! Моя мать страдает рядом с отцом, а хотела ли она так провести вечность?! А разве Фенрир и Йормунганд заслужили всеобщее презрение и своё заточение, только потому, что судьба уготовила им роль разрушителей миров?! Как и ты, прекраснейшая из богинь, не заслужила быть изгнанной в мир холода и тьмы! Я отомщу всем богам, которые совершили это с нами, и Одину, который закрыл свой единственный глаз на происходящее! Я посвящу свою войну Локи и настанет Рагнарёк, который станет самым великим актом любви и очищения!
Хельга не на шутку испугалась. Таким она видела Вальтера впервые. Перед ней был не человек, а зверь, в его облике. Глаза его сверкали, как у наркомана, но Вальтер не был под кайфом, в его крови бурлил адреналин. Женщина вскочила на ноги, откинув стул на пол и оказалась как можно дальше от брата.
