Краем здорового глаза Хель продолжала следить за Сигюн, уж больно занятным было поведение богини. Мать Вали и Нарви обращалась с копьём так, будто родилась с оружием в руках. Сцена стала ещё интереснее, когда напротив Сигюн вдруг оказалась Идунн. Безусловно, Хель заметила много женщин на поле боя — здесь присутствовали все богини и даже валькирии, но всё равно увидеть Идунн казалось чем-то неправильным. Богиня жалась, неловко прикрываясь щитом и выставляя вперёд короткий меч, больше напоминающий крупный кинжал. На какое-то время Идунн и Сигюн замерли друг напротив друга в молчании. Сперва могло показаться, будто мёртвая богиня признала давнюю подругу, но эта заминка была лишь временной. С диким криком Сигюн бросилась на противницу. Ей понадобилось всего четыре выпада, чтобы пробить защиту Идунн и попасть в цель.
Идунн растерянно посмотрела на рану в своей груди, словно не могла поверить в произошедшее. Сигюн же просто вырвала наконечник копья из её плоти, расширив рану, выпуская на волю алую кровь, и пошла дальше сеять смерть и разрушения. Асгардка упала на землю и Хель натяжно рассмеялась. За всю свою жизнь только Идунн ничего плохого не сделала Локи и его детям, поэтому богине смерти было даже жаль её.
Тюр подтянулся на руках и выбрался на сушу, припав к тёплой земле. Надсадный кашель душил его. У однорукого было впечатление, что сейчас он выхаркает свои лёгкие. Вода принесла его на берег, но она же и убила. Яд Йормунганда проник в каждую клеточку тела, Тюр ощущал это всем своим естеством. Тем не менее, сдаваться он не планировал, всё ещё надеясь перед смертью сразиться и положить несколько вражеских воинов. Если, конечно, огонь сыновей Муспеля не сожжёт его раньше.
Вытянув один уцелевший топор из-за пояса, Тюр хотел встать на ноги, но тут увидел перед своим лицом синюшную костлявую конечность. Подняв взгляд выше, воин разглядел хозяйку столь соблазнительной ножки. Хель стояла перед ним во всём своём великолепии, такая же ужасная и прекрасная, какой она показала себя в тронной зале Одина. Подле госпожи мёртвых, скребя когтями землю, переминался страж Хельхейма — пёс Гарм, сводный брат Фенрира. Четырёхглазый монстр рычал до хрипоты и готов был разорвать Тюра на куски по одному приказу своей хозяйки.
— Тюр, какая неожиданная встреча, — рассмеялась Хель. — Ты неважно выглядишь.
— Уйди прочь, царица подземелий, — хрипло пробасил Тюр. Он был бы и рад замахнуться топором и покончить с дочерью Локи, но понял, что не может пошевелиться от слабости.
— Ты болен, Тюр. Яд Йормунганда парализовал тебя, — ласково, будто утешая ребёнка, произнесла богиня смерти. — Ничего не бойся.
— Я и так не боюсь, — рявкнул Тюр, с трудом перемещая взгляд между Хель и её питомцем. Перед глазами всё плыло. — Проклятая девка, ты мешаешь мне.
Тюр предпринял ещё одну попытку встать, но сплоховал и упал на колени. Богиня специально задерживала его, а время его было на исходе.
— Тебе повезло, что здесь оказалась я, — продолжала ворковать Хель, наклонив голову на бок. — Я милостивая госпожа и смогу облегчить твои страдания.
Хель обернулась к Гарму и цокнула языком, как порой делают люди, подзывая лошадь. Восприняв этот звук, как приказ, четырёхглазый монстр тут же бросился в атаку. Напрасно обессиленный асгардец пытался защититься топором. Гарм вцепился ему в локоть здоровой руки и разгрыз сустав как кусок сахара. Тюр застонал от острой боли. Прежде, чем Гарм атаковал его беззащитное горло, однорукий сын Одина успел пожалеть всего о двух вещах: он не уберёг Форсети и не извинился перед Фенриром.
Хель с лёгкостью променяла свои ножи на добротный топор Тюра. Вытащив оружие из мёртвой хватки аса, богиня смерти взвесила его на руке. В её хрупкой ладони топор смотрелся ещё внушительнее. Отличный реквизит для второй части дансе макабр.
«Какая ирония, — подумала женщина, — с тех пор, как меч Тюра застрял в пасти Фенрира, тот предпочитал топоры».
Оставив пса пировать на останках Тюра, Хель вернулась на поле боя. Пока богиня отвлеклась на однорукого, она даже не заметила, как сыновья Муспеля пошли в активную атаку. На равнине Вигридр стало очень жарко. Снег и лёд таяли, воздух наполнился влажным туманом. В этой белёсой пелене Хель потеряла своих союзников и с трудом могла видеть противников. На поле боя остались лишь безликие мертвецы из Хельхейма и Вальгаллы.
Внезапно прямо перед богиней смерти возникла валькирия, заставив её отпрыгнуть в сторону. Суровая дева в сияющем доспехе смотрела на Хель сверху вниз, и взгляд её был полон презрения. Валькирия, облачённая в серебристый доспех, сидела на белоснежном коне без седла и поводьев, а жеребец придерживал свою всадницу сложенными крыльями, растущими из его спины.
— Прочь с дороги, — прошипела Хель, не сдерживая свой гнев. — Или я убью тебя!
— Она не подчинится тебе, дочь Локи, даже если ты убьёшь её — раздался над полем брани властный женский голос, спокойный, но одновременно наполненный скрытой угрозой. — Я бросаю тебе вызов!
Хель с интересом посмотрела на ту безумную, что её окликнула. Из тумана, размеренным и чинным шагом вышла Фригг.
Солнце и Луна приятно грели волчье нутро, отдавая последние крупицы своего тепла. Фенрир находил это сражение забавной игрой из которой он, непременно, должен выйти победителем. Волк петлял, уворачиваясь от стрел и копий, но ни одно из орудий, которые изредка находили цель, не могли проткнуть его жёсткую шкуру. Атаки эйнхериев и асов были ему нипочём, зверь раскидывал и ломал их, как непослушный ребёнок свои игрушки. Особенно Фенрира развлекало убивать асгардских жён. Вышедшие на тропу войны девы были хорошо подготовлены, но всё же куда слабее мужчин, даже если атаковали все вместе. Под лапами Волка пали и богиня ума Вер, и покровительница дев Гевьон, и золотоволосая Сив, жена Тора, убийство которой принесло ему особое удовлетворение. Одно лишь не нравилось Волку — до Одина было не добраться. Слишком уж сильно его охраняли, будто старик сам не мог постоять за себя. Хорошо ещё, что Тор-Громовержец сражался где-то в стороне. Давать ему отпор ни у Фенрира, ни у Локи не было никакого желания.
Локи сидел у сына на загривке, крепко держась за взмокшую от пота шерсть, чувствуя себя при этом в полной безопасности. Бешеная скачка заметно его развеселила, а уж наблюдение за славной гибелью бывших любовниц и вовсе привела в восторг. Как и Фенрир, Локи алкал крови. В Мидгарде трикстер почерпнул из лексикона Хель поговорку «делу — время, потехе — час», а это значило, что хоть наблюдать за битвой со стороны и было весело, она требовала его личного вмешательства. Фенрир уже нацелился на Одина, и пожирание Всеотца было лишь делом времени. Локи ловко соскользнул со спины гиганта, воспользовавшись его широко поставленной передней лапой как горкой. Встреча с Одноглазым откладывалась на никогда.
Выхватив первое попавшееся оружие из рук павшего эйнхерия, а это оказалась добротно сделанная двусторонняя секира, Локи бросился в бой. Он вошёл в самую гущу событий. Отливающее медью лезвие очень скоро покрылось кровью. Пришло время доказать, что он не баба и не мужеложец, как любил называть его Тор. Сражаться трикстер умел, хоть и не любил. Даже во время тренировок перед концом света он больше отлынивал и наставлял своих сыновей, чем практиковался сам. Стезёй Локи всегда были мозги, а мускулами природа его не наделила. Руки трикстера очень быстро заболели и налились тяжестью, но бросить оружие он уже не мог.
Фенрир никак не мог подобраться к Одину. Казалось бы — вот он, хватай да глотай, но Слейпнир, верный своему седоку, каждый раз уносил его подальше от зубов Волка. Меч Одина уже несколько раз полоснул по морде Фенрира, что страшно его злило. Облизнув сухим языком кровь с носа, Волк завыл, словно призывая помощь всего мироздания, дабы она помогла ему свершить предсказанное много лет назад. Однако помощь пришла откуда не ждали.