«Много лет я, будучи пленником Хельхейма, покорный твоей воле, готовил мертвецов к последней битве. Когда ты ушла, я временно стал правителем царства мёртвых. И даже когда ты падёшь, в праве ли я буду переметнутся на другую сторону, где все мои друзья, сын, отец и мать? Да и если я приду на сторону Асгарда, что будет с женой моей?»

Хель ожидала подобного ответа. Разумеется Бальдр, как и все, думал прежде всего о тех, кто ему дорог. Богиня смерти не помедлила с ответом:

«Нанну я освобожу тоже. Освобожу полностью вас обоих. Вы снова будете дышать, снова сможете полюбить свет. Так я освободила Нарви, сейчас он в Мидгарде вместе с близнецом. Отпечаток Хельхейма на нём сильнее, ибо раны, которые принесли ему смерть, были слишком велики. Но отравленный шип омелы можно выдернуть, а разорвавшееся от горя сердце — срастить. Нет ничего проще».

«А если все умрут, зачем нам такая жизнь?» — Бальдр задавал правильные вопросы.

«А если все умрут, тогда решать тебе. Я уже не та девочка, которая считает, будто чужую любовь можно заполучить, удерживая кого-то подле себя».

«Мне очень жаль, что в юности я был так глуп, — признание Бальдра было весьма неожиданным. — Ты, царица смерти, была одной из многих женщин, которых покорила моя красота, и которые решили, будто я испытываю к ним расположение только потому, что я улыбался им. Мне стоило быть сдержаннее. Ты же понимаешь, что я никогда не стал бы твоим, если бы Локи не подстроил мою смерть?»

Эти слова звучали так искренне и так самонадеянно, что богиня рассмеялась. Хель вскочила в свою колесницу и схватила за поводья и голос её эхом отразился вокруг: «Но ты же понимаешь, что сейчас я бы никогда не выбрала тебя себе в мужья?»

Хель стегнула лошадей и умчалась вдаль, будто и не было её. Бальдр долго смотрел ей вслед, надеясь разглядеть хоть силуэт, но было тщетно. Лишь задорный смех Хель ещё колыхался в воздухе. Однако, не смотря на эту финальную насмешку, богиня смерти дала своё обещание. В этот раз она поступила не по чужой воле, а по своей собственной, и почувствовала себя по-настоящему свободной.

Утром Хель долго сидела на кровати в полудрёме. Бледный свет наполнял комнату. Женщина лениво посмотрела на платье, висящее на мониторе компьютера на рабочем столе, на раскиданные по полу сапоги, на электронные часы на стене, что лениво мигали зелёными цифрами, показывая полдень. В душе её не всколыхнулась ни одна педантичная частица. Женщина не подорвалась с кровати, чтобы убрать весь этот беспорядок, а продолжала сидеть в коконе из одеяла, вспоминая, сколько тайн она раскрыла прежде, чем уснуть. Хель оставалось надеяться лишь на то, что Йормунганд, её всевидящий брат, не выдаст этого никому. Встреча с Бальдром должна была остаться в секрете. Мысленно обратившись с просьбой к Мировому Змею и понадеявшись на его благоразумие, Хель вылезла из кровати.

Одевшись и приведя комнату в порядок, богиня отправилась на поиски братьев и отца. «Хельхейм» в отсутствие Фенрира был слишком большим для их маленькой семьи. Каждый шаг Хель отдавался эхом по полупустым коридорам. Спустившись на этаж ниже, в столовую для мед персонала, женщина обнаружила братьев и отца. Они как раз заканчивали завтрак, в центре стола стояла большая тарелка с горой дымящихся вафель, а каждый из мужчин пил чай или кофе.

— Ты голодна? — вместо приветствия спросил Вали, будто с надеждой. Его забота порой умиляла Хель. — Могу сделать тебе омлет на скорую руку.

— Не утруждайся, — ответила женщина, беря стул и подсаживаясь к родне. — Но я не откажусь от чашки крепкого кофе и этих восхитительных вафель.

— Будет сделано, — с улыбкой отозвался Вал и метнулся к кофе-машине.

— Как спалось? — спросил Локи с неопределённой улыбкой. Может она и была знаком доброго расположения, но Хель увидела в ней долю лукавства.

— Восхитительно, — отозвалась женщина, что было правдой. Она действительно хорошо спала. — Нет места лучше дома.

— А мы уже боялись, что ты не вернёшься, — хмыкнул Нарви. — До Рагнарёка остались считанные дни, трёхгодичная зима на исходе.

— Это миры на исходе, а не зима, — произнёс Локи, откинувшись на стуле. — Я прямо-таки счастлив, что всё это закончится.

— Я всем напоминаю, что мы договорились не говорить о Рагнарёке за обеденным столом, — напомнил Вали, подходя к Хель. В его руках была керамическая кружка, наполненная чёрным как смоль кофе, которую он поставил перед сестрой. — Это не зал заседаний.

— И то верно, надо нам хоть немного побыть просто семьёй, — поддержала брата Хель, а затем помрачнела. — Хотя у меня всё же есть вопрос, который стоит обсудить.

— Что же это за вопрос? — поинтересовался Локи, прихлёбывая свой чай и закусывая мягкой горячей вафлей.

— Скажи, отец, что значили последние слова Одина? — обратилась к нему богиня смерти, смотря прямо в глаза.

Локи хотел что-то сказать, но внезапно закашлялся. Он отставил чашку на стол и положил рядом недоеденный кусок. Вали хотел было помочь отцу, но тот отмахнулся.

— О чём ты? — спросил бог хриплым голосом, когда смог говорить.

— Что значит связь между тобой и Одноглазым, которая действует в обе стороны? — пояснила свои слова Хель. — Я не хотела слушать Одина, ибо не зря он зовёт себя Бёльверк и Хникар*. Но ты сказал, что обманешь других, но не меня. Не нас, твоих детей. Что за тайну вы с ним храните между собой?

— Надеюсь, все уверены, что хотят это слышать? — Локи обвёл присутствующих ожидающим взглядом.

— Не томи, — отозвался Нарви за всех. — Нам тошно думать, что какие-то тайны могут подрывать наше к тебе доверие.

Локи тяжело вздохнул, допил свой чай и отставил кружку. Экстренно дожевав вафлю и отряхнув руки от крошек, имитируя беззаботность, трикстер начал рассказ, заходя издалека:

— Когда-то давным давно, я был скитальцем. Слишком мелкий и умный для великанов, я никак не уживался в Йотунхейме. Для людей я был чересчур велик и опасен, а богов Асгарда, как и самой крепости, тогда не существовало. Зато существовал Один. По сути своей, такой же путешественник, как и я. Вот только если я был странником вынуждено, то Одноглазый, тогда и не одноглазый вовсе, просто ещё не решил, где бы ему осесть. И вот мы, два путешественника, встретились однажды и разделили поровну пищу и огонь. Это была ночь длинных и путанных разговоров. Сейчас я уже не вспомню, о чём мы тогда говорили, над чем смеялись, о чём спорили. Под утро, когда пришёл момент расставаться, Гримнир*, как он мне представился тогда, сказал, мол чувствует, что я ему как брат родной. Мне было интересно, что же он имеет ввиду. И когда путник предложил побрататься на крови, я согласился лишь из чистого интереса. На тот момент я не подозревал, что ничем хорошим для меня этот союз не обернётся.

Локи замолчал на время. Никто его не торопил. Трикстер всё глубже погружался в такие далёкие воспоминания. Речи его снова начинали путаться. Локи нервничал и это совсем не обнадёживало его детей.

— Тогда всё было по иному. И Иггдрассиль был куда меньше. Расставшись с Гримниром, я продолжил своё бесцельное путешествие по мирам. Но, теперь, по крайней мере, у меня было место, куда я мог вернуться. Он указал мне ту равнину, где скоро должна была вырасти крепость. И однажды, устав от бесконечного пути, я пришёл. Тогда Асгард уже наполнился асами и ванами, и я проник к ним и прижился, будто был там с самого начала. Одина моё пришествие обрадовало сверх меры, — трикстер посмотрел на дочь. — Ты была права, когда заявила Всеотцу, мол Локи и ты из одного теста слеплены. Так оно и есть. Мы оба в какой-то мере порождения Хаоса. Оба хитры и умны. И совершенно непонятно, отчего его считают светлым богом, а меня тёмным. И, признаться, после всего, что произошло, я чувствую себя полным дураком. Один обманул меня. Мы не просто побратались на крови, а в каком-то смысле стали единым целым. Как светлая и тёмная сторона луны. И наша связь лишь крепла с годами. Одноглазый не солгал, когда сказал, что наша связь работает в обе стороны. Мы знаем мысли друг друга, знаем чувства…