Локи рассмеялся и этот хриплый смех казался жутким в тихой пещере. Вали ничего не ответил на это. Он остановился в пяти шагах от ложа отца и пока не планировал подходить ближе. Нарви обошёл брата, заглянул ему в лицо и всё понял.
— Тогда позволь нам освободить тебя, — Нар подошёл ближе к месту заточения отца и вытащил из-за спины меч.
Блеснул в полумраке меч Рунблад, клинок которого был зачарован рунами, смочен кровью и слюной Фенрира-волка, кровью Тюра и Фрейра. Нарви навис над отцом и занёс меч. Но он разрубил не путы, связывающие Локи. Голова змеи упала в пустую чашу Сигюн, а она даже не вздрогнула. Мёртвая змея трепыхалась, разбрызгивая кругом свою кровь, которая не была такой ядовитой, как её слюна. Нарви приставил остриё меча к сталактиту и позволил трупу змеи скатиться по нему, а затем перебросил его на землю. Змея оставила кровавый след на блестящем лезвии.
Нарви посмотрел на отца и встретился с его ожидающим взглядом. Локи молчал, он прикрыл глаза, словно отдавал свою жизнь в руки сына. Мечник занёс своё орудие снова и принялся рубить путы. От своих собственных кишок он избавлял Локи. Кишки разрывались с треском, как туго натянутые канаты, и очень скоро отец был свободен.
Преодолев все свои сомнения, Вали поспешил к отцу, чтобы помочь ему встать. Всё время, пока Нарви освобождал Локи, Вал смотрел на мать. Сигюн не сдвинулась с места ни разу, она всё так же держала чашу на весу, словно не видя, что никакой змеи уже нет, а её супруг свободен.
Используя собственную силу, ту, что ещё была в нём, Вали разорвал магическую вязь. Источник силы, идущий от древа жизни в тело Локи иссяк. Очень скоро тьма отступит и всё вернётся на круги своя, если это возможно в преддверие конца света. Вали подал отцу руки. Локи с благодарностью принял этот жест. Холодная кожа трикстера коснулась кожи его сына, которая пылала от внутреннего жара. Нарви подоспел на помощь и подхватил отца, хотя тот уверенно стоял на ногах. Нар отвёл его в сторону, на каменную насыпь, подальше от проклятого алтаря, чтобы отец мог сесть и одеться.
Сигюн продолжала смотреть вперёд остекленевшим взглядом. Даже когда Вали обошёл пустые булыжники со стороны и встал подле богини.
— Ну же, идём с нами, мама, — мягко произнёс Вал, беря женщину под локоть. — Идём, с нами ты, наконец, будешь в безопасности.
— Нет, нет, я должна быть здесь, с любимым мужем, я должна охранять его от этой змеи, — Сигюн бормотала эти слова как мантру, словно в них был смысл её жизни.
— Мама, прошу тебя, идём, — Вали настойчиво потянул её за собой.
— Нет! — завизжала Сигюн и заплакала. Из её полуслепых глаз потекли слёзы таким мощным потоком, что сын испугался.
— Оставь её, Вали, — сказал Нарви, кладя руки на плечи брата и мягко отводя его от матери. Вал вздрогнул, он даже не слышал, как брат подошёл к нему. — Она всё равно что мертва. Но в отличие от меня её не воскресишь.
— Я буду жить, — продолжила причитать Сигюн. — Я должна быть здесь, со своим любимым Локи. Я должна защищать его от яда. Я должна… должна… должна…
Её слова сливались в бормотание. Она действительно не видела ни пустых камней, ни своих сыновей, ни мужа, что уже сидел на каменной осыпи, далеко от места своего заточения. Локи, словно он не был причастен к развернувшейся драме, чинно натягивал на себя чёрную термоодежду, подолгу вертя в руках каждую вещь.
— Мама, неужели ты не видишь, что мы освободили отца? — спросил Вали жалобно, не желая терять надежду. — Мама, ты забыла нас? Я твой сын, Вали, тот, который убежал волком от этого места, а теперь вернулся. А вот Нарви, живой и невредимый. Мама, идём, я прошу тебя…
Но Сигюн не слышала сына. Она продолжала бормотать несвязный бред, держа чашу в вытянутых руках, в которой лежала отрубленная змеиная голова в луже собственной крови.
— Сын мой, я боюсь нам придётся оставить её здесь, — до Вали донёсся голос Локи, и он вздрогнул снова. В тишине пещеры это голос был так хорошо слышен, не смотря на расстояние. — Её нет с нами. Она где-то во тьме Нифльхейма, и блуждает там уже давно. И призвать её оттуда нет шансов. Я уже пытался.
Вали стиснул зубы. Он не мог поверить в это. Когда он пришёл в эту пещеру, чтобы нанести магические руны и забрать тело брата, он не говорил ни с кем, оставив без внимания отца и мать. Он вспомнил её добрый, но безучастный взгляд. Сигюн уже тогда начала сходить с ума, а Вали даже не обмолвился с ней словечком.
— Нет, ну не может этого быть, — Вал был в отчаяние и потряс женщину за плечи. — Мама, мама, прошу, услышь меня!
Чаша выпала из рук Сигюн и с треском разбилась о камни, разбрасывая вокруг окровавленные черепки. На какое-то время в пещере воцарилась невероятная тишина. Сигюн смотрела на черепки и на голову змеи у своих босых ног. Вали, затая дыхание, ждал, что вот-вот его мать очнётся и поймёт, что змея мертва, а камни пусты. Тишина была нарушена нечеловеческим воплем Сигюн, который мог бы вызвать новый обвал камней. Она видела только разбитую чашу. Женщина кинулась на камни, где ещё недавно лежал Локи, и затихла.
Вали отшатнулся и упёрся спиной в свод пещеры. Нарви, ошеломлённый не меньше брата, подошёл к матери и перевернул её. Сигюн не подавала признаков жизни.
— Быть того не может, — прошептал Нарви, оборачиваясь на брата. — Мертва.
— Нам пора уходить, — обречённо сказал Вали бесцветным голосом. Он направился к выходу, держась за каменные стены пещеры и более не смотря на мать.
— Вали, Нарви, дети мои, — произнёс Локи, когда сыновья подошли к нему. — Поверьте, умереть здесь для вашей матери было лучшим исходом. Даже будь она в своём рассудке, она не дала бы вам двигаться дальше. Даже мысль о том, чтобы устроить Рагнарёк для неё была ужасной. Она стала бы отговаривать вас от этой идеи, но мы-то с вами знаем, что Рагнарёк нужен миру так же, как и нам.
Хрипота делала голос Локи вкрадчивым и тихим, как у любовника, который говорит со своей женщиной ночью, прежде, чем возлечь с ней в кровать. Этот голос завораживал и заставлял подчиниться. Слушая отца, Вали молчал, но всё запоминал. Что-то в словах трикстера ему совершенно не нравилось.
Не смотря на желание побыстрее уйти, Вали долго сидел на каменной насыпи, думая обо всём произошедшем. Нарви занимался похоронами матери. Он обмыл её водой, которую взял с собой брат, переодел в чистую одежду, расчесал пальцами волосы, как мог, и возложил на три камня, где ещё недавно лежал Локи. Сигюн казалась умиротворённой, как бывало дома, когда она засыпала на скамье за шитьём, а сыновья находили её по утру. Нарви хорошо помнил, как вместе с братом ходил за водой и разводил огонь в камельке, давая матери возможность поспать подольше.
Локи с интересом наблюдал за сыновьями. На его лице не было ни сочувствия, ни боли утраты. Он просто наслаждался всем происходящим, воспринимая смерть жены как часть собственной жизни. Поймав выражение любопытства на лице отца, Вали не выдержал. Мужчина встал с каменной насыпи и выбрал для себя ровно место. На этом месте он начал чертить круг собственной кровью, порезав подушечки пальцев об острые камни.
— Что ты делаешь? — спросил Нарви, приближаясь к брату.
— Я делаю арку, — сквозь стиснутые зубы ответил Вали. — Так что отойди и не мешай.
Нар подсел к отцу, который наблюдал за действиями сына с интересом мальчишки. Локи, разумеется, не мог знать, что «арка» — это заклинание перемещения, которым пользовался его сын. Давным давно Вали сочинил его, чтобы попасть в Мидгард, и собирался применить его снова.
Начертив ровный круг, Вали начал выводить внутри него рунные символы один за другим. «Анзус», «Райдо», «Кано», «Хагалаз». Раз за разом, по кругу, делая лишь небольшие отступы между последней и первой руной.
— Силой Локи, я пролагаю себе путь, осветив его огнём и уничтожив все препятствия, — шептал Вали, как безумец, тратя свою кровь на рунные рисунки.
Когда круг был закончен, Вал встал внутри круга. Нарви и Локи молча присоединились к нему. Слова не могли разрушить заклинание, но это была минута молчания. Больше в эту пещеру никто не вернётся. Теперь это была могила Сигюн — добрейшей из богинь.
