— Почти не готова. Один Всеотец спит, а светлые миры почти лишены жизни. Мы остались в Мидгарде надеясь всё исправить, но зная вас — надежды почти нет. А ты знаешь, зачем нужен Рагнарёк? Ты знаешь, что эта последняя битва и мы все умрём в ней?

— Рагнарёк просто нужен. Это то, чего нельзя миновать. Я просто его приближаю. Это вынужденная необходимость. К тому же, я не хочу жить в этом мире, он опротивел мне уже давно…

В коридоре раздался шум. Тиберт и Норман вернулись. Фенни заворчал, словно ругая их за задержку, Норм заговорил с ним. Тиберт прошёл в комнату и остановился на пороге, поставив чуть в стороне свой чемодан. Мужчина ничего не сказал, словно лишь по взгляду племянника понял, что вмешиваться не стоит. Тиберт вернулся в прихожую и велел Норману «выметаться». Раздались шаги, хлопнула входная дверь и в доме снова стало тихо.

— Продолжай, пожалуйста, — практически взмолился Флориан. — Я хочу знать всё, что у тебя на уме.

— Ты просишь слишком много, — грустно усмехнулся Вальтер. — Вы считаете Рагнарёк высшим злом, я же считаю его избавлением. Иггдрасиль прогнил ещё до моего вмешательства. Это я понял, когда только прибыл в Мидгард. Многое из того, что мы считали недостойным и порочным — здесь уже было нормой жизни. И с годами всё становится только хуже. Единственный шанс всё спасти — сжечь то, что есть, до тла, уничтожить миры, загубить Иггдрасиль и ввергнуть всё в первородную тьму. Тогда может быть, мир переродится в нечто лучшее, чем есть сейчас.

— А как на это смотрят Норман и Хельга? — эти слова были едва слышны. Флор думал, что Вальтер даже не разберёт его бормотания.

— Хельга смертельно устала. Ежедневно через её руки проходят мертвецы, и большая их часть — умершие не от старости. Она видит много боли и много скорби в глазах живых, старается отстраниться от неё, но вернуться в настоящий Хельхейм для неё ещё хуже. Здесь она хотя бы не отличается от живых людей, от неё никто не отворачивается, как было в Асгарде и её не боятся, — Вальтер отвернулся и упёрся взглядом в пустую стену. — Норман и вовсе видел смерть. Ему уже не страшно и не больно, а последнюю битву он ждёт как маленький ребёнок свой новогодний подарок. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю. Ты судья.

— Я юрист, — произнёс Флориан и задумался. Вальтер был прав. За свою карьеру Флор повидал многое из того, чего предпочёл не видеть. Он устал от жизни в Мидгарде именно из-за людей и той тьмы, что он часто видел в их сердцах.

— Юрист ты или кто, но я по глазам вижу — ты меня понял, — слова Вала прозвучали как непогрешимая истина, но затем он, как ни в чём ни бывало спросил: — Кому-нибудь собираешься рассказывать то, о чём мы беседовали?

— Я буду хранить эту тайну до самого Рагнарёка, если ты ответишь на мой последний вопрос, — отозвался Флориан, которому уже нестерпимо хотелось закончить эту беседу. — Расскажи всё, что знаешь про моего отца, начиная с момента, когда Локи замыслил его убийство.

— Что ж, вот мы и подошли к завершающему акту, — улыбка снова искривила губы Вальтера. — Предупреждаю: ответ может разочаровать тебя, ведь всё не так просто. Сомневаюсь, что Локи долго думал перед тем, как сделать вообще что-либо. А может всё было наоборот? Может ненависть зрела в нём годами? Локи был подобен первородному хаосу. Я никогда до конца не мог понять своего отца, и это меня в нём восхищало. Я не просто так сделал его поглотителем жизни Иггдрасиля. Не смотря на его яркое привлекательное сияние он, на самом деле, был как чёрный цвет, как тьма Нифльхейма. Он поглощал свет, и этим жил. И лишь дважды он не смог поглотить — когда родились мы с Норманом и когда родился Бальдр. Но я и Норман, мы были на его стороне всегда. Сияли рядом, подпитывали его силы. Он знал, что соверши он что угодно, и мы простим его. Это не объяснить, но ты должен понять меня. Как любящий сын своих родителей ты должен понять. Бальдр, он был действительно прекрасен. Он был воплощением самой живительной силы. Все боги Асгарда в какой-то мере связаны с живительной силой, но он стал её источником. С его появлением всё вдруг стало держаться на нём. Локи догадался об этом, но был равнодушен ровно до того момента, пока не узнал, что ему суждено устроить Рагнарёк. Зная моего отца на столько, на сколько мне довелось, он решил, что эта роль предводителя страшной армии ему подходит. Но не с пустого же места начинать конец света? Нужно расшатать мир прежде, чем обрушить его. Опорой был Бальдр. И Локи снёс эту опору…

— Всё было так просто, — прошептал Флориан. Он едва сдерживал слёзы. Вся скорбь по отцу вернулась к нему с новой силой. — Но я всегда думал, что это могла быть зависть, гордыня, ненависть. Что угодно…

— Всё, о чём ты говоришь — простые человеческие чувства. За завтраком я сказал, что мой отец начисто лишён эмпатии. Он равнодушен, или по крайней мере таковым всегда казался.

— И смысл тебе следовать за ним в эту тьму?

— Иного выхода нет. У него не было иного выхода. Он не мог мирно существовать во Вселенной. Рагнарёк всё-равно случится, вы лишь отдаляете неизбежное. Но долго держаться вы не сможете.

— Почему бы нам не убить Локи?

— А вы готовы принести Одина в жертву? Они не просто побратимы, они связаны гораздо теснее. У них словно одна кровеносная система на двоих. А благодаря мне у Локи теперь есть власть над всеми мирами. Чтобы мой алтарь силы перестал действовать, Локи должен сам встать с него. Убьёте его и миры погибнут, только гораздо прозаичнее. Никакой битвы, только расползающаяся по миру тьма. И не воскреснут мёртвые, и не выйдут на битву в последний раз.

— И я больше никогда не увижу своих отца и мать, ты на это намекаешь? Они ведь в царстве Хель?

— Разумеется. И я скажу тебе даже больше. Норман рассказал мне всё. Когда я убедил Хельгу пойти со мной в Мидгард, она согласилась не сразу. Ей нужен был тот, кто заменит её на троне этого пустого мрачного края. Заместитель нашёлся весьма быстро. Именно Бальдр дал Хель шанс уйти, и остался править вместо неё. Теперь он встречает усопших в чертоге Хель в отсутствие хозяйки.

Флориан встал с кресла и посмотрел на Вальтера сверху вниз. Тот изображал крайнюю степень заинтересованности. После краткого молчания Флор произнёс:

— Я многое сегодня услышал и многое осознал. Я, как и ты, довольно давно живу в Мидгарде. Этот мир действительно далёк от идеалов, если выражаться мягким языком. Как и тебе, мне он опостылел. Однако, по своей природе, я никогда бы не предпринял попыток его уничтожить. И всё же, как судья, я должен вынести вердикт.

— Ах, вот в чём дело, — рассмеялся Вальтер откидываясь на спинку кресла. — Значит это была не беседа, а дача показаний. Вернулся к старому и пытаешься меня судить?

Флориан не обратил внимания на слова оппонента.

— Именем всех девяти миров я, Форсети, сын Бальдра, внук Одина, признаю за детьми Локи право мстить Асгардским богам — Тору Громовержцу и Скади, дочери Тьяцци, — в этот момент Флор будто возвысился над Вальтером и действительно стал похожим на бога. Сквозь лик человека словно проглядывало его истинное обличие, слишком неземное, слишком красивое и сильное. — Поскольку Скади уже убита, вы так же имеете право убить и Тора, если он появится в Мидгарде до того, как Хеймдалль протрубит в свой рог. Но я не могу обещать, что расплата за их смерти не придёт в Рагнарёк.

— Расплата придёт в Рагнарёк, — повторил за ним Вальтер. — Это я тебе гарантирую.

Рано утром этого дня, до того, как Флор проснулся, Тиберт велел Норману одеться и ждать его снаружи. Берт полагал, что просто обязан оградить любимого племянника от опасного врага. Норман сперва огрызался, но затем Вальтер забрал его в ванную комнату, чтобы сделать инъекцию. Братья переговорили за закрытой дверью. Суть их разговора осталась тайной для Тиберта, но после этого Норм сделался более покладистым.

Сперва они позавтракали вне дома. Норман рассеянно помешивал свой кофе, который ему не суждено выпить, и смотрел, как Тиберт уплетает поистине варварскую порцию оладьев и тостов, запивая это огромной порцией чая. Периодически, когда Норм отворачивался и задумчиво смотрел в окно на проходящих мимо людей, Тиберт украдкой бросал на него взгляд. Норман был во вчерашней одежде и со стороны выглядел как обыкновенный среднестатистический житель города, быть может более бледный и худой. Чисто механически он мешал в кружке давно остывший кофе, но даже не думал к нему притрагиваться. Берта так и подмывало узнать, как Норм живёт в этом полуживом теле, но сдерживался, скорее даже из вежливости, чем из нежелания услышать очередную порцию грубости.