Решили так – распределяем между нами троими по два человека – а потом общая формальная конференция. Был риск, что тот, кто не попал ко мне, обидится – но товарищи Пономарев и Громыко сказали, что уладят этот вопрос, кроме того – будет и общая встреча, где будут участвовать все.

При распределении я взял себе Ярузельского и Густава Гусака. Почему не Хонеккера? Гусак не менее интересен в плане перспектив реформ, а если бы я встретился с Хонеккером – то все поняли бы, что есть большие страны – ПНР и ГДР – и есть все остальные и именно по этому критерию и распределяется "доступ к телу". А именно этого я и хотел избежать.

Ярузельский приехал первым. Перед ним я поговорил с Пономаревым, так как встреча должна готовиться. Пономарев дал Ярузельскому крайне отрицательную оценку – бонапартист, сталинист, отодвинул партию от управления государством, ситуацией не владеет. Как по мне, такая характеристика скорее негативно характеризовала самого Бориса Николаевича[45], воспитанника Отто Куусинена. Если оценивать Пономарева как менеджера, которому доверен участок работы – какой же он менеджер, если так отзывается о тех с кем контактирует по работе. Если Ярузельский его клиент – он должен горой за него!

Ладно, посмотрим…

Ярузельский приехал на площадь Ногина, в аппарат ЦК. Без охраны, традиционная военная шинель, глаза скрыты за стеклами очков – но это не американские Пилоты, похожи на какие-то лечебные, в роговой оправе. Может, глаза болят. По росту он немного выше меня…

Первых десяти минут мне хватило, чтобы понять, кто он. Умеренный националист, скрывающийся за военной формой, основная мотивация действий – чтобы хуже не было. Скорее всего, у себя пытается держать позицию центриста и арбитра, но получается плохо. Неглуп, интересуется искусством. Не сапог армейский.

Валенса кладет его на обе лопатки. Потому что у Валенсы другая мотивация – хотим как лучше. Сейчас общество взбудоражено и Валенса – его народный трибун. Поляки не знают и не хотят знать, что они теряют – да и что им терять, во что они страну превратили своими "страйками". Валенса не пройдет перевыборы – он проиграет перекрасившимся коммунистам, бывшим польским комсомольцам, оперативно ставшим социалистами. Страйковать – это одно, но даже довольно щадящая и проведенная при массированной американской и европейской помощи шоковая терапия за пять лет дискредитировала власть, которая до того взяла в парламенте девяносто девять мест из ста. Валенса не только ушел – он не смог вернуться ни в каком качестве, а его сторонники перегрызлись между собой. Польша – ее рывок к свободе закончился довольно странным кунштюком: безусловно, рыночная, открытая экономика при политике, полной ксенофобии, кликушества и агрессивного консерватизма.

Стоило ли ради такого придурка как Качиньский[46]…

Но сейчас Ярузельскому надо перехватывать инициативу в противостоянии

– Генерал, а вы верующий человек? – спросил я

Ярузельский привстал, потом снова плюхнулся в кресло?

– Я?

…

– Я давно не был в костеле… не знаю. Наверное…

Но я видел, что он боится сказать.

– Пан генерал – сказал я – искусство политика не в том, чтобы ломать свой народ. И не стоит во всем повторять наш путь – в нем были и ошибки. Польский народ почитает Деву Марию? Ну что тут поделаешь. Откройте храмы, пустите в них людей. Придите в храм сами, если чувствуете потребность в этом.

– Но как же…

– У нас есть Патриарх – сказал я – с ним встречался товарищ Брежнев, и я собираюсь встретиться. Постепенно мы ослабим религиозные ограничения, и не будем вмешиваться в выбор людей, во что им верить. Следует опасаться не верующих, а тех, кто ни во что не верит. Вот это страшные люди, способные наделать бед.

…

– Сам Сталин молился в сорок первом, когда больше ничего не оставалось.

Ярузельский кивнул

– Хорошо. Но вообще-то остался вопрос об экономическом взаимодействии.

– Денег больше не будет – сказал я

– Мы и не просим, но…

– Предлагаю подумать над расширением товарообмена. Учредить польско-советский банк для кредитования

Ярузельский достал платок и вытер лоб

– Это интересное предложение, но…

– СССР больше не будет поддерживать союзников деньгами на межгосударственном уровне, это исключено. Мы можем прокредитовать какие-то поставки. Мы можем вложить деньги в совместные проекты строительства, в совместные предприятия. Но отныне ни о каком кредитовании не может идти речи. И те деньги, что Польша уже получила, вы должны понимать, что они возвратные…

Ярузельский вышел от меня с таким видом, как будто кто-то умер. И это я ему еще не сказал о том, что после назначения правительства я поставлю задачу постепенного пересмотра политики в области цен на сырье и топливо с постепенным подтягиванием их до мирового уровня. И не только на внешнем, но и на внутреннем рынке.

А иначе нельзя. Все эти плакаты – выключайте свет, когда уходите и все такое прочее – это бла-бла-бла. Советская экономика стоит на двух китах и оба порочные. Это дешевый труд и дешевое сырье. Чтобы экономили – и то и другое надо делать дорогим.

А следом у меня был Густав Гусак, некогда лучший друг Леонида Ильича. Сейчас он можно сказать, уже думает о вечности, но поговорить с ним было бы интересно…

Оказалось – ни черта не интересно. Не буду даже пересказывать.

Гусак – типичный социальный националист с примесью подлости. Он в 1968 году был рядом с Дубчеком, но как только пришли танки – он переметнулся на сторону сильного, и в благодарность за это – получил пост главы государства. На благодарности Брежнева он и выезжал – Брежнев умел быть благодарным. Точно так же он в свое время терся рядом со словацкими фашистами, а потом резко стал коммунистом.

Почему он держится? По факту есть две страны – Чехия и Словакия. Именно Гусак объявил Братиславу второй столицей, начал закачивать в сельскую, по сути, Словакию ресурсы, строить там промышленные предприятия. Словаки ему за это и благодарны. Типичная, подленькая игра на национализме. Словаки его поддержат, потому что свой, а чехи… хоть кто-то поддержит – и будет большинство.

Кстати, Чехословакия так и раскололась. В Братиславе, когда в Праге была бархатная революция – особых восторгов не было. А потом, пару лет спустя, чешские политики сами инициировали процесс разделения, потому что из Словакии пошел на Прагу одиозный бывший министр внутренних дел Владимир Мечьяр. И Вацлав Гавел и другие чешские политики прекрасно поняли к чему идет – в Словакии его поддержат все, потому что свой, а в Чехии хотя бы ностальгируюшее по сильной руке меньшинство – но хватит и этого. Потому то и решили – лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Единственно, чем удалось заинтересовать – это проектом трансграничной зоны на Карпатах. Зоны в которой можно развивать и туризм, и сельское хозяйство. И возможно, какую-то промышленность.

Под вечер появились Громыко и Пономарев. Хонеккер все-таки обиделся и собрался уезжать, пришлось дать обещание, что с новым Генеральным он увидится перед отлетом.

Я коротко изложил Громыко и Пономареву что собираюсь говорить на общем заседании. Удивились, особенно Пономарев. Громыко может, сдержался лучше, но…

– Это интересные идеи, Михаил Сергеевич – сказал он – но воплотить их будет очень нелегко…

– Мы не сможем придать экономике ускорение без действительно резких, радикальных мер. Все полумеры уже испробованы, результата они не дали. Борис Николаевич, что думаешь? Только честно?

Пономарев кивнул

– Интересно. Но будут саботировать.

– Почему?

– У всех своя гордость.

– Работать по собственным стандартам вместо общих это часть гордости?

Пономарев не ответил. Но я знаю, о чем он подумал – да, это часть гордости.