Не то, чтобы замоталась, просто… Забыла. Слишком не о том думала. Зато улыбка сама собой расцвела на губах еще до того, как бабушка открыла дверь в ответ на стук. Искренняя. До ушей практически…

— Анюта! Ну ты даешь! И снова с сумкой! Ну ребенок! Ну зачем ты? Зачем тебе тяжести таскать по автобусам?

Зинаида всплеснула руками, тут же пытаясь отобрать на самом деле не настолько уж и тяжелую сумку. Но Аня не дала — извернулась, юркнула в номер в обход бабушки, сама опустила на пол рядом с кроватью, потом раскрыла руки, предлагая заняться чем-то более важным… И более приятным, чем причитания.

— Я не по автобусам, ба… — прижалась к бабушке всем телом, зная, что дрожит до сих пор… Вспоминая улыбающийся взгляд «ужасного человека»… Спрятала улыбку на ее плече…

— А на чем? — услышала вопрос с сомнением, готова была спорить на деньги — Зинаида немного хмурится, отчего-то боясь получить ответ, который ей не понравится. — Захар подвез? Далеко же… Ну чего вы… Дети…

— Не Захар, ба. Корней. Корней В-владимирович подвез.

И если раньше вот это «Корней» душило горло, то сейчас… Будто ласкало. Как все меняется-то… Как быстро… Как безвозвратно…

— Да ты что! А сам он…

Зинаида сняла с себя внучкины руки, заглянула в лицо, нахмурилась еще сильней, а потом обернулась, смотря уже в отрытую до сих пор дверь… Но Высоцкого так видно не было.

— Он ждет. Я с тобой побуду немного, хорошо? А потом домой… В Киев, то есть… Чтобы не ждал зря, хорошо?

— Х-хорошо…

Зинаида еще несколько секунд смотрела на пустой коридор, будто чувствуя неладное, потом перевела взгляд на Аню… Даже для нее нетипично улыбчивую… На сумку…

— Ты мне ничего рассказать не хочешь, Нют? — спросила, понимая, что скорее всего нет… И даже не удивляясь, когда внучка замотала головой из стороны в сторону… — Но у тебя все хорошо, правда?

— У меня… — Аня же начала, остановилась… Задумалась… То ли придумала, то ли действительно почувствовала щекотку на спине под лопатками, распрямила их сильнее, вздернула подбородок, будто с помощью мужского указательного пальца… — Все хорошо, ба. Лучше всех…

И ответила, не испытывая ни доли сомненья.

Предлагая Ане свозить ее к бабушке, Корней прекрасно понимал — убьет на это день. Который, несомненно, можно было бы потратить куда более толково… Но сидя в машине и стараясь сделать хоть что-то с помощью одного лишь телефона, не испытывал раздражения. Иногда прислонялся затылком к подголовнику, смотрел перед собой, задумывался…

Почему-то не о рабочих вопросах, которыми занимался, а о чем-то совершенно неожиданном.

Например, о том, что в его окружении не так-то много девятнадцатилетних девушек. Разве что дочь двоюродного брата, удовольствие встречаться с которой ограничивается крайне редкими семейными праздниками… И она всегда казалась Корнею слишком… Импульсивной, взбалмошной, суетной… В голове ветер, в мыслях раздрай… Чего хочет — не знает. Но знает, что есть папа, который ни с шеи не сбросит раньше времени, ни отказать не рискнет, если до чего-то додумается…

Еще есть стафф ССК и девушки там — совершенно разные… И тоже не такие. Куда более амбициозные. Куда менее мягкие. Чуть старше мечтательницы, наверное, но уже с зубами.

Она же… Будто с другой планеты спустилась. И нет в этом ничего хорошего, на самом-то деле. Ни к чему не готова — ни к подлости, ни к безразличию. А ведь на этом строится большой мир большого города.

А у нее брони — ноль. А серьезности с ответственностью — больше, чем стоило бы. И при этом умудряется отрываться ногами от земли, все время куда-то взлетая…

Влюбилась вот… На свою голову. И его тоже.

Простила… Поняла, почему…

Вспомнив ее утреннюю речь, Корней снова не сдержал усмешку. Но даже в голове не придумал, как бы достойно парировать, ведь по сути была права. И додумалась не намного позже, чем понял он сам. Приревновал. Действительно приревновал. Отсюда и все, что натворил. Вскрыл корку, пустил кровь… Задел за живое, не подозревая даже, насколько это «живое» глубоко в ней сидит.

Понял, что перепуганная зайка — куда более сложное существо, чем казалось на первый взгляд. Племянница — простое. Предугадать легко. Просчитать наперед элементарно. Манипулировать тоже, если понадобится. А зайка — нет.

Любая другая, влюбившись, бросилась бы обольщать, задницей крутила бы, глазами хлопала, манила… И наверняка добилась бы своего. Вода ведь точит камень. Аня же… Даже ревность вызвать не пыталась. Каталась на волнах сомнений, стараясь делать это достаточно осторожно, чтобы не доставить неудобств ему…

И получила. От души с размаху.

И опять же… Любая другая развернулась бы и ушла. Потому что есть непозволительные вещи, Корней понимал это четче некуда. И сказанное им — за гранью. Но она… Простила… Потому что поняла…

И действительно ведь так. Не юлит. И выгоду не ищет. Не понимает даже, кажется, что вот сейчас имеет легальное право вить веревки. Потому что Корней впервые в жизни чувствует перед человеком свою абсолютную вину. Практически осязаемую. Но вместо того, чтобы вить… Застенчиво улыбается, обещает, что постарается не задерживать…

Очень странная зайка. Интересная… И странная…

Стимулируя мысли вернуться в «мирное русло», Корней оттолкнулся от подголовника, вновь ныряя в переписку.

Прочел все, что ему успел настрочить Артур. Наверняка более чем удивленный такой активности шефа в воскресный день…

Собирался ответить, но не успел — увидел входящий от Самарского.

— Алло, — усмехаясь иронии судьбы. Не только Артур получает в воскресенья «приветы» от начальства.

— Алло, Корней. Не отвлекаю?

— Нет. Все нормально. Чем могу помочь?

— В няньки пойдешь? — ожидал многого, но точно не получить такой встречный вопрос.

— В смысле?

— Шучу. Мы няню ищем. Вот я и…

Корней усмехнулся, слыша, что на заднем фоне у начальника довольно характерный шум — визги и детский смех.

— У меня недостаточно компетенции, боюсь…

— Вот и у меня, кажется… Но я о другом хотел спросить. Тебя в Берлине запомнили. Просят в Вену. Поедешь?

Пожалуй, для другого человека это «просят» прозвучало бы, как повод позволить себе минутку гордости. Корней же только кивнул, задумываясь…

— Когда? И это предложение или распоряжение?

— Это… Я бы хотел, чтобы поехал ты. Скажу так. А когда — вторая половина октября. Сможешь?

Дав себе несколько секунд на размышления, Корней сделал пару ударов пальцем по рулю.

Ему совсем не понравилось, чем обернулась прошлая поездка. И повторения не хотелось, но сейчас вроде бы и предпосылок для подобного нет, поэтому…

— Смогу.

— Вот и отлично. Отдыхай…

— Спасибо. И вы…

— Но если в няни надумаешь — звони. Оклад двойной. Потому что это… Тяжело…

Высоцкий не сдержал улыбку. Слишком у Самарского получилось искренне.

— Опыта поднаберусь — и обязательно…

Скинул, перевел взгляд с экрана мобильного на фасад корпуса, в котором поселили старшую Ланцову…

Только успел подумать, что уже сегодня он куда более опытный в общении с пусть не детьми, но совсем молодыми, местами чересчур наивными девушками (точнее одной), как увидел ту самую — одну — сбегающую по ступенькам вниз, а потом летящую в сторону автомобиля…

Пока добралась до машины — успела запыхаться. Порывисто открыла пассажирскую, будто просканировала мужчину взглядом, немного сощурилась, стараясь выровнять дыхание…

Корней думал, что тут же сядет, но она не спешила.

— Вас ба просила зайти… Бабушка, то есть… Я не знаю, зачем. Но очень просила…

Понимала, что он может не загореться энтузиазмом, поэтому говорила немного извинительно. Корней же воспринял спокойно.

— Ты со мной пойдешь? — спросил, глядя на сомневающуюся девочку. Видимо, ей идея «ба» не понравилась. И может она сама даже была бы не против, откажись Высоцкий ее исполнять…

— Попросила, чтобы я вас тут подождала…