— Я действительно считаю, что в ССК тебе будет лучше, чем в няньках или переходе.

Да и не пришлось, ведь Высоцкий заговорил сам, приоткрывая завесу тайны.

Аня довольно быстро поняла, о чем речь, непроизвольно перевела взгляд туда, где…

Тот самый переход. В который она опускалась каждые выходные «на работу». Сегодня четверг, значит, там другие ребята. Но в субботу… Снова будет когда-то колоритная пятерка, а теперь — квартет…

Сердце укололо легкой грустью, но Аня быстро взяла себя в руки, сфокусировала взгляд на Высоцком и ответила абсолютно честно:

— Я понимаю. И я согласна. Тоже действительно. Только не потому, что… Что всю жизнь мечтала ужинать в таких заведениях. И если вы хотите мне показать, в чем разница, то для меня она в другом.

— В чем? — Корней немного склонил голову, позволяя глазам сузиться, сделав взгляд более пристальным. Аня не сказала бы, попала в точку или нет, но интерес точно вызвала.

— Так бабушка будет меньше волноваться. Она хочет, чтобы из меня получился человек… Подозреваю, такой, как вы. Серьезный. Сильный. Уверенный. Ее пугает мой полет.

— А тебя саму он не пугает?

И снова вопрос Высоцкого заставил запнуться, задуматься, немного покраснеть. Но иного варианта, как отвечать честно, Аня не видела.

— Очень пугает. Вы бы знали, как больно разбиваться каждый раз…

Она произнесла снова с улыбкой, но его не проведешь. Он наверняка безошибочно определил, когда она «разбилась» в последний раз, кивнул, но взгляд не отвел.

— Так может я прав, Аня?

— В чем?

— Во всем. Ты умная девочка. Ты все понимаешь.

Аня улыбнулась, опуская взгляд на его руки. Те, которые по-прежнему казались ей самыми красивыми. На пальцы, касания которых били током. И какой бы умной девочкой она ни была, сердце-то не обманешь. Она пыталась.

— Вы действительно во всем правы. Но это ничего не меняет, — подняла взгляд, произнесла с улыбкой, несколько долгих секунд выдерживала его задумчивый взгляд, боясь даже предположить, какие мысли бродят в его голове, а выдохнула только, когда он откинулся на спинку стула, позволяя официанту начать расставлять перед ними блюда.

Ужин оказался очень сытным и вкусным. Пусть порции и не пугали своими размерами, но съесть всё заказанное Аня не смогла.

Тем не менее, понравилось девушке всё, и будь она более смелой, а еще знай точно, что ее интерес не сочтут наглостью, а то и невоспитанностью, обязательно уточнила бы — в чем секрет сочности… И мягкости… И соуса… И как может мясо… Или рыба… Так волшебно сочетаться с вином, которое пила она одна, ведь Высоцкий — за рулем.

Говорили они меньше, чем ели.

Аня смотрела на спутника и ловила его взгляды. Иногда ощущала, что он смотрит так, будто забирается под кожу… И срочно тянулась за бокалом, чтобы спасти моментально пересыхавшее горло.

Тишина за столом не напрягала, ведь по залу разносилась негромкая фортепианная музыка. Как Аня поняла далеко не сразу — это было живое исполнение. Рояль стоял в соседнем помещении, но, благодаря чудесам акустики, его звуки долетали и сюда.

Да и в целом за проведенное в ресторане время Ане стало более чем очевидно, почему Высоцкому нравится это место. Оно не было вычурным и чопорным. Здесь всем действительно не было никакого дела до происходящего за соседними столиками. Она не чувствовала себя белой вороной. Она могла спокойно есть, пить, говорить, молчать…

Скользить осторожными взглядами по залу, позволяя себе то, что не интересовало остальных — познакомиться с местной аудиторией. С еще одной гранью жизни мужчины, в которого она влюблена. О котором мечтает. И с которым сидит за одним столом.

И что радовало Аню особенно — это отсутствие очевидной разницей между ней и окружающими дамами. Наверное, все дело в том, что она просто не умеет различать дешевую опрятность и дорогую лаконичность, но в какой-то момент просто успокоилась: кажется, Высоцкий уйдет не опозоренным.

Когда Ане принесли десерт, а Корнею кофе, места в девичьем желудке уже откровенно не было, но и отказаться, не попробовав, она не могла. Поэтому взяла в руки вилку, отламывая по маленькому кусочки, забрасывая в рот, всячески пытаясь абстрагироваться от взгляда напротив. Думала, что за вечер выработает хотя бы минимальный иммунитет, но получалось так себе. Все равно чувствовала — на коже и под. Все равно шла теплыми волнами. Пусть и старалась, чтобы это оставалось незамеченным.

— Тебе-то самой хоть нравится? — получив новый вопрос, посмотрела в ответ, немного хмурясь. Понимала, что произносенному предшествовал какой-то внутренний диалог, но свидетельницей его не была, поэтому сходу понять, о чем речь, не смогла. — В ССК. — Корней уточнил, делая глоток из небольшой чашки и ставя ее обратно.

— Да. Очень. Я даже не думала, что может быть так… — Аня начала и сама же себя притормозила. Поняла, что «Да. Очень» для Высоцкого — более чем достаточно. Да только, кажется, ошиблась.

Потому что Высоцкий не сделал вид, что оборванная фраза — это именно то, что требовалось.

— Почему замолчала? — спросил, приближаясь к столу без видимой на то причины.

— Не хочу утомлять пустой болтовней, — понимая, что придумать что-то правдоподобно-элегантное все равно не получится, Аня ответила честно, снова отделяя кусочек суфле, отправляя в рот. Чувствовала взгляд, проводивший вилку от тарелки и до губ… Хотела снова потянуться к бокалу, но он оказался пуст…

— Меня не утомляет твоя болтовня. — А когда получила ответ. Совершенно серьезный. Не похожий на кокетство или издевку, застыла, глядя на мужчину уже без улыбки. Слишком широко открывшимися глазами, кажется. — Кто-то из нас двоих должен говорить. И я предпочел бы, чтобы это была ты.

— Почему? — Аня слышала собственный вопрос будто со стороны. Глухим голосом. И понимала, что звучит глупо, наверное. Что не стоило бы, но уже задала… И не жалела.

— Почему должен? — невзирая на то, что Высоцкий снова усмехнулся, отвлекся немного, следя за тем, как официант кладет на стол счет, а когда парень удалился, достал из бумажника карту и положил внутрь. И все это время ждал от Ани реакции. Закончив, снова посмотрел на нее, чуть приподняв бровь.

— Почему я? — и опять ее голос звучит далеко не так живо и легкомысленно, как ей хотелось бы. Но как может быть иначе, когда он постоянно путает? То отговаривает, то дает надежду. То просит вон из жизни, то будто глубже в нее пускает.

— Потому что тебя приятно слушать, Аня.

И если весь вечер она держалась, не позволив себе ни единого эксцесса, то услышав такое будничное признание, позволила пальцам разжаться, опуская вилку в свободный полет на ковер.

Аня следила за ней, и девушке казалось, что прибор летит непозволительно долго. А потом подняла взгляд на Высоцкого… Которому до вилки, кажется, нет никакого дела. Он смотрит на нее, чего-то ожидая. И нет во взгляде ни намека на стыд или разочарование.

— Продолжай. Другую принесут.

Аня пыталась. Честно пыталась выдавить из себя полноценный рассказ. Но и сама прекрасно понимала, и Высоцкий наверняка слышал — получалось так себе. Сопоставлял ли с собственными словами, как причиной? Несомненно, мог. Но выказывал ли каким-то образом сарказм на сей счет? Нет.

Смущал сознательно, тут без сомнений. Хотя… Может не смущал вовсе, а просто говорил правду?

Думая об этом, говорить о чем-то другом было крайне сложно. Поэтому с рассказом не задалось. Да и десерт в горло больше не лез, хоть новую вилку Ане принесли быстрее, чем они успели об этом попросить, а кофе был выпит быстрее, чем хотелось бы.

Поэтому, когда поводов сидеть дольше, не осталось, Высоцкий встал первым. А дальше действовал в том же порядке. Пальто на плечи Ане, потом себе. Чай в книжечку счета…

Увидев блеснувшую купюру, Аня еле сдержала удивленный вздох. Потянуться за чеком и вовсе не рискнула. Во-первых, Высоцкий не оценил бы, это было ясно, как божий день. Во-вторых… Она сгрызла бы себя от осознания, что только что стала для него еще немножечко дороже.