Но ни честный ответ, ни отчаянная просьба с губ не слетели.

И это было правильно. Аня знала точно. Потому что он не был виноват в ее проблеме. И ответ нести тоже не обязан.

А ему сказать могла лишь: «нет, конечно. Ветер. Я же говорю». И попытаться криво улыбнуться…

Высоцкий говорил еще что-то о своих дурацких правилах, которые она не должна нарушать, а Аня, будто завороженная, уставилась на поблескивающий под верхним освещением волосок у него на кармане.

Очевидно, принадлежавший ей. Очевидно, оказавшийся куда ближе к нему, чем она была или будет когда-либо. Очевидно… Не потому, что она положила голову на его плечо. Не потому, что забралась к нему на колени и взмахнула гривой. Не потому, что они делили подушку или хотя бы шкаф. А так хотелось бы… Безумно хотелось бы…

И снова накрыла безнадега от осознания, что никогда.

Аня сняла волосок, будто символ собственных мечт о нем… И бросила под ноги — туда, где этим мечтам самое место.

А потом, наконец-то, призналась и себе, и ему в том, что все это время лежало на поверхности. Просто духу сказать вслух не хватало.

Ей при всем желании Корнею не угодить. А лучшее, что можно с этим сделать — смириться. И он, конечно же, без проблем это переживет. Она же… Что-нибудь придумает.

Например…

Предложит Захару стать для нее первым.

Пусть Аня обещала Высоцкому, что его отсутствие не скажется на следовании ею правилам, но это ее не остановило.

Ведь откладывать можно до бесконечности, но это ничего не даст. Поэтому…

Они с Захаром провели вместе всю субботу. Он — горя энтузиазмом, она — скрывая нарастающую тоску и страх.

Особенно страшно стало, когда они ехали в сторону квартиры. Аня раньше не бывала у Захара дома, поэтому чувствовала, как сердце ухает каждый раз, когда автомобиль замедлялся… Думала, что они вот сейчас свернут в один из дворов… И надо будет выйти… Надо будет подняться… Надо будет раздеться и…

Когда Захар все же остановил машину и стало понятно — это пункт их назначения, Аню на несколько мгновений парализовало. Она думала, что даже выйти не сможет…

Но получилось. И выйти. И подняться. И позволить Захару снять с плеч плащ… Вздрогнуть, когда губы коснутся шеи со спины, а руки лягут на бедра, сжимая их через джинс…

Голова готова была утонуть в панике, сердце забилось до ужаса быстро, но Аня заставила себя не вывернуться, щелкнуть включатель, зажигая свет, улыбнуться и предложить, к примеру, попить чаю, а смириться… Или покориться собственной воле и действиям выбранного парня.

Это ведь было действительно так — сама выбрала. Значит, должна нести ответственность…

Должна послушно двигаться в сторону одной из дальних комнат, когда руки Захара туда подталкивают, смиряться с тем, что света не будет… И даже хорошо, наверное…

Улыбаться, когда он говорит:

«ты очень красивая, Ань…»

Убеждать себя, что дрожь от прикосновений — это все из-за чувств, а не страха… Позволять стянуть с себя свитер, дать спустить бретельки белья… Не вскрикнуть и не взбрыкнуть, когда Захар вполне однозначно подталкивает к кровати, целуя раз за разом все ниже от шеи к ключице, параллельно борясь с замком на ее джинсах…

Пока это все разом не оборвалось вместе со звуками из прихожей…

И если с губ Захара сорвалось раздраженное: «вот черт»… То Аня не смогла сдержать облегченный вздох. И подскакивая с кровати, застегивая пуговицу, натягивая свитер через голову, она чувствовала себя куда более уверенной, чем все время до этого.

Оказалось, родители вернулись раньше времени. Сделали вид, что поверили в «а мы тут учились. Познакомьтесь, это Аня — моя девушка…».

Спокойно отпустили Захара проводить гостью, а гостью пригласили когда-нибудь на чай…

И не будь Аня подхвачена вихрем собственных сомнений, наверняка сгорала бы со стыда перед родителями Захара, но она воспринимала все, как данность. И если подскакивая с кровати, действительно испытала облегчение, что все сорвалось, то уже позже, едя в погруженной в напряженную стыдливую тишину машине, жалела. Ведь… Теперь нужно решиться еще раз. Теперь все откладывается. А вопрос так и остается нерешенным…

Обычно она просила Захара остановиться на въезде в ЖК, но сегодня он настоял, что подвезет под дом. Не шутка ведь — время стремилось к часу ночи… Комендантский час Высоцкого бессовестно нарушен, а толку ноль…

Аня давала короткие тихие распоряжения, Захар кивал и сворачивал, когда было нужно.

Остановился у подъезда, на который указала девушка, включил в салоне свет, мотор не заглушил…

Долго собирался, чтобы что-то сказать… И Аня так же напряженно ждала, что скажет.

Он начал с извинений, она с заверения, что извиняться не за что… Снова замолкли на какое-то время. Аня, глядя вниз. Захар — вперед.

Потом он повернулся, прислонился виском к подголовнику:

— А бабушка… Дома? — спросил с паузой. Наверняка видел, что Аня застывает на какое-то время, поднимает взгляд чуть выше, пытаясь понять, к чему вопрос…

— Я не с бабушкой здесь. Бабушка сейчас за городом. А меня… Родственники приютили. На время.

И по-прежнему не желая вдаваться в подробности, касающиеся изменений в их с бабушкой жизни, ответила полуправдой.

— Ясно. А я-то думал… ЖК-то кошерный. Небедные родственники…

— Да. Небедные.

Захар бросил замечание, Аня пожала плечами, отвечая так, чтобы побыстрее закрыть тему. Обсуждать Высоцкого, пусть даже Захар не знал, что по сути обсуждается именно он, Аня не хотела.

Она вообще не хотела вспоминать о Корнее сегодня. Девушке казалось, что это может все испортить. К чертям. Хотя куда уж хуже? Все и так испорчено без него…

А он сейчас где-то в Днепре. Спит, наверное. Или… Или сидит уже там перед ноутбуком, занимаясь бесконечной работой. А может… Звонит Илоне. Той, которая…

Захар все так же смотрел на девушку, не подозревая, что творится у нее в голове, а она усиленно ею замотала, отгоняя непрошенные мысли.

— А они… Дома сейчас? Родственники?

Парень выровнялся в кресле, пытаясь заглянуть Ане в лицо, улыбаясь слегка застенчиво.

— В смысле? — да только, к сожалению, Аня не оказалась достаточно сообразительной, чтобы понять суть сходу. Поэтому парню пришлось вздыхать, брать ее руку в свою, гладить, разъяснять.

— Ну ты сказала, что дома тебя не ждут сегодня. Я подумал, может… Может у тебя там пусто и мы поднимемся?

Стоило Захару озвучить предложение, как краска схлынула с Аниного лица, а в горле стало как-то сухо.

— Нет, — но только даже думать о подобном она не собиралась. Вытолкнула из вдруг осипшего горла ответ, и тут же снова замотала головой для убедительности. — Нет, Захар. Это исключено. Я не могу. Прости…

Поступить так подло по отношению к Высоцкому Аня не могла. Нарушить правила настолько нагло. Привести в его дом постороннего человека, чтобы… Чтобы заняться сексом… Нет. Ни за что в жизни.

Видимо, ее ответ звучал достаточно категорично, потому что Захар открыл было рот, явно собираясь что-то сказать… И тут же закрыл, кивая. Вот только руку не выпустил, не повернулся в кресле, не взялся за руль, не подмигнул, готовясь стартовать, наконец-то смиряясь с их общим сегодняшним поражением и перенося на более удачный день. Продолжал гладить пальцы, глядя уже на них, позволяя губам то и дело подрагивать в полуулыбке.

Потом потянул руку вверх, к тем самым губам, чтобы целовать…Костяшку, сгиб, ноготок…. Снова костяшку, сгиб, ноготок…

Это было нежно, это могло бы вызвать трепет, но Аня будто впала в ступор. Опять. Следила, словно со стороны, за его действиями… И снова начинала дрожать. К сожалению, никак не от ласки, скорее ее отвергая…

Но не сопротивлялась, ни когда парень перевернул руку, касаясь губами уже обратной стороны кисти — места, где кожа особенно тонка и чувствительна… Но даже там у Ани не отзывается…

Ни когда другая рука парня поползла от колена вверх, под свитер, по коже… Ни когда он перехватил запястье, недвусмысленно давая понять, что хочет, чтобы она приблизилась…