— Я не знаю, какой дать ответ.

— Правдивый.

— Это и есть правдивый. Не хотелось просто…

— А вчера хотелось? — Корней спросил, кивнув на ту самую столешницу… Аня тут же вновь испугалась, возвращая взгляд вниз…

— Вчера мне было… Приятно. Очень. Я никогда раньше… Я только целовалась. Так никогда себя не в-вела… Вы просто…

— Я понимаю, что не вела. Я к другому веду, Аня. Чего ты ждала от меня этой ночью?

Корней спросил, чувствуя, что девушка у него на коленях каменеем… Замирает, затаивается, задумывается… Сначала дышит глубоко и ровно, потом начинает все чаще… Тянется руками к брюкам, проводит по ним…

— Н-ничего не ждала. То есть… Вы г-говорили, что ж-ждете… Т-ты говорил…

— Ты не любишь, когда я учу тебя, Аня. Но сейчас послушай, пожалуйста. И попробуй понять правильно. Хорошо?

Корней перебил, когда понял, что ничего толкового (тем более, нового) Аня сейчас не родит. Зато закивала с энтузиазмом. Что, в принципе, и понятно. Она сейчас на что-угодно согласилась бы, лишь бы не отвечать самой.

— Мне тридцать два. Двадцать было давно, но скажу тебе честно, даже в мою молодость все было довольно прозрачно. Когда ко мне подходит полуголая девушка, тянется сама и не отказывает, когда тянусь я, я приблизительно понимаю, чем закончится дело. Ты это осознаешь?

Еще несколько секунд так активно кивавшая голова замотала из стороны в сторону, а взгляд нырнул в раскрытые руки…

— Мне п-просто нравится, когда вы… Ты… Меня целуешь. Я не д-думала…

— И не хотела? — сейчас, слушая Аню, Корней не испытывал ни раздражения, ни разочарования. По сути, она говорила все то, что он и так понимал. И этот разговор нужен был скорее ей. Чтобы поняла она. И его. И себя. — Говори правду, Аня. Это важно…

Мужчина видел, что девушка замялась. Пытается придумать очередную содержательно пустую загадочно-нейтральную формулировку. Поэтому пресек. Дал спокойно подумать, ждал… И задолго до того, как она глубоко вздохнула, чтобы выпустить с выдохом:

— Нет. Наверное, не хотела… — знал, каким будет ответ.

— Но позволила бы. А потом жалела. Понимаешь, в чем проблема? — Аня наверняка ждала, что вслед за ее честным «нет» последует его закономерное разочарование, но Корней тут же задал новый вопрос, снова удивляя.

— Не понимаю. Точнее, понимаю… Точнее…

— Я хотел от тебя инициативности, Аня. Но мне не нужно обвинение в изнасиловании. Теории о том, что мужчина в любой момент должен услышать «нет» — прекрасна. Но знаешь, в чем беда? Если этого не случается, страдают в первую очередь женщины. Те, что слабее по своей природе. И, как любая слабость, ваша должна быть компенсирована. В частности, осторожностью. Понимаешь?

Аня слушала внимательно, тут без сомнений, смотрела в глаза — своими большими, чистыми, открытыми, раненными… Видела обвинений там, где его не было… Просто попытка предостеречь. В первую очередь, ее. Наивно влюбленную. До конца не понимающую, как жестоко устроен взрослый мир… Или абсолютно не понимающую.

— Вы меня не изн-насиловали бы… — Аня произнесла тихо, Корней же вот сейчас, впервые, не сдержал улыбку. Ведь это так похоже на нее — верить. И вроде бы должно быть приятно, что в тебя верят так, но ты-то понимаешь, что эта вера — очередное проявление ее легкомыслия.

— Я хочу тебя. — Когда Аня снова вскинула взгляд, Корнея был уже серьезным. Смотрел прямо. Так же, как ночью — темным взглядом. Опасным. Пробирающим до мурашек… До него же притягательным. — Достаточно сильно, Аня, чтобы позволить себе на какое-то время выключить рассудок. За двоих выключить. И поиметь вот тут. Когда ты не думаешь. Вообще не думаешь. А завтра жалел бы не я. Жалела бы ты.

Он продолжал смотреть в ее глаза, кивая при этом в сторону столешницы. И если раньше Аня смотрела на нее, чувствуя внутренний трепет, то теперь захотелось поежиться.

— Ты же не думала об этом, правда?

— Не думала…

— К сожалению. У нас с тобой тринадцать лет разницы, Ань…

— Двенадцать… — девушка прошептала, тем самым будто идеально подтверждая слова Корнея. Он сделал паузу, сдерживая ироничную ухмылку, почти сразу продолжил:

— Я живу иначе. Я не всегда могу угадать, что творится в твоей голове… Я только знаю, что там все не так, как в моей. Но чего я точно не хочу — нанести тебе еще больше вреда, чем уже нанес. Я не шучу, когда говорю, что отношения со мной могут тебя сломать. Не потому, что я буду делать это специально. А потому, что мы разные. И я в жизни не пообещаю, что ради тебя тебе уподоблюсь. Я буду ждать, что ты уподобишься мне.

— Вы хотите, чтобы я… Чтобы мы… Побыстрее…

Аня бросила новый взгляд на столешницу… Уже практически с отвращением… А потом на Корнея — будто с мольбой оказаться не таким «жестоким».

— Нет. Для начала я хочу просто понимать. Чего ждешь ты. Я объясню, чего жду я. Мы посмотрим, возможно ли наши ожидания совместить. И я не хочу слышать подобное, Аня. Меня искренне раздражает, что ты абсолютно не ценишь себя. Я говорил тебе уже не раз и не два — оснований держать самооценку на уровне пола у тебя нет. Но этим обязательно будут пользоваться. Все, кому не лень.

— И вы?

— Я просто быстро устану тебя переубеждать.

— Хорошо. Я поняла…

— Надеюсь… Но объясни мне честно. С тобой не бывает просто. И я не жду легкости в этом вопросе. Но хочу понимать…

К чему клонит Корней Аня понимала, поэтому решила выпалить, пока не передумала. Перебила, сжала с силой руки в замок:

— Я считаю, что сексом должны заниматься любящие люди. Это… Я так думаю. И я не любила, поэтому…

Закончила, даже не пыталась посмотреть на Корнея. Знала, что для других людей ее «теория» звучит не больно-то привлекательно. Слишком по-детски. Слишком из сказок. Но он просил честности.

— Это похвально. На самом деле. — А когда произнес без доли иронии. Так же серьезно, как все время до этого, удивил. Аня все же рискнула — по взгляду поняла, что действительно не иронизирует. Смотрит задумчиво на нее, говорит спокойно. — Но здесь есть проблема, Аня. Я хочу тебя, а не люблю. Я не верю в любовь, в принципе. Для себя не верю. Я потребитель. Не отбитый м*дак, но потребитель. Я не планирую заводить семью. Я не забочусь продолжением рода. Я не люблю детей. Я вообще людей не люблю. Очень редкие меня не раздражают. Для тебя это, наверное, звучит ужасно. Но это так. Меня тянет к тебе. Я не буду это скрывать. Во многом ты — самое яркое доказательство того, что никому, даже мне, нельзя зарекаться. Но я сомневаюсь, что все изменится настолько. Я могу стать для тебя первым. Потому что ты влюблена, а я тебя хочу до готовности поступать вопреки собственным представлениям о правильности. Мы будем вдвоем. Это скорее всего будет ярко. Это скорее всего будет не очень долго. Если год — хорошо. Но скорее пару месяцев. Я сдамся. Ты уйдешь. Потом будут страдания — твои. Ты меня возненавидишь. Наверняка, к тому времени тебе будет, за что. Но благодаря этой ненависти переживешь. Все переживают. Я думаю, все будет так…

— Это жестоко… — точно так же, как всегда ярко и красочно в голове рисовались Анины мечты, сейчас кадр за кадром разложились Корнеевы картинки… И как бы ни хотелось — уже не забыть. Не выбросить из головы его «пророчество»…

— Я знаю. Но куда более жестоко было бы лгать, позволять тебе заниматься самообманом. Я думаю, так, как хочется тебе, у нас вряд ли получится, Аня. Я не буду врать ради секса.

— Я думаю… Вы не знаете себя так хорошо, как хотите показать… Ты не знаешь… — параллельно со словами, Аня потянулась к его руке, спокойно лежавшей на колене, перевернула, потянула к своим, устроила в ложбинке между ними…

— В смысле? — Корней не ожидал, что девушка даст ответ. А даже если да — готов был к тому, что просто разуверится. Впрочем, он с самого начала этого ждал. Будто…

Ему

так было бы легче от всего отказаться. Поэтому спросил, следя еще и за действиями… Не испытывая желания выдернуть руку, запретить "играться".