Проснулся я от того, что гремели фарфоровые миски кота. Будто они бились от друга об друга снова и снова. Сначала я рассердился на рыжего засранца и хотел уже было встать. Но внезапно почувствовал, что кто-то сидит около моих ног. «Она вернулась» – была первая моя мысль. Света было недостаточно, чтобы я смог разглядеть гостью. Но я мог двигаться, это не был паралич. Моя рука, немного дрожа, двинулась навстречу с нечто на моей кровати. По спине пробежали мурашки. Мою руку встретило недовольное «мяу» и теплый пух. Я успокоился, но на кухне снова раздался легкий звон. Правильно было или нет, но я взял кота и плотнее завернулся с ним в одеяло. Он не стал сопротивляться. Мне кажется, ему было тоже страшно. Так я пролежал до рассвета и заснул уже под утро. Работу сегодня я просрал.

Отец всегда говорил: «В любом событии, даже самом неприятном, всегда есть хорошая составляющая. Очень важно ее не пропустить». С этого дня на работу я буду убегать с большой радостью.

Может, мне показалось. Может, я устал на работе. Но сегодня, сидя за ноутбуком, я боковым зрением, слева, заметил легкое движение в зеркале. Но справа ничего не было. Я резко повернулся к зеркалу, ожидая, что как в фильме ужасов, там уже ничего не будет. Но оно не исчезло. В напольном зеркале отражалась голова с одним бледным глазом и ехидно улыбалась. Она торчала как бы из-за шкафа в отражении.

Страх приковал меня к месту. Из левого глаза скатилась слеза – реакция на страх. Надо было обернуться и убедиться, что за шкафом в реальности никого нет. Но что делать, если оно и взаправду окажется там? Звать на помощь, звонить в полицию, просто кричать от ужаса… Через пару минут, показавшиеся годом, оно скрылось. Я медленно обернулся и убедился, что сзади его тоже нет. За шкафом оно тоже отсутствовало.

Сегодня я буду спать с включенным светом и точно опоздаю на работу.

Этой ночью мне было тяжело заснуть. Я боялся, что оно снова придет, боялся лечь на спину, дышать, думать о нем. На всякий случай я сжимал кулаки, чтобы быть точно уверенным, что я не оцепенел. Так и уснул.

Мне снился сон. Будто я уже сплю, а оно выходит из-за шкафа в зеркале и проходит сквозь стекло. Балет забивается под одеяло. Я вижу все сквозь зрачки, но не могу двинуться. Оно подходит близко-близко, садится на грудь, проводит когтем по груди. Свет гаснет. В темноте я вижу только мутно белый глаз.

Утром я обнаружил царапину на груди и убежал прочь на работу. Подальше от того, что я выпустил.

Я растерял всю смелость. Я боюсь встретить это снова.

Понять, откуда оно появилось, не получилось. Оно просто внезапно оказалось сидящей у меня на груди с котом на коленях. Это предательство выбило меня из колеи. В этот раз на меня взирали два серо-голубых глаза. Все остальное осталось прежним. С острых зубов капала слюна. Я не смог произнести ни звука.

– Лилия, – прохрипела существо.

В следующий миг ко мне вернулся контроль тела. На груди тихо сопел Балет.

Я снова рисовал, рисовал как безумный. Меня била дрожь и лихорадило.

Описание картины с портала:

Вечерний город, горят белые фонари, ярко полыхают магазинчики на первых этажах, зазывая торопящихся людей. У остановки сидит бедняк, прося милостыню. Стражи порядка проверяют документы неприглядно выглядящего гражданина. По дороге несутся машины. Сотня людей, погруженные в свои дела и думы, низко опустили головы. От каждого человека, от самой макушки, тянутся ниточки ввысь. А в небе парит торс мужчины преклонных лет с седой бородой, длинными, также седыми, волосами и добродушными глазами. Над его головой, словно ореол, светится полная луна. Все нити сходятся в его могучих руках. Но они не натянуты, они просто идут к нему или от него. А на остановке, в наушниках, стоит обычный парень, такой же, как и все. Но его нить оборвана и трепещет на ветру. Глаза мужчины в небе устремлены к юноше, а глаза юноши к мужчине.

Проспал до обеда и, чтобы отвлечься, назначил свидания девушке-волонтеру. Имя Лилии не давало покоя. Галлюцинация, реалистичный сон или, может, это имя призрака. Два часа интенсивного поиска в «Гугле» не дали результатов. Для разнообразия я попытался найти информацию об аварии Джона, но тоже безрезультатно. Мы не в сериале, где каждое событие освещается прессой. Но у меня есть читерский метод – дядя, следователь. Я написал ему с просьбой выяснить все про мою квартиру.

Сейчас я иду спать спокойно. Оно… Она сегодня не приедет. Откуда-то я знаю это.

С Робертом что-то случилось. Его движения резкие, а мысли уходят вдаль. Я беспокоюсь. А вдруг он решил для творчества использовать наркотические средства? Депрессия плюс наркотики не самое лучшее сочетание. Одним бэдтрипом не отделаешься.

– Как ты, Джон? Как твое преподавание?

– Все хорошо. Точно знаю, что дети меня не слушают. Попробовал вовлечь их в разговор, но у меня не очень получилось.

– Это сложно?

– Что сложно?

– Учить детей?

– Непросто. Сложнее, чем студентов. Иногда мне кажется, что им хочется убежать. Но иногда я ловлю и интерес. Буду работать.

– Может, они слишком заняты, чтобы сыграть в новую игру. Может, они только успевают записывать и у них ни сил, ни времени.

Роберт стал проницательнее. Он перехватывал роль. Мы будто играли в игру, где велся свой счет. Он улыбается: «Один – ноль. Джон. Один – ноль». Каждый из нас на мгновение становился Доктором, а другой – пациентом, и потом, как по волшебству, мы менялись.

– Да, наверное, это так. Попробую дать им готовый материал и рассказать его без тетрадей. Хочется экспериментировать плавно, чтобы понять, что работает, а что нет.

Мы немного помолчали, хотя еду нам еще не успели принести.

По какой-то неведомой мне причине мы были открыты, словно старые друзья. Не было рамок, излишней вежливости. У меня было чувство, что я знал его со школьных лет.

– Как твоя новая картина? – спросил я. – Покажешь?

Он поднял бровь.

Его вторая картина дополняла первую. Я стал беспокоиться сильнее.

– Роберт, – немного строго сказал я. – Так получилось, что мы честны друг перед другом. Я очень ценю это, но ты явно не говоришь мне важную деталь.

– Не понимаю, – запнулся он.

Один – один.

Нам принесли блюда.

– Я заглянул за грань реальности, – открылся Роберт. – Но в ответ из-за этой грани ко мне заглянуло нечто. Она вызывает ужас. Даже от воспоминаний у меня потеют ладони.

– Ты употребляешь наркотики? – как есть спросил я.

– Нет! Джон. Что ты, – он смутился. – У меня получилось вызвать сонный паралич. Это было так страшно и… волнующе.

– Это происходило уже дважды, – не спрашивал, утверждал я.

– Да.

– Ты сказал «она»?

– Во второй раз она назвала свое имя. Лилия. Не знаю, что это значит, но мне кажется, она хочет рассказать мне что-то.

– Как она выглядит?

– Хуже, чем зомби в фильмах ужасов. Больше похожа на демона. Острые зубы, тонкая кожа, плотно обтягивающая тело, почти отсутствуют губы, рваные шрамы на лице и руках.

Я был удивлен. До этого мне приходилось лечить сонный паралич исключительно как недуг. А здесь юноша самостоятельно добивается ужасных галлюцинаций. Чем это не наркотики? Волновало и то, как он четко видел образ и, что еще хуже, говорил с ним. В моей практике не было такого случая. Я еле сдержал позыв позвать его ко мне на прием.

– Роберт. Ты видел ее только перед сном?

– Да, Джон, не волнуйся. Все хорошо.

– Обещай, что не будешь больше специально это вызывать.