Элементы апокрифического Первоевангелия Иакова были обнаружены историками в житии Бориса и Глеба и в поучениях Кирилла Туровского на евангельскую притчу о расслабленном, а образы патриархов из «Заветов 12 патриархов» обнаруживаются в «Поучении» Владимира Мономаха.

Ещё одним произведением, объясняющим Книгу Бытия, стал «Шестоднев», повествующий о шести днях творения мира и наполненный сведениями по астрономии, географии, этнографии и некоторыми другими. Вот что читается в Прологе к «Шестодневу»: « Что прекраснее, что сладостнее для боголюбцев, поистине жаждущих вечной жизни, нежели всегда держаться мыслью Бога и помнить благие дела Его? И раз уж ты, господин мой, славный князь Симеон-христолюбец, непрестанно познаешь заповеди Его и творения, дабы теми украсить и прославить себя, того же и мы держимся правила. А доброжелательный раб, видя добрые дела господина своего, не только сам бы хотел, об этом ведая, радоваться и веселиться, но желал бы, если возможно, чтобы и мир о том услышал. Сколь румяны, радостны и веселы бывают те, кто насыщает себя питьём и пищей! Но ещё более — тот, кто питает себя мыслями, взирая на дела Божии и радуясь им! Хочет тот, чтобы и другие видели и полюбили их. У таких людей, как говорит Писание, крылья вырастут, как орлы полетят они без труда, ибо радость не знает тягот и крылья растит. И как же им не радоваться, ища и постигая, для кого это небо украшено солнцем и звёздами, ради кого земля покрыта садами, дубравами и цветами и увенчана горами, для кого море и реки и все воды наполнены рыбой, кому рай и само то царствие уготованы? Как им не радоваться и не веселиться, славословя, постигая, что это — не для кого-либо иного, но для них самих! А нужно ещё и о том помыслить, каким образом сами они сотворены, каков их сан, на что они позваны. И помыслив так, пусть они на деле и не таковы, как им не радоваться и не веселиться! Я же здесь быстро в шести кратких словах всё это напомню. А потом — и отдохнуть, о добром этом творении побеседовав»[101].

«Шестоднев» представлял собой переработку Священного Писания Иоанном экзархом Болгарским. В этом произведении интерпретируются шесть дней творения, показывается необходимость поиска истины, познания природы и всего сущего.

В «Шестодневе» получили символическое значение описания животных и камней, которые служили для наглядного объяснения истин Священного Писания. Эти символические значения были переняты и составителями Толковой Палеи и Повести временных лет. С помощью данных образов авторы возвышали власть правящей династии. Приведём здесь несколько примеров сказанному.

Так, лев, показанный в «Шестодневе», символизирует Сына Божьего. Вероятно, не случайно символом дома Мономашичей также являлся лев. Олень в «Шестодневе» символизировал человека, согрешившего, но обращённого к Священному Писанию, и человека, обновляющего свою душу добрыми делами и милостынями. Лось символизировал человека, вкусившего сладость греха. Медведь отожествлял собой обжор и драчунов, являясь при этом и олицетворением содомского греха. Колосья пшеницы по «Шестодневу» — это апостолы. Именно к этим сравнениям неоднократно обращались средневековые авторы в своих произведениях.

Ещё одним ярчайшим памятником переводной литературы является «Физиолог». «Физиолог» повествует своим читателям как о реально существующем мире животных (львах, орлах, китах, слонах и т.д.), так и о фантастических фениксе, сиренах, кентавре. Каждый рассказ, содержащийся в «Физиологе», начинается с описания свойств или характеристик животного или предмета, а затем следует их символическое истолкование.

Основная цель «Физиолога» — найти аналогию между свойствами существа или предмета и образами Священного Писания. Так, например, о пеликане говорится, что, едва родившись, его птенцы начинают клевать родителей, пока те, измучившись, не убивают их. Но, оплакав погубленных детей в течение трёх дней, родители решают их оживить. Для этого мать пробивает себе ребро, и птенцы, окроплённые её кровью, оживают. Поведение пеликана, в соответствии с трактовкой «Физиолога», символизирует судьбу человеческого рода, отпавшего от Бога, но спасённого кровью, пролитой за него Христом.

В этом смысле интересен рассказ из жизни львов: «Три свойства имеет лев. Когда львица родит, то приносит мёртвого и слепого детёныша, сидит она и сторожит его до трёх дней. Через три же дня приходит лев, дунет ему в ноздри, и детёныш оживёт. То же и с верными народами. До крещения они мертвы, а после крещения очищаются Святым Духом».

Данный рассказ имеет символический смысл: так, львица рождает детёныша мёртвым, через три дня его оживляет лев-отец — всё это соотносится с рождением, смертью и воскрешением Христа[102].

«Второе свойство льва. Когда спит, то глаза его бодрствуют. Так и Господь наш говорит иудеям: “Я сплю, а глаза мои божественные и сердце бодрствуют". А третье свойство льва,— когда львица бежит, то следы свои заметает своим хвостом, и охотник не может отыскать её следов. Так и ты, человек. Когда творишь милостыню, то пусть левая рука не знает, что делает твоя правая. Да не помешает дьявол делам помысла твоего»[103].

«Физиологи» возникли в Александрии, предположительно между II и III веками, они известны в нескольких редакциях, на Руси получили распространение Александрийская, Византийская и самая поздняя (X—XII века) — Псевдо-Васильева редакции. Предположительно первый перевод Александрийской редакции был сделан в Болгарии, а в XII веке этот текст был переработан и получил распространение на Руси.

Отдельно необходимо сказать о таком обширном отделе древнерусской литературы, как «Изборники» или «Соборники». «Изборники» наглядно демонстрируют нам компилятивность древнерусской литературы и её тесные связи с литературой византийской, позднее — с западноевропейской.

На Руси были распространены «Изборники» разного рода — как типичные, имеющие определённое назначение, строгую логику повествования, подчинённую одной цели, и порядок в расположении статей; так и не типичные — случайного состава, нередко совершенно произвольного, обусловленного личным вкусом составителя. До наших дней дошли «Изборники» из разнородных статей, принадлежащих различным писцам, относящимся к различным эпохам.

К наиболее ранним древнерусским «Изборникам» стоит отнести «Изборники Святослава» 1073 и 1076 годов. Вместе с Остромировым Евангелием они принадлежат к древнейшим памятникам нашей письменности. Оба этих «Изборника» списаны дьяконом Иоанном для великого князя Черниговского — Святослава Ярославича. Характер их совершенно различен. По составу первый «Изборник» представляет собой почти буквальный перевод греческого сборника IX века; второй, вероятно, возник уже на русской почве.

По своему содержанию «Изборник» 1073 года представляет род богословской энциклопедии, которая содержит выписки из различных творений Отцов Церкви, особенно много выписок из Анастасия Синаита, из его «Вопросов и ответов». Есть и другие статьи богословского и философского содержания, встречаются статьи по грамматике, логике, даже притчи и загадки.

В славянскую письменность «Изборник» перешёл ещё на древнеболгарской почве, но сохранился в русском списке (1073 года) и с именем русского князя Святослава. Известно, что сборник, известный на Руси как «Изборник Святослава», был составлен в Болгарии для царя Симеона (892—927), которому и был посвящён. Русский писец XI века, списавший дословно болгарскую рукопись сборника, списал и само посвящение болгарского переводчика, известное как «Похвала царю Симеону», «новому Птолемею», заменив только имя болгарского царя Симеона именем русского князя Святослава. В этом «Изборнике» содержатся статьи Максима Исповедника, Фёдора Раифского, Юстина Философа, Иоанна Дамаскина, дополненные богословско-философскими размышлениями. «Изборник» также содержит первый на Руси перевод трактата по поэтике «Об образах» Георгия Хировоска, где объясняются 27 поэтических тропа: аллегория («инословие»), инверсия («возврат»), гипербола («лихоречье») и др. Процитируем здесь небольшой фрагмент статьи «Изборника Святослава» «О личности», на наш взгляд, красноречиво характеризующий поучительный характер статей «Изборника», а также полноту и красочность приводимых образов: «Личность есть то, что ясно проявляется в своих действиях и свойствах и отличается от родственных ей существ, как, например, Гавриил, беседующий с Богородицей: будучи одним из ангелов, лишь он один, придя туда, беседовал с ней, — отличившись от единосущных с ним ангелов тем, что пришёл на то место и беседовал. И Павел, будучи одним из людей, отличался от прочих людей, когда вёл беседу на ступенях, своими свойствами и действиями. Ведь благодаря появляющемуся у нас знанию о чьей-то деятельности самого того, кто действует, называют личностью. Кажется, это означает то же, что “ипостась”, мало или ничем <от неё> не отличаясь. Следует сказать вместе с Василием Великим, что “сущность имеет такое же отличие от ипостаси, какое общее — от частного". Но поскольку различие между общим и частным внешние мудрецы объясняют по-своему, наши же богомудрецы по-своему, надо разъяснить и это. Внешние мудрецы называют сущее первым из всех видов и родов и последовательно делят его следующим образом. Из сущего, говорят они, одно телесно, а другое бестелесно; из телесного же одно одушевлённо, другое неодушевлённо; а из одушевлённого одно является животным, а другое животно-растительным, третье растением. Растения называются одушевлёнными как имеющие способность питаться и расти. Животно-растительными называют тех, что питаются и чувствуют прикосновения, но неподвижны и ходить неспособны, как черепокожие в водах. Животные же — это те, что питаются, чувствуют и способны передвигаться с места наместо. А из животных, далее, одни, говорят, словесны, а другие бессловесны: из словесных же одни смертны, другие бессмертны. Животное словесное — человек, каковой различается на данного и на каждого человека...»[104]