Амир и Вика не спеша шли по тихой пустой улице.

– Извини, что при тебе начали, – сказал Амир.

– Да все нормально. Мы же не чужие.

– Мать просто весь день на нервах… Ленку с утра ждем – должна была вещи домой перенести и пропала. Телефон выключен, дом закрыт. Не знаем, что думать. Достало уже это все.

Вика сочувствующе кивнула. Какое-то время они шли молча.

У дома Лены Амир остановился.

– Извини, что дальше не провожаю. Надо к сестре.

– Не извиняйся. Я все понимаю.

– Я подожду здесь, пока ты дойдешь.

Они еще немного постояли вместе и обнялись на прощание.

Вика удалялась, как будто скользила через сумерки. Она повернулась вдалеке и махнула рукой. Он помахал в ответ и посмотрел на окна дома. В кухне, где горел яркий свет, сквозь тонкие шторы различалась фигура сестры. В дверях показался темный силуэт, и Амир услышал срывающийся голос Лены.

Он втоптал окурок в землю и быстро пошел в дом. Сергей, сутулый и коренастый, шатаясь, стоял в дверях кухни к нему спиной. Амир двумя руками схватил его за футболку и с силой швырнул к стене. Тот глухо ударился затылком, упал и забормотал что-то бессвязное.

Лена стояла неподвижно, от неожиданности закрыв ладонью рот.

– Бери вещи, мы уходим.

– Да… Я сейчас. – Она с благодарностью посмотрела на брата и быстро вышла из кухни.

Амир присел на корточки напротив Сергея, пьяно мотающего разбитой головой.

– Сунешься к нам хоть раз, сука, – пристрелю. Понял?

Лена вернулась с сумкой и торопливо сняла несколько вещей с вешалки в коридоре. Амир пропустил ее вперед и еще раз посмотрел на красное одутловатое лицо сидящего у стены Сергея. Тот отвел глаза.

Они вышли из двора и быстро направились в сторону дома. Амир видел, как сестра несколько раз обернулась, и крепко обнял ее за плечо.

Мать уже стояла у ворот и побежала навстречу, как только их силуэты появились в сумерках.

Амир открыл глаза. Камера, решетка, тусклый свет теперь стали осязаемы, и он почувствовал себя вдавленным в эту реальность. Оба соседа спали на лавках вдоль стен. Амир не знал, спал ли он сам, но ощутил пробуждение с такой силой, словно не проснулся, а вынырнул на поверхность бездонной глубины.

Падая под откос судьбы, с каждым ударом отчаянно цепляешься за мысль, что жизнь могла и дальше тянуться ровной, прямой дорогой, если бы не поворот, за которым она вдруг криво соскользнула и полетела в пропасть. И та минута кажется еще такой близкой, что можно ухватиться рукой, вернуться и поступить иначе. Но время не обратить. Оно неподкупно, глухо, безжалостно и движется только вперед.

Необратимость наступала, давила, пульсировала в висках, и задыхающаяся под ее натиском свобода кричала и билась с такой силой, что Амир и сам не мог больше молчать. Он то вскакивал с места, метался от стены к стене, сжимал прутья решетки, то измученно закрывал глаза и видел, как солнечный свет вплетается в белесые спутанные волосы Амины, как ее смех дрожит в брызгах воды, и мать ласково перебирает ее выгоревшие пряди. Ему хотелось, чтобы они оставались в том далеком солнечном дне и дождались там его.

Внезапно громыхнула железная дверь, раздался топот и неразборчивые голоса. Амир вздрогнул и очнулся от тревожного сна.

– Салам, брат. – Из серой темноты выступило знакомое небритое лицо.

Амир вскочил на ноги. Мучившие его мысли сразу рассеялись, как ночной бред. Он пожал протянутую руку и обнял Тагира через решетку.

– Твоя мать позвонила – я сразу помчался сюда. Как ты?

– Даже не знаю. В шоке, наверное.

Тагир похлопал брата по плечу.

– Она утром поедет к прокурору и к судье. Здесь к начальнику милиции ездили уже – он в отказ, короче. Походу, Седой его кентом был.

Амир понимающе кивнул и сразу поник. Тагир заметил это и виновато отвел взгляд, но сразу спохватился:

– Вот, возьми. – Он просунул между прутьями пакет. – Здесь еда и чай. Мать к тебе не пустили.

– Спасибо.

– Ты, главное, держись. Может, получится замять. Мы всё сделаем, что можем, ты знаешь.

Они немного помолчали.

– Пока на все вопросы отвечай, что ничего не помнишь. Понял?

– Да.

Амир постарался улыбнуться. Из пакета пахло домом. Ему захотелось, чтобы Тагир ушел – было невыносимо смотреть через решетку на прежнюю жизнь.

Юное бледное лицо в обрамлении черного платка – найти ее в социальной сети оказалось совсем не сложно. Девушка смотрела со своей страницы с такой несокрушимой, безрассудной, самоотверженной решимостью, словно ее поднятый вверх палец указывал на то единственное, что заменило ей и рассудок, и жизнь. Удивляло то, как много читалось в этом простом жесте: непостижимость мироздания, разрушительность человеческих заблуждений, бесценность и ничтожность одной жизни. А может, он всего лишь отвлекал внимание от того, кто стоял за всем этим.

Амина лайкнула фото. Айшат – так звали девушку – ответила почти сразу, будто ждала этого.

«Привет». – «Привет, красивое фото! Тебе идет хиджаб». – «Спасибо! А ты тоже мусульманка?» – «Да, но я хотела бы больше узнать об исламе. Мои родители не соблюдают, и мне не у кого спросить». – «Кто ты по национальности?» – «Даргинка. А ты?» – «Тоже. Если хочешь, я могу рассказать про ислам все, что тебе интересно. Только, может, созвонимся? Писать долго».

Амина застыла над телефоном. По коже холодом пробежал страх. Нет. Она все решила и не отступит. Амина до боли сжала кулак, задавив сомнения. Нервные пальцы написали номер телефона.

Зазвучал видеовызов. Амина сдернула висевший на стуле палантин и накинула на голову.

На экране появилось лицо Айшат в черном платке.

– Ас-саляму алейкум, сестра. – Ее голос был намного мягче, чем угадывалось по внешности.

– Ва-алейкум салам.

– Ничего, что я по видео звоню? Не помешала?

– Все нормально.

– Ты одна живешь?

– С родителями, – соврала Амина.

– Понятно. Далеко от центра?

– На Некрасова. – Ей снова пришлось соврать.

– А я на Московской. Можем даже увидеться.

Амина улыбнулась и неопределенно кивнула.

– Ты ходишь в мечеть? – спросила Айшат.

– Нет, я дома делаю намаз.

– Если хочешь, можем ходить вместе. Только я не в городскую хожу, а в другую… это недалеко… Там имам из Саудовской Аравии. Он проповедует истинный ислам.

– Истинный? А бывает какой-то еще?

– Есть много течений. Они все искажают Коран, как им удобно. Но только первоначальный ислам – чистый. Мы, муваххидун, признаём только его.

– Ты так много об этом знаешь… А что такое муваххидун?

– Это значит «единобожники». Если интересно, могу рассказать подробнее. Так что насчет встречи?

– Даже не знаю… Я учусь, все время занята.

– На кого учишься?

– На экономиста.

Айшат кивнула. Приготовленные заранее ответы звучали убедительно.

– А где?

– В Северо-Кавказском.

– Так, может, встретимся в перерыве? Попьем кофе, поговорим.

Амина ответила не сразу. Судя по настойчивости девушки, личный контакт был очень важен. И отказаться – значило вызвать подозрения.

– Надо посмотреть расписание. Я позже скажу, хорошо?

– Договорились, сестра. Надеюсь, увидимся.

Амина стащила с головы платок и посмотрела на фотографию брата, стоящую на полке. «А если она поймет, что тогда? Сменю номер… Хотя… Что мне может сделать эта девчонка? Пока это опасно только для нее самой. Главное сейчас – подготовиться, тогда все будет нормально. А когда я попаду в их гнездо, она уже будет мне доверять».

Амина набрала в поисковике «муваххидун» и склонилась над телефоном. Она пробежала первые строки, и в глаза бросились несколько слов: «муваххидун», «единобожники», «самоназвание ваххабитов». Значит, она не ошиблась.

Амина оставила машину в небольшом переулке и пешком прошла несколько кварталов. Она заметно нервничала, но прохладный весенний воздух немного успокоил ее, и когда она входила в кафе, волнение уже улеглось.