Вместо того чтобы выйти на Гоголя, он выбрал обходной маршрут вокруг Министерства сообщений и подошел к мрачному зданию полиции с противоположной стороны. Перед тем как войти, он поднял ворот куртки, втянул голову в плечи и надел очки, которые использовал только для чтения. Но маскироваться оказалось не от кого. В дежурке никого не было, а большинство из не занятых на дежурстве уже разошлись по домам. Он сразу поднялся на третий этаж, прошел по пустому коридору и открыл хорошо знакомую дверь. Женщина в темном брючном костюме за заваленным папками столом устало подняла голову и сняла очки.

– Ага. Явился. Мог бы и постучать.

– Где он?

Она завела руки за затылок, сцепила пальцы и потянулась всем телом, как всегда делала после долгой работы с бумагами. От натяжения верхняя кнопка на белой блузке под пиджачком расстегнулась, открыв край бледно-розового бюстгальтера.

– Вообще-то входящие обычно здороваются. Ты о ком, собственно?

– Ты прекрасно знаешь о ком.

– Ну, если о своем дружбане… Скорей всего, его сейчас допрашивают.

– Кто? За что его взяли?

– Не слышала, чтобы ты получил лицензию адвоката.

– Это не ответ.

– Не ответ, – согласилась она и повела носом. – Ба, да ты, кажется, подшофе! Хорошо, если не под наркотой, как твой дружбан. Знаешь, чем это пахнет? Ворвался в кабинет должностного лица… не забыл, что я больше не твоя жена?

– Я помню, чья ты теперь жена.

– Это хорошо. Тогда мы, надеюсь, обойдемся без сцен со словами «как ты могла!»

Марис поморщился. Эти слова действительно вырвались у него, когда она впервые объявила, что уходит от него, и ему до сих пор было за них стыдно. Стараясь не смотреть на полоску кожи под расстегнутой пуговицей, он упрямо помотал головой.

– Ты хочешь сказать, что Антон принимал наркотики? Чушь! Он три часа назад прилетел из Германии. Наркота в самолетном меню не числится.

– Ну, не знаю, принимает он сам или распространяет другим… Два грамма. Смирнов разберется.

– Кто, Смирнов? Это он допрашивает Антона? Эта гнида?

– Я не стала бы так о твоем бывшем…

– Гнида, – упрямо повторил Марис. – Где идет допрос? В его кабинете? Или…

– Успокойся, – она наконец расцепила руки, встала со стула, подошла к двери и заперла ее на ключ. Потом взяла Мариса за лацканы пиджака и притянула к себе, будто собираясь поцеловать. Он невольно потянулся навстречу, но в последний момент она лишь глубоко втянула ноздрями воздух и отошла на шаг.

– Запаха духов нет. Пил не водку, а шампанское. Даже странно. Надеюсь, это не романтическая попытка вернуться к старому? Что у тебя в пакете? Сядь.

– Не романтическая, – подтвердил Марис и опустился на стул. Второй раз за сегодняшний день его бросило в жар. – Ты сама закрыла дверь. В пакете чизбургеры. Будешь?

– С этого надо было начинать! Я же сегодня без обеда.

Она открыла пакет, аккуратно зацепила двумя пальцами с искусно наманикюренными ногтями верхний бутерброд, вонзила в него зубы и даже замычала от удовольствия.

– И вы не можете засадить его за два грамма, которые сами же подбросили.

– Что?!

Она поперхнулась и замахала рукой. Марис поспешно открыл для нее бутылку колы и привстал, чтобы похлопать по спине, но она отодвинулась дальше и гневно уставилась на него.

– Только не это! Знаю я твою руку. Ты хочешь сказать, что мы сами подбросили Антону наркоту? Ты обвиняешь меня?

Марис неловко заерзал на стуле.

– Я не говорю, что ты об этом знала. Но Смирнов…

– Дался тебе Смирнов! Я тебе тогда говорила, чтобы ты не лез в то дело! Это не твой уровень. Не наш, – поправилась она. – Мы получили сигнал и должны были отреагировать.

– Сигнал?

– Ну… – она подняла глаза куда-то к потолку, но тут же отвернулась, избегая его вопрошающего взгляда. – Да, мы не святые, но делаем немало хорошего. Видишь эти дела? Чего ради я здесь просиживаю свою жизнь, как бумажный червь?

– Ладно, ладно, извини, – примиряюще сказал он, вспомнив, что пришел сюда не ругаться и не выяснять отношения. Тем более когда указания поступают, похоже, от самого господа бога. Прошлое должно оставаться в прошлом. В целом в общей ситуации была даже своя ирония. Когда-то она упрекала его за то, что он просиживает все свое время, рабочее и не только, за бумагами и у них практически нет личной жизни. В результате теперь за бумагами сидит она сама, а он только что вышел из роскошного ресторана после похода в художественную галерею… – Наверное, ты по-своему права. Просто сделай еще одно хорошее дело. Которое вполне в твоей власти. Отпусти Антона. Возьми подписку о невыезде и отпусти.

– Ох, горе ты мое, – она вздохнула и потянулась к недоеденному бутерброду. – Кому ты на этот раз перешел дорогу?

– Не знаю. Честно, не знаю, – ответил он.

Вид у Антона был унылый. Марис терпеливо смотрел, как неутомимые челюсти его друга перемалывают чизбургер. Они сидели на скамейке в сквере напротив здания полиции и величественного здания Академии наук. К вечеру воздух заметно поостыл, и Антон начал подмерзать. На нем был легкий темно-синий костюм и несвежая голубая рубашка. На правой стороне пиджака выделялись грязные полосы, словно его хозяина волокли по земле. На левой туфле отсутствовал шнурок.

Проследив за взглядом Мариса, Антон сглотнул последний кусок, выудил шнурок из внутреннего кармана пиджака и начал зашнуровывать туфлю, с трудом попадая в маленькие дырочки.

– Чтобы не повесился в камере, – виновато улыбаясь, пояснил он, и Марис кивнул.

– Я знаю, для чего забирают шнурки. Как тебя взяли?

Антон посмотрел на полицейский участок, из которого выходили два постовых в форме, смахнул с мятых брюк крошки и встал.

– Давай не здесь. Где твоя машина?

– Во дворе офиса. Я пришел сюда пешком.

– Блин. А мою забрали на штрафстоянку, или куда они там ставят вещдоки. Я же оставлял ее на стоянке в аэропорту, и меня остановили на выезде. Два амбала в форме и один в штатском. Ну, штатский помельче будет. Он на видео снимал. Сразу руки на крышу, ноги врозь, словно кто-то собрался меня поиметь, и этот, в штатском, в салон. Вылезает, харя растянута до ушей. Внутри, говорит, чисто. Ну, думаю, все, даже пошутил сдуру, что для уборки обычно другую команду вызываю. И тут штатский достает зеркало на штативе, сует под днище и находит прилепленный скотчем пакетик с порошком.

– Ты его трогал? Этот пакетик?

– Я что, с дуба рухнул? Нет, конечно. Он мне их протягивал, но я сразу руки за спину и говорю: нет, этот номер не пройдет. Они ребята понятливые и вежливые. Ключи от моей тачки забрали, а на меня наручники. А дальше…

– Дальше по дороге.

Прежде чем отправиться в путь, Марис еще раз внимательно огляделся. Небо почернело, и уличные фонари разделили улицы на неровные сгустки тьмы и света, по которым торопливо перемещались редкие прохожие. Ощущения, что кто-то идет за ним следом, больше не возникало, но лишний раз входить в сумрачный тоннель под железной дорогой не хотелось, и он вновь выбрал путь через опустевший железнодорожный вокзал. Антон едва поспевал за его стремительным шагом и на привокзальной площади даже придержал Мариса за рукав.

– Погоди, куда ты так несешься?

– Несусь? – Марис даже остановился на миг. В ранней молодости он пробовал себя в спортивной ходьбе, участвовал в республиканских соревнованиях и даже занял среди скороходов четвертое место на дистанции в двадцать километров, но дальше этого дело не пошло – плечи внезапно стали расти вширь, а тело набирать вес, и тренер прозорливо предложил перейти в секцию единоборств. Но в самых сложных ситуациях с тех пор ноги сами набирали скорость, как бы в такт ускоряющимся мыслям.

– Извини, задумался. Ты же знаешь…

– О скороходстве?

– О том, что никто не станет подкидывать два грамма наркоты за здорово живешь. Кто тебя мог заказать?