– Ты понимаешь, что это значит?! – с внезапным воодушевлением сказал он.

– Ромул и Рем, – вслух прочитала она. – Написано, что они родились в этом палаццо. Просто не верится! Так звали основателей Рима. Получается, они родом отсюда?

– Именно! И ты вспомнила! Значит, к тебе возвращается память!

– Если бы! Я откуда-то знаю о многих вещах, но не о том, откуда эти знания почерпнула. Может быть, в моих ячейках памяти лучше сохранилось прочитанное в книгах. К тому же я погуглила кое-что об Италии перед поездкой.

– Тебе надо больше видеть, пробовать, ощущать. Я сделаю для этого все. Мы вместе сделаем. А теперь подумай! – глаза Яниса возбужденно заблестели. – Это не просто табличка. Это разгадка легенды. Понимаешь?

– Ты…

– …о Ромуле и Реме, – закончил за нее он, – которых якобы вскормила и воспитала волчица. Но это же сущий бред. Люди формируются в детстве. Дети волчицы выросли бы дикими и нелюдимыми. Такие не строят города, не меняют историю. Ты видишь, на самом деле близнецы с рождения были знатными людьми и жили в богатом палаццо, в этом самом. Я все понял! Они каждый день слышали зазывный вой жриц любви и наверняка были завсегдатаями этого храма. Отсюда и легенда о волчице… Волчице любви! Как ты думаешь, это тянет на историческое открытие?

Вечером в Террачине они отметили последний день медового месяца в большом рыбном ресторане, где рекой лились музыка и молодое белое вино. Они смаковали экзотические морепродукты, танцевали, шутили. Янис удивил ее обширными знаниями о жрицах любви и их ритуалах. Он рассказывал, как к почетному званию жриц девушек из знатных семей готовили по нескольку лет, как обучали тайным техникам любви, многие из которых на сегодня утеряны. Не к банальному сексу, а к настоящему искусству возбуждения, в ходе которого использовалось все – руки, грудь, язык. Все, что доводило мужчин до безумия.

– Тебе это интересно? – несколько раз переспрашивал он, и она согласно кивала. Помпея тоже не выходила у нее из головы, а внезапный интерес мужа к истории откровенно радовал. С каждым новым словом его голос звучал все нежнее, словно обволакивал бархатом, и она, все меньше вслушиваясь в значение слов, в захватывающем ожидании воспринимала их как музыку, как восхитительную любовную прелюдию.

Утром она проснулась от ощущения, что в нее проникает что-то жесткое. Передернувшись, она широко распахнула глаза и приподняла голову. Раннее солнце сквозь неплотно зашторенное окно заливало гостиничный номер мягким светом средиземноморского утра. Невесомое одеяло было сбито в неровный ком на краю кровати, и она лежала полностью обнаженной. Муж, приподнявшись на левом локте, полулежал рядом и, не мигая, смотрел на нее. Его ноздри широко раздувались, а правая рука неустанно двигалась.

– Что это? – еще не до конца осознавая происходящее, спросила она.

– Фаллоимитатор, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщил он, и она не сразу впитала в себя значение этого слова. Перед сном они занимались любовью, недолго, что легко было объяснить скопившейся за день усталостью и переизбытком вина за ужином. Янис оказался не слишком страстным любовником, и за время свадебного путешествия в непродолжительные интимные отношения они вступали всего три раза. Но сейчас… Какое-то время она не двигалась в тайной надежде, что ей это только снится и сейчас все закончится или что это такая странная прелюдия, для которой у Яниса найдется очень убедительное объяснение. Но муж не говорил ни слова, его рука двигалась все быстрей, и боль между ног нарастала.

– Убери это, мне неприятно, – потребовала она, и рука с фаллоимитатором замерла, а на лице мужа появилось обиженное выражение, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

– Я был уверен, что тебе понравится, – сказал он. – В первый раз это может показаться странным, но, поверь, ты быстро привыкнешь и будешь получать удовольствие.

– Но почему ты не спросил меня? Так нельзя! Мы пара, мы муж и жена, мы все могли обсудить.

– Прости меня. Я не решался заговорить на эту тему. Все так сложилось. Ты моложе на пятнадцать лет, и я вдруг подумал, что в будущем у меня может не хватать на тебя сил. Ну, ты понимаешь. А ты такая красивая, что любой мужчина… И еще мне безумно нравится смотреть на тебя.

Голос его звучал так виновато и так искренне, что она не знала, сердиться на него или смеяться. Меньше всего ей хотелось привыкать к фаллоимитатору. Эта игрушка, по ее убеждению, была для одиноких или престарелых, но уж никак не для молодоженов. Надо было найти нужные слова, чтобы все расставить по местам и при этом не обидеть Яниса, но они никак не приходили в голову. Он просто тревожился об их интимных отношениях на много лет вперед, в глубокой старости, и это было так мило. В конце концов, на произошедшее можно было посмотреть как на недоразумение, метод проб и ошибок. На всех женских порталах пишут, что в любовных отношениях не должно быть запретных тем, что надо исследовать друг друга, чтобы получать от любовных отношений максимум удовольствия. Янис мог начитаться подобного перед свадьбой. Где он вообще взял это устройство? Купил здесь, в Террачине, спонтанно, под воздействием внезапного импульса, пока она была в парикмахерской? Или привез его из Риги, потому что все распланировал заранее? И это тоже имело значение.

Они никогда не говорили о его бывшей жене, и она с трудом подавила мелькнувшую было мысль, что подобный опыт у него уже был. Зачем ворошить прошлое? Разве это не она сама хотела прибиться в спокойную и безопасную семейную гавань? Пусть даже со слегка треснувшим и требующим ремонта причалом.

Большая часть столиков в заведении со звучным названием «Монтеросса» были свободны, и Петерис уверенно провел компанию мимо огромных, выходящих на улицу окон в дальний конец зала в почти полностью прикрытый от остального мира закуток у ведущей на второй этаж лестницы.

Через несколько минут официант уже разливал в высокие бокалы розовое шампанское Petit & Bajan.

– Обожаю этот сорт, – одобрила Сандра.

Петерис довольно подмигнул Марису:

– Только прекрасные женщины способны по-настоящему оценить маленькие прелести жизни. Вы, как эксперт, наверняка знаете это лучше меня.

– Никогда не рискну сказать, что знаю женщин, – отшутился Марис. – А шампанское действительно замечательное, тут я с вами полностью согласен.

– Тогда нам стоит попробовать Дом Периньон от «Моэт и Шандон». Сейчас попрошу сомелье принести нам бутылочку. Это лучшее из того, что у них есть. Триста евро за бутылку.

Сандра погрозила ему пальцем:

– Час назад вы беспокоились, чтобы не переплатить за картину, а сейчас готовы отдать баснословную цену за шипящий напиток. Художнику эти деньги пригодились бы больше.

Петерис снисходительно улыбнулся.

– Вот тут я не уверен. Видели его компанию? Могу поспорить, что они уже сидят в дешевом баре и хлещут пойло, от которого к завтрашнему утру их жизни сократятся как минимум на год. Все имеет свою цену. А они еще не умеют распоряжаться деньгами. Считайте, я спас вашего гения. Художник должен быть бедным. Только так рождается настоящее искусство и сохраняется здоровье.

– То есть это была забота о ближнем?

– Сейчас самые ближние для меня это вы! И я плачу за собственное удовольствие. И за ваше, надеюсь, тоже. Причем с корыстной целью. Вдруг ваш замечательный эксперт согласится посмотреть мою коллекцию просто так, по дружбе… Шучу, шучу. Я не ищу халявы. Но мне действительно интересно будет услышать мнение понимающего человека. И, конечно, любая работа должна оплачиваться. Надеюсь, мы с вами договоримся?

Петерис протянул ладонь, и Марис помедлил, прежде чем пожать ее.

– А вдруг вам не понравятся мои суждения? Ладно, не беспокойтесь. Я охотно посмотрю вашу коллекцию. И без всяких денег. Для меня это хобби.