Малфой, напротив, отличился, закидав меня кучей вопросов в сообщениях. Я не хотел его обижать и уж тем более делать больнее, но отвечал односложно в попытке охладить, казалось, неудержимый пыл. Если бы только он год назад был вот таким… Но история не терпит сослагательного наклонения, потому я не желал не только сожалеть о чём-либо, а даже размышлять об этом.
Что было, то прошло.
— Ты волнуешься, — послышался рядом приглушённый голос Гермионы. — И я даже знаю по какому поводу…
— Герми, — с тенью упрёка протянул я, наблюдая, как Рон прицеливается и опять попадает мимо небольшой фигурки гориллы, — тебе не кажется, что сейчас не время для душевных бесед и обсуждения моей личной жизни? Мы вроде как веселимся.
— Вообще-то, — в излюбленном тоне начала она, — я говорила о курсах Снейпа. А ты… полагаю, думал совсем о другом.
Я удивлённо моргнул, повернувшись к ней:
— Почему я должен волноваться по поводу курсов?
— Ну не в обморок падать, конечно, но хотя бы немножко понервничать, ведь ты так и не определился с тем, что будешь делать дальше, а мы вдруг всучили тебе весьма конкретный билет в будущее. Подобные перемены не могут не тревожить.
И только сейчас я осознал, что о принятом мной решении никому не сообщил: ни друзьям, ни деду, ни крёстному. Никому, кроме Тома.
— Только не убивай меня, — поднял я ладони в защитном жесте, — но я совсем закрутился и как бы забыл сказать вам, что решил поступить на второе высшее или же двухгодовое — ещё не знаю — и последовать своей мечте, став крутым поваром. Та-дам! — вполголоса пропел я и театрально потряс руками, широко улыбаясь.
— Забыл? — со скепсисом переспросила она и следом повторила с нажимом: — ЗАБЫЛ?
Рон опять промахнулся, смачно выругавшись.
— Не дуйся. Решение было принято совсем недавно. Я просто подумал, что нужно что-то решать, потому что всё это действительно не вызывает у меня особого энтузиазма, и для тебя это не секрет. Свои отношения с пищевой промышленностью я бы хотел продолжить исключительно на кухне в качестве повара.
— Ты и раньше это понимал, но не решался ничего менять, — констатировала она, задумчиво разглядывая меня, — и это тоже для меня не секрет. Сколько раз мы беседовали на эту тему, и ты всегда отмахивался, мол, будет ещё время… А времени уже не осталось: вот он — последний курс.
— В любом случае знания никогда не бывают лишними, — пожал я плечами. — По сути, знать не только как приготовить что-то, но и как вырастить — само по себе полезное дополнение.
— Ты прав, — одобрительно кивнула она. — И всё же, смею предположить, что таким переменам что-то или, скорее, кто-то, — Гермиона прищурилась, — активно поспособствовал.
— Он просто сказал мне мечтать, — отрешённо ответил я, вновь невольно мазнув взглядом по экрану смартфона.
— И ты решил кардинально всё поменять? — насмешливо фыркнула она. — А знаешь, слушаться взрослых иногда полезно…
— Гермиона!
Она рассмеялась, уткнувшись лбом в моё плечо:
— Только не красней, Гарри. Нет ничего страшного в том, что он старше тебя. Кстати, ты дедушке рассказал о своих любовных приключениях?
Вздохнув, я замялся, и повисла пауза. Гермиона цокнула языком, понятливо улыбнувшись:
— Боишься его неодобрения?
— Для этого нет повода, да и он никогда не вмешивался в мою личную жизнь, за исключением последних двух лет, — я покачнулся. — Просто рассказывать нечего… Мы же не встречаемся.
— А что вы делаете?
И правда — что же мы делаем?
Я схожу по нему с ума, а Том… А что же Том?
«…Можешь с точностью сказать, какие именно чувства он к тебе испытывает?» — прогремел возмущённый голос Драко в мыслях, и я поёжился, понимая, что даже после сегодняшнего звонка так и не смог понять, кто мы друг для друга, какие между нами установились отношения и есть ли они вообще.
А также не мог представить, что будет после окончания стажировки.
— Что за кислая мина? — возмущённо воскликнул Рон, ткнув в меня пушистой и глазастой пирамидкой, которую всё-таки выиграл. — Как оказалось, я не так плохо стреляю!
— Я не буду таскать это на себе, — наотрез отказалась Гермиона и даже показательно отстранилась.
— Мне подарили пакет, — помахал он и, зашуршав бумагой, засунул игрушку внутрь. — И не «это», а виноградная гроздь. Вот листик, — он потеребил пушистый зелёный отросток, который я принял за волосы.
— Давай сюда — понесу, — протянул я руку, и он доверительно передал мне свой трофей, который я тут же сжал, будто нечто материальное могло отвлечь меня от струящихся нескончаемым потоком вопросов, и сразу же поинтересовался: — Куда направимся теперь?
— На карусель? — с надеждой предложила Гермиона. — Только не на «Тифон»[1]…
Рон глянул на меня, я — на него, и мы дружно рассмеялись, прекрасно понимая, что второго испытания она не выдержит: её подташнивало почти везде, кроме так называемой семейной зоны: колесо обозрения, поезд, гидродром, — которого здесь, увы, не было — карусель, само собой, и автодром с машинками.
— Я пас, — покачал я головой, когда мы подошли к замедляющейся платформе. — Постерегу добычу.
— Скучный ты, — показала она мне язык, прежде чем сунуть талончик и пройти за ограждение.
А я, усмехнувшись, так и остался стоять, пока друзья, точно вернувшись обратно в детство, забрались на пластмассовых лошадок и покатились по кругу.
Взобраться в седло я и правда был уже не в состоянии. К тому же ассоциации стали какими-то… чудными: я смотрел на кружащегося в имитации скачки белого коня, и воображение рисовало Риддла верхом, а меня сидящим перед ним. Это было, откровенно говоря, чудовищно. Чудовищно пошло.
Последним на очереди осталось колесо обозрения. Мы уже были на автодроме, и я, кажется, даже заработал себе несколько синяков, когда Рон со всего маху врезался в боковину моего электрического автомобиля, а следом и Гермиона. После такого, естественно, я еле разогнулся и кряхтя направился к выходу, отчего стал предметом для насмешек: с кем поведёшься, дескать.
Повторный круг они сделали уже без меня. Я просто свистел и хлопал, когда какой-то чудак прижал Рона к бордюру, а тот удачно вырулил и тут же снёс его сзади — кровавая бойня автодрома только началась. На третьем заезде Гермиона сдалась, оставшись рядом со мной, а Рон, казалось, решил устроить гонки с появившимся соперником. На четвёртом — мы еле уговорили его отпустить руль, заверив, что позже снова сюда вернёмся.
Далее шёл поезд. Друзья устроились впереди, а рядом со мной села десятилетняя — или около того — девочка в костюме розового пони, которая каким-то образом пронесла с собой сахарную вату. Её-то она мне и тыкала в лицо каждый раз, когда отвлекалась на крутом повороте, чтобы под конец чуть не облевать мои ботинки. Хорошо, что я своевременно сместился в сторону. Но это громкое «чу-чу» отпечаталось в мозгу и, кажется, теперь будет сниться мне в кошмарах.
На сладкой карусели, которая последовала за предыдущей авантюрой, меня самого чуть не стошнило, когда нас, сидевших внутри огромной чашки, резко завертело и затрясло. Поэтому было принято решение передохнуть, устроившись на одной из террас попавшегося по дороге заведения. По две пинты холодного пива, по десертной стопке текилы для меня, джина для Гермионы и рома для Рона — и мы забрались на «Тифон». Как оказалось, зря поспешили.
На одном из поворотов Рон прикрыл глаза, крича во всё горло, что он упомянул меня в своём завещании и чтобы я передал Гермионе, как он её любит, а я лишь рассмеялся в ответ, наслаждаясь неистовым движением аттракциона и ветром, хлеставшим по щекам. Гермиона же, казалось, и вовсе выпала из реальности. Когда мы сошли с платформы, её знатно шатало, — от края до края тропинки — поэтому пришлось присесть на скамеечку, пока она приходила в себя.
Так что повторить мы не рискнули и вместо этого залезли по пути обратно в расслабляющий «Цеппелин»[2]. Тот передвигался настолько медленно, что буквально убаюкал нас, введя в коматозное состояние. Сонливость пришлось разгонять чашкой крепкого кофе и очередной рюмкой горячительного.
