«Бывает», — пытался утешить он меня, а его шоколадные глаза у меня уже в печёнках сидели.

Со. Мной. Такого. Не. Бывает. Никогда.

Из отеля мы вышли вместе, но каждый поймал своё такси, и когда он замер, ожидая каких-нибудь слов, к примеру, о новой встрече, то я лишь покачал головой, заметив отблеск понимания. Парнем он был неплохим, но не тем. Увы, не тем.

Что ж, клин клином вышибают — это явно не про меня.

Моё сопротивление самому себе только усугубило ситуацию, ведь с каждым отринутым вариантом росло понимание, что я попал. Очень глубоко вляпался. В самое что ни на есть дерьмовое дерьмо.

Я буквально ловил каждую секунду, которую мог его увидеть; впивался глазами в мелькавшую фигуру где-нибудь на участке или отдаляющуюся спину на тропинке, где мы бегали, или просто изредка вытянувшуюся тень на террасе по вечерам. Я насильно продирал глаза в полпятого утра, чтобы выйти сделать зарядку и «нечаянно» столкнуться с Риддлом, выходящим из дома.

«Доброе утро, Гарри, что-то рановато ты…» — улыбался он краем губ, пока я старательно разминал каждую мышцу, делая вид, что это то, чем я занимался всю жизнь. Эдакое предназначение. А ведь участок был огромным, и я мог бы делать это где угодно, но он или правда не замечал ничего, или мы просто закрывали глаза на моё странное поведение. Причём оба.

«Не спится», — отвечал я каждый раз. И если сосчитать все случаи, когда мне «не спалось», можно было предположить, что я вампир или иная нечисть, не нуждающаяся в отдыхе.

Впрочем, мне казалось, ему и правда до меня не было никакого дела, чтобы мысленно размусоливать и замечать странные повадки очередного студента, коих ежегодно здесь было оное количество. С одной стороны, это меня задевало, ведь хотелось быть, мать его, особенным в чужих глазах, с другой стороны — хорошо, что он ничего не замечал, ведь моя невменяемость — это моя проблема.

И каждую секунду, что я урывал у судьбы, времени становилось всё меньше. Из четырёх месяцев полтора уже пролетело как одно мгновение, а остальные не станут исключением. Время беспощадно, и в конце концов стажировка закончится, мы вновь загрузимся в автобус и вернёмся в столицу…

— Вы готовы? — окрикнул он нас, а я закусил щеку изнутри, чувствуя себя ещё более растерянным сегодня.

Уж лучше бы эта неделя никогда не начиналась, а Питер всё также стоял у нас над душой, придираясь по мелочам, чем такое тесное и близкое взаимодействие с Риддлом. Это было выше моих сил.

Меня дёрнули за руку, и я нехотя поплёлся к машине.

Гермиона и Рон будто назло забрались сзади, не отлепляясь друг от дружки, точно сиамские близнецы, а мне досталось переднее сидение. Конечно же, рядом с ним. Стараясь вообще на него не смотреть, я вздохнул, садясь полубоком, и подпёр кулаком подбородок, уставившись в окно.

Не знаю, было ли дело в его внезапной близости и его доступности все эти дни или же в необычайной жаре, длящейся уже как четыре дня, когда даже в тени градусов сорок, но сегодня мне было особенно сложно собраться с мыслями, сконцентрироваться на работе и делать вид, что всё нормально, когда ни капельки ничего не нормально. Даже отдалённо.

И прямое тому доказательство — мои постоянные отлучки «в туалет», которые, наверное, натолкнули Риддла на мысль, что у меня недержание. Отчасти так оно и было — работать со стояком у него на виду являлось довольно-таки смущающим развитием событий. А он будто нарочно издевался надо мной: то встанет слишком близко, буквально прижавшись бедром к бедру, указывая на лозу — на что именно я не слушал, потому что вся кровь от мозга тотчас отливала. То облокотится рукой на столб, наблюдая, как я натягиваю ветку, командуя: «Нежнее, мягче. Не так резко, действуй плавнее… Гарри, слишком натянешь, и она обломится». Я тогда и правда обломал парочку из-за его, чёрт побери, голоса над самым ухом! Как будто нельзя было обойтись без инструкций — не первый же день. И, видимо, что-то такое в моём взгляде проскользнуло, так как он вдруг хмыкнул, странно глянув — меж усмешкой и укором.

Сумасшествие, а не день.

Машина мягко тронулась, выезжая на дорогу. Плотная завеса пыли взметнулась из-под колёс, застилая видимость.

Всё было бы куда проще, будь моё помешательство всего лишь физическим влечением. Неразрешённым сексуальным напряжением. Своего рода назреваемым конфликтом, который быстро обострялся и после первой ночи так же шустро и беспрепятственно разрешался. Однако каждый день в шесть утра садясь в машину и слушая его размеренную речь, связанную то с виноградарством, то с миндалём, которым активно интересовалась Гермиона, то с оливковыми рощами, которыми внезапно заинтересовался Рон, я ощущал себя всё более и более очарованным и жалел, что пропускал семинары, на которых он был гостем, как и немногочисленные лекции, которые Риддл читал. Идиот, что сказать. Приходилось давать себе мысленную оплеуху, чтобы скрыть тупое (очевидно) выражение лица. И хоть кое-какие знания у меня имелись, — учился я хорошо — но поддерживать беседу наравне с Гермионой не получалось, и это меня злило. Неимоверно злило.

— Мне кажется, ты перегрелся сегодня, — вполголоса сказал Риддл, не отводя взгляда от дороги. Рон с Гермионой за спиной щебетали, обсуждая биоразлагаемые полимеры, и не обращали на нас никакого внимания, за что я был чрезмерно благодарен.

— Просто не выспался, — отмахнулся я, вновь отворачиваясь к окну.

— Снова? — кинул Риддл на меня задумчивый взгляд. А что я мог ответить? Что сон потерял из-за него? Или что это просто удобная отмазка на любой случай? — На пробежку сегодня отправишься со мной, — внезапно добавил он.

Недоумённо хлопнув глазами, я уставился на его профиль, но по выражению лица было ничего не понять.

— Зачем, мистер Риддл?

— Том, — резко поправил он меня. И это было не первый раз, но я продолжал упёрто звать его «мистер Риддл», словно выставляя между нами преграду.

— Том?

— Возможно, у тебя солнечный удар. Вообще, лучше останься дома сегодня и отдохни, — на его лице расцвела слабая улыбка, а руки уверенно крутанули руль на повороте.

— С чего вы взяли? — осторожно поинтересовался я, хватаясь руками за пояс безопасности. Он на мгновение перевёл взгляд, кажущийся чёрным из-за слепящего солнца за его головой, и подбородком указал на зеркало заднего вида. И я машинально последовал за его взглядом.

Отражение вернуло мне томатного оттенка рожу, да ещё и исполосованную землёй. Красавец, ничего не скажешь. По моему внешнему виду, казалось, ещё немного, и я или сознание потеряю, или взорвусь на хрен, что было весьма недалеко от правды. Рядом с ним я чувствовал себя закипающим чайником. Не хватало разве что дыма из ушей.

Питер должен был вернуться через два дня, и я ждал этого момента, как манну небесную, отсчитывая каждую секунду в страхе ляпнуть что-нибудь не то или — боже упаси! — не сдержаться и облапать Риддла. В любой другой ситуации этот страх был бы абсурден и нелеп, но от него многое зависело. Он не был просто понравившимся мне парнем, встретившимся где-то на улице или в клубе, с которым я мог бы заигрывать ничего не страшась. Он был здесь царём и богом, а наше будущее буквально зависело от одного его слова. Конечно, провалить стажировку — не смертельно, но потерять ещё полгода — это явно перебор. А главное — придётся проходить её зимой и уже в другом месте. Не то чтобы я планировал специально проколоться, чтоб иметь причину снова тут слоняться…

— Питер же в понедельник вернётся? — неловко поинтересовался я, дабы заполнить гнетущую пустоту, но сам того не желая вложил в эту фразу столько затаённой надежды, что этого нельзя было не заметить.

— Да, — нейтрально отозвался Риддл и тут же резковато спросил: — Моё руководство тебя не устраивает?

— А?.. Нет-нет… — покачал я головой.

— То есть не устраивает? — он мазнул по мне немигающим взглядом, сворачивая направо. Мы подъезжали.

— Меня всё устраивает, — пробормотал я.

— Я всё ещё слышу «не устраивает»? — вскинул он брови, а я нахмурился. Что это за дурацкая игра?