Наполовину опалены пламенем.

Нам не к чему возвращаться,

Забирай, что хочешь, и прощайся.

Я отдал тебе всё

— это прекрасное преступление.

Каждый мой вздох,

Каждый твой вздох — мой.

Я иду по канату, натянутому на высоте десяти этажей,

И боюсь упасть, а ты спрашиваешь — почему?

Мы оставляем позади то, что потеряли,

И тех, с кем наши дороги разошлись,

Мне нужно положить всему конец, чтобы мы могли начать что-то новое

И спасти свою душу любой ценой.

Tamer — Beautiful Crime*

— Могу предложить тебе вина. — На удивление спокойный тон выбивал меня из колеи, как и само предложение. Том обошёл кресло по кругу, будто заметивший добычу ястреб, а затем просто указал на незамеченный мной ранее винный шкаф.

Рассеянно разглядывая сей предмет интерьера, я вздрогнул, когда он в своём причудливом кружении задел моё колено.

— Да.

— Что да? — вопросительно вскинул Риддл брови, а на лице расцвела сдержанная улыбка, будто одолженная на время у Люциуса Малфоя.

— Можно… Можно вина. — Может, он решил опоить меня, потом убить и закопать на заднем дворе? Звучало, конечно, анекдотично, но веселья я отнюдь не ощущал.

Том кивнул. Отдалившись и позволив мне перевести дыхание в попытке унять бешеное сердцебиение, тот достал бутылку белого вина и поставил её на высокий столик странной, точно бочонок, формы. Не сводя с меня взгляда, Риддл выудил из соседнего ящика нож сомелье и подхватил бутылку. Я сглотнул, следя за его манипуляциями и проклиная себя за то, что согласился: такая простая вещь, как штопор, в его руках выглядела смертельно опасной. Да и была ею, по сути.

— Знаешь, Гарри, почему капсулу нужно срезать понизу горлышка, а не поверху? — задумчиво спросил он, медленно скользя острым лезвием по кругу, отчего на бледно-зелёном герметике оставалась тонкая полоса разреза.

— Нет, — губы сами прошептали, пока глаза преследовали каждое движение чужих пальцев. — То есть да, — нервно встрепенулся я, машинально добавив: — Не совсем.

Он усмехнулся, прищурив глаза:

— Да, нет или не совсем?

— Я могу и ошибаться, — поправив себя, я попытался расслабить одеревеневшие мышцы конечностей, которые вцепились в подлокотники до побелевших костяшек. Наверное, со стороны могло показаться, что я сейчас в обморок хлопнусь, но это было далеко от истины. Нервы, блядь, шалили, конечно, но сильнее меня напрягало его чудное поведение — слишком обходительное и любезное, будто, зайдя в кабинет, я отправился назад во времени.

— Дерзай, — неизменно улыбаясь кивнул он, ловко стянув с горлышка отсечённую часть, точно спиральную цедру апельсина, и оставил её на столе.

— Это привычка, — неуверенно начал я, но уже в следующий момент слова, словно нашёптанные Геллертом, свободно слетели с языка: — Традиция. В прошлом капсулы делались с добавлением свинца, а свинец токсичен, и если срезать поверху, то при розливе вина по бокалам напиток частично входил в контакт с тяжёлым металлом.

— Даже я бы лучше не ответил, — край губ дёрнулся в еле заметной усмешке, но глаза остались предельно серьёзными. — Ты интересовался темой?

— Мой… второй дедушка интересовался, — пояснил я, прикрыв на мгновение глаза. — А я любил его слушать.

— Со стороны отца или матери? — как бы между делом справился он, с той же ленцой вкручивая штопор в пробку.

— Ни то ни другое. Он был партнёром моего деда, — спокойно пояснил я, но рука Риддла ни на мгновение не замедлилась; даже не дрогнула.

— Вот как, — лишь произнёс он, но в интонации проскользнул еле заметный интерес.

— Ты же не за этим меня позвал, так зачем? — недоверчиво осведомился я, подмечая, что пробка уже вышла наполовину, а затем Том передвинул штопор на второе колено, и та беззвучно выскользнула из бутылки. Разумеется, я понимал зачем. Вопрос был сам по себе дебильный, но в удовольствии играть в эту непонятную игру, которую тот затеял, не мог себе отказать. Не хватало только бутылочки, чтобы спросить: «Правда, Том, или действие?» Интересно, что бы он выбрал?

Впрочем, здесь много бутылочек.

Мой взгляд скользнул по винному шкафу и зацепился за блеснувшие на столе бокалы. Еле слышное журчание вина заставило отвлечься, и в следующее мгновение мне уже протягивали наполненный на одну четверть бокал. Риддл же остался стоять чуть поодаль, безмолвно наблюдая за мной, пока я делал небольшой глоток. Вино оказалось кислее, чем я любил, но его терпкая и в то же самое время лёгкая прохлада приятно осела на языке.

— Болезненно выглядишь, — заметил Риддл и, последовав моему примеру, пригубил вино.

Видимо, это был комплимент синякам под глазами и лихорадочной бледности из-за недосыпа.

— Твоими стараниями, — буркнул я невнятно, и чужие брови забавно сошлись на переносице, точно он пытался расшифровать сказанное мной. — Когда ты успел проверить экзамен?

— Час назад, — пояснил он, оставляя бокал в стороне.

— Ты заранее предполагал, что я налажаю, — не вопрос, а утверждение. И вместе с этим у меня появилось очередное желание заехать ему меж глаз. Хотя, конечно, я знал, что экзамен всего лишь предлог, но для чего именно — не совсем понимал.

Вариантов была уйма. Например, запугивание провалом стажировки, если продолжу лапать племянничка тире парня. В ответ я бы предложил отсечь Драко руки, чтобы он прекратил лапать меня. Имелась и другая возможность — знаменитый разговор по душам. Дескать, у нас назрела проблема, Поттер: нас двое, а Драко — один. Поэтому решим это полюбовно: ты сматываешь удочки, пока можешь. В таком случае я бы предложил ему вагончик, потому что интересовал меня далеко не Драко, так что нас было никак не двое на одного, а один на другого, а третий на второго — чертовски сложная схема вырисовывалась. В любом случае эта беседа закончилась бы с тем же результатом. На третьем месте значился обычный мордобой, где Том бы меня обматерил и оставил на память фингал под глазом, а пока мы катались бы по полу, я бы смог облапать его, — тоже на память… — и эта альтернатива вызывала у меня множество вопросов.

С губ сорвался тяжкий вздох. Обречённый, как я сам: хотел ведь поставить всё точки над i, профессионально страдал два дня, а теперь вновь думаю не о том. Это какой-то форменный пиздец.

— Пять ошибок, — вдруг озвучил Риддл, а я вдруг осознал, что он перелистывает мой экзамен. — Хороший результат.

— Я хочу поговорить о произошедшем в субботу.

— Сакс или де Рохас Клементе? — С лёгкостью проигнорировав моё требование, Том отложил бумаги в сторону, присел на край стола и сцепил руки в замок.

— Основоположником был Сакс, — вздохнул я, потерев раздражённые от хлорки глаза. — Я всегда допускаю ошибки в тестах.

— Не хочешь выглядеть заучкой? — заинтересованно улыбнулся он.

— Ты меня поймал. Уже в который раз, — усмехнулся я, откинувшись на спинку кресла, и в очередной попытке расслабиться вытянул ноги.

— Фертигация? — продолжил Том, играючи растягивая слово, а я сделал сразу два глотка — один за другим.

— Метод, позволяющий вносить одновременно воду и удобрения — либо пестициды — через систему орошения.

— Похвально для того, кто не заинтересован в этом, — едва заметно кивнул он. — Почва…

—…Сильно влияет — да. Её влияние распространяется даже на вкус вина, — перебил я Риддла, уставившись на него не моргая. — Может, прекратим уже эти детские игры и перейдём к интересующей тебя части?

— У тебя тоже занятный способ общения, Гарри.

— Почему же?

— Сначала ты мнёшься, чуть ли не заикаясь: «М-мистер Риддл, з-здравствуйте», — до сих пор помню. — Чужие губы растянулись в снисходительной усмешке, а я нахмурился, вспоминая, что тогда мы столкнулись на пробежке и я мало того, что задыхался от непривычки, так ещё буквально врезался в него около ворот и меня чуть инфаркт не хватил. — А потом кусаешься и язвишь. Робеешь, боясь поднять взгляд, и следом набрасываешься с криками «я вас люблю».

— Звучит так, будто я неуравновешенный.