– Нет от души или для нее лекарств, ― почти шепотом ответил ей парень.
Место располагалось вдали от других стульев для посетителей, не в самой солнечной части, но и не в холоде тени ― можно было бы даже заподозрить медбрата в преднамеренной перестановке мебели, загодя перед часом посещения. Скорее всего, так оно и было. Наблюдая со стороны за их тихой размеренной беседой, ощущалась из взаимная симпатия друг другу и теплая атмосфера общения. Она поглаживала его по руке, на которую опиралась, направляясь к окну. Он ― поддерживал по плечам, бережно поддерживал и предугадывал ее движения. Он был на две головы выше ее.
Не отходя еще от старушки, не разрывая контакт рук, Сеня нашел взглядом следующую свою собеседницу.
– Ирина! ― окликнул стоящую вдалеке женщину. Она продолжала крутить ручку в руках, но встала от нетерпения, и уже несколько минут прохаживалась по коридору, не сводя глаз с разговаривающего медбрата и старушки. Подошел к ней, долго не мог начать разговор, то ли слова подбирал, то ли ждал чего-то.
– Опять загадки загадывать будете? ― сухо спросила женщина.
– Время обхода врача через три часа, но Вы здесь и сейчас. ― Семену явно не нравилось с ней разговаривать. Он стоял чуть поодаль от нее, с руками в карманах, уставившись на носки своих тапок.
– Семен, это же Ваша инициатива ― разговаривать выборочно с пациентами и их родственниками. Может сразу к делу? Какие его условия?
– Дать право жить своей жизнью.
– Благо у нас брачный контракт.
– Тогда все так и будет длиться.
– Я вернусь поговорить с врачом, ― фыркнула женщина и направилась к выходу.
Но Семен знал, что она будет продолжать приходить и для разговора с ним. Торговаться, манипулировать, угрожать. В такие моменты он будет корить себя за одобрение выбора пациента из палаты №3.
Посмотрел на пару у входа ― люди были увлечены своим разговором, а значит ― они не к нему. Судя по всему, нелегальную часть миссии он завершил на сегодня: связал грани миров между собой. В палате №3 лежали ребята, впавшие в кому, в холле ― о них справлялись родные. Семен, дежурил на грани. У него был дар, паранормальные способности ― он мог разговаривать с такими пациентами. Когда-то он решил применять способности в медицине.
Семен прислонился к стене холла, напротив входной двери и задумался. Решил подождать еще несколько минут: может кто-то вернется или подойдут новые посетители. Как правило, они встречались в холле за час до официального времени посещения.
Словно Харон ― получает плату и перевозит успокоившиеся души. Семен получает зарплату, старается успокоить души, уговорить выбрать себя, выбрать жизнь. Он выполняет дивную миссию: разговаривает с "коматозными", как между собою их тут называют. Уговаривает вернуться и продолжить реальную жизнь. Расспрашивая, знакомится с судьбами семей. Выслушивает тех, кто еще не принял однозначного решения. Он ― переводчик на грани между мирами. Между ними есть нечто общее ― потеря, утрата: доверия, кого-то из близких или, даже ощущение непринадлежности самому себе. И тоска по обыкновенному человеческому счастью ― по ту и по эту стороны грани. Семен старается вернуть веру в диалог, в людей, в себя и … не потерять в этом процессе самого себя.
Комментарии к рассказу
Непрожитые эмоции, навязчивые мысли и защемление позвоночника ― что общего? Апатия, само сожаление и лишний вес ― как-то связаны? Курение, жизненные сложности и проблемы в семье ― типично?
Сектор Здоровья, как и само состояние каждого, в моем повествовании ― мужчина, рассказывает о привычках, о воспитании, о семейных традициях и ценностях и персональной реакции на происходящее. Побег в болезнь ― как молчаливый побег от реальности.
Не сформулированное место и роль в семье и увлечение экстремальными видами спорта ― и здесь связь? Да, и здесь.
Переживания либо выходят наружу, либо копятся внутри. Обвинения направлены на кого-то или на себя.
Те, у кого есть дети сейчас закивают головой. Я хочу затронуть ситуацию и задать риторический вопрос: почему дети болеют так много в саду и в младшей школе и почему повзрослевшие менеджера, директора настолько редко берут больничный или вызывают врача? Если отказаться от стереотипов во мнениях и взглядах, оказывается все дело в семейной традиции времяпровождения вместе ― есть ли она, как все происходит, с какими эмоциями и настроением.
Ближайшим соседом сектора Здоровье является сектор Взаимоотношений. Именно поэтому я постоянно скатываюсь от защемления позвоночника в чрезмерной ответственности, к которой рано приучают ребенка. Или чрезмерную раннюю полноту ребят связываю с отсутствием их места. Вспомни новогоднюю кутерьму дома: ароматы из кухни, рождественские звоночки разносятся по дому музыкальной лентой, женщины заняты. Что делают мужчины? Носят. Елку, покупки, некоторым доверяют пропылесосить, а в остальном?
– Уйди с глаз долой, ― раздраженный окрик. Такой традиционный в этой поре.
– Никакой от тебя помощи, ― при каждом удобном случае слышится.
– Не занимается ребенком совсем, ― жалуются женщины друг другу у входа в школу.
Представим обычный вечер, в котором с упоением и сатисфакцией мама проживает повторно удобные классы школы: правописание, собирание рюкзака, выглаживание школьной формы, прописывание расписание до конца дневника красивым почерком. И зареванный мальчишка рядом. Ему хочется поиграть, он давно понял, что надо, но контроль, повтор, окрик обездвиживают его.
– Нормальные дети давно уже …
– Вот, у тети Маши сын …
Все ниже и ниже крылья детской души. Мужской души. Сравнили, унизили, обабили, не поверили, не разрешили, раскритиковали.
– Что это за девица рядом? Тебе о поступлении надо думать, ― у матери с порога плохое настроение. ― Милочка, пойдите-ка займитесь собой и оденьте свитер подлиннее, пупок наверху. ― Шипит зависть, как воздух из проколотой шины.
Зависть к молодости, к упущенному времени, к невниманию со стороны парней. Значит этот парень не будет делиться вниманием, она руководит, подчиняет, порабощает. Она же ― мать.
И он учится. Послушно. А потом работает. И живет с ней, с мамой. Она раскаивается, не всегда, но случается, что много контролировала и критиковала. И шепелявит из своей комнаты, когда он по коридору проходит мимо его комнаты:
– Что ж ты такой правильный вырос, вот и остался без семьи. Я помру, а ты с кем останешься? Живот отрастил, а зачем тебе столько денег на твоей работе? Я хоть в тебя все вложила, а ты что?
– Чаю принести? ― ровным голосом спрашивает сын.
– Ну, тогда и печеньки тоже, ― переключается мать. И говорит, обращаясь к свадебной фотографии на полке, ― видишь, каким внимательным вырос наш сын, не то, что ты. Вот что значит, правильное воспитание и нужная женщина рядом.
А сын стоит у окна и вспоминает, когда же был тот самый переломный момент ― для бунта, для побега, для самостоятельности. Послушание ― это что? Каждый ли раз это плохо? А сам-то он хорош или плох? Мама запуталась сама и ему не объяснила. Он служит ей, как не делал отец. Он отказался от семьи. А в итоге каждый день все, к чему его принуждали и обучали, становится плохим, нарицательным и каким-то брезгливым.
Свист чайника вывел взрослого мужчины из размышлений. Ежедневная рутина спасала, но от чего?
Регулярные визиты к гастроэнтерологу, кардиологу и офтальмологу. Скупые медленные прогулки по району до любимой лавочки в парке, посидеть, отдышаться и погрузиться в чужой мир созерцая. Погружается в рассматривания подростков вокруг: курят и громко смеются, обнимаются и соскакивают с бордюров на скейтбордах, грубят незнакомым взрослым. Какие же они все искренние и радостные. Каждый их жест, взгляд, элемент одежды в его голове мамин голос отругал, отчитал, назвал и наказал. Но как же они счастливы, смеются. А он этого не пережил. Не справился с материнским гнетом. Выбрал: лучше соответствовать, чем бунтовать. Не смог.
Звонок мобильного. Один парнишка с озорными глазами и цветными прядями в волосах отошел ответить и как-то сразу весь сник. О чем он говорил, было сложно понять на таком расстоянии, да и он закрывал ладошкой динамик. Но поникшие плечи и копнутый в сердцах каштан разрешал предположить, что с кем-то из родителей.
