Это был сюрприз от Капо. Как и то, что мы делали в тот момент.

— Я не знала, что мы это сделаем, — сказала я.

Мой муж перевел меня на танцпол, который был устроен за виллой его деда. Сотни людей смотрели, как мы наслаждались нашим первым танцем в роли marito e moglie³⁹.

Взгляд его глаз неотрывно следил за моим, хотя мы покачивались.

— Ты делаешь это для меня. Я делаю это для тебя.

— А, — улыбнулась я. — Бочелли для этой цыпочки. — Капо никогда не называл певицу по имени, только «эта цыпочка».

Он попросил поставить песню, которую мы слушали в машине по дороге к Харрисону, как нашу песню для «первого танца». Когда она только начала играть, я взорвалась от смеха, думая, что он шутит надо мной. Протянув руку, Капо бросил на меня прищуренный взгляд, так что я взяла ее, и мы оказались на месте. Двигаясь под мелодию, которая, как он однажды сказал, должна была быть саундтреком Тима Бертона.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — Он закружил меня, а потом я врезалась в его тело с тихим «ууу». Капо был ловким ведущим, когда танцевал. Моя левая рука прижалась к его груди, и полоска кольца заиграла, как искра, отразившаяся в его взгляде. Оно было простым, изящным, в тон обручальному кольцу, но не таким тяжелым. — Твоя голова не будет в порядке до конца ночи. Все твои винтики будут не на месте. Как у меня.

Его рот растянулся в медленной усмешке.

— Так и должно быть. Ты должна держать голову прямо во время церемонии, но для приема… — он пожал плечами, его широкие плечи натянули прекрасный, сшитый на заказ костюм. — Ты должна немного отпустить тормоза. Это ведь праздник.

Да, так и было.

Я никогда раньше не была на такой веселой вечеринке. Сотни людей ели, смеялись и танцевали. Я начинала понимать, что имела в виду Скарлетт, желая мне, чтобы ночь никогда не заканчивалась.

Я мечтала о волшебной стеклянной банке.

Жаль, что я не могу накинуть лассо на полную луну над рощами.

Мне хотелось взять ночь, Луну, весь этот смех и теплую погоду и запереть их в себе на всю оставшуюся жизнь. А после того, как я умру, бежать к нему, как к моему раю.

Все это было моим. Все это принадлежало ему. Нашим.

Единственной помехой было появление Харрисона и присутствие этой девицы Джиджи. Мне сказали, что Харрисон не приедет, и, учитывая обстоятельства, я решила, что так будет лучше. Он не появился в церкви, но решил в некотором роде сорвать прием.

Харрисон пригласил меня на танец, и я согласилась, но неохотно. Я не хотела проблем. У меня никогда раньше не было идеальной ночи, не говоря уже о дне, а эта была чертовски близкой к идеальной.

— Ты прекрасно выглядишь, Стрингс, — сказал он, прикасаясь ко мне, но совсем не так как это делал Капо. С Харрисоном наши движения казались знакомыми, братскими. С Капо я не могла унять ни свое сердце, ни бабочек. — Ты счастлива?

Я подняла на него глаза.

— Да, Харрисон. Я и правда счастлива.

— Пока, — сказал он.

Я попыталась высвободиться из его объятий, но он не отпустил меня.

— Не делай этого, — взмолилась я, стараясь говорить тихо.

Харрисон некоторое время смотрел на меня, а потом наклонился и поцеловал в щеку. Я закрыла глаза, не желая видеть боль в его глазах.

— Если ты говоришь, что счастлива, то и я счастлив. Но когда он причинит тебе непоправимую боль, я буду ждать, чтобы забрать тебя домой. Запомни это, Мари.

Я отрицательно покачала головой.

— Ты не понимаешь, Харрисон. Все не так просто. Я в… — какие бы слова ни собирались слететь с моих губ в этот момент, я не смогла их произнести. В любом случае, это не его дело. — Я там, где должна быть.

Тут вмешался Капо, забирая меня из рук Харрисона. Я видела, что Капо кипел от злости. Когда он сказал, что не делится, он имел в виду именно это. Я знала, что Капо пытается дать мне то, что я хотела, людей, которых я считала своей семьей, но то, что произошло в доме Харрисона, было невозможно исправить. И я не упустила напряженного взгляда, который Капо бросил на маму Кили.

Когда она сделала замечание о том, насколько он близок к своей семье, Капо выдал ей определение семьи, а затем добавил в конце: — Это люди, которые рядом с тобой всецело, а не только по зову крови. Если они ни то, ни другое, они ничего не значат.

У меня возникло ощущение, что Капо говорит маме Кили, что она ничего не значит. Каковы бы ни были его проблемы с ней, я надеялась, что это не встанет между Кили и мной. С Харрисоном уже назревала проблема.

После того как дядя Тито вмешался в разговор Капо, я наблюдала, как Джиджи воспользовалась возможностью потанцевать с ним. Она подходила ему. Шелковистые черные волосы. Острые как бритва черты лица. Кошачьи глаза. Она была невысокой, но стройной, с изгибами во всех нужных местах. Ее губы обычно были покрыты сиренево-красной помадой. Когда Капо поймал мой взгляд, я отвернулась и вернулась к танцу с дядей Тито.

Я решила не забивать свою голову мыслями о ней. Капо женился на мне. У нас было соглашение, и независимо от того, сколько истории существовало между ними, потому что я могла точно сказать, что она была, мы договорились, что будем единственными друг у друга.

Но почему меня трогает то, что она так близко к нему? Что он может подумать, что она красивее меня?

Скарлетт спасла меня от этих безумных мыслей. Быстрая песня сменила ту, под которую мы танцевали, и она потянула меня дальше на танцпол. Окруженные всеми женщинами с девичника, мы держали ритм.

Моя кожа была скользкой от пота, щеки горели от напряжения, и впервые в жизни я была благодарна за боль в ногах. Я танцевала так много, что своды стопы просто убивали меня.

Капо отвел меня в сторону, усадил на скамейку в беседке, увитой виноградом, и сел рядом. Он снял с меня каблуки, поставил их на землю и начал массировать ступни. Я закрыла глаза, издавая неприличные звуки, но это было так приятно, что мне было все равно. От его прикосновения боль, казалось, таяла.

— Приятно иметь друга, — сказала я с улыбкой, — у которого такие опытные руки.

— Опытные руки, а? — Я не видела точно, но понимала, что Капо ухмыляется. — Приятно иметь друга, — сказал он и нажал еще сильнее, заставив меня тихо застонать, — который реагирует так же, как ты, когда я прикасаюсь к тебе.

— Друзья не должны заставлять друзей издавать неловкие звуки. — Затем я взорвалась смехом над своей неудачной попыткой пошутить.

Секундой позже смех испарился, когда Капо наклонился вперед, взял меня за затылок и прижался губами к моим. Мои руки медленно пробежали по его груди, к плечам, и я попыталась притянуть его еще ближе.

Я изголодалась по чему-то, что управляло мной.

Язык Капо переплетался с моим, сначала медленно и мягко, но, когда я открылась ему, он стал грубым, требовательным, наш поцелуй походил на битву губ и языков. Мое влечение к нему превращалось в средство моего полного уничтожения. Когда Капо поцеловал меня, я потеряла всякое ощущение себя и каким-то образом растворилась в нем. Ничто, ни черта не имело значения.

Скарлетт как-то сказала нам на девичнике, что в древние времена люди верили, что когда целуешься, то теряешь душу. Может она выразилась как-то по-другому, но суть была именно такая.

Чем больше Капо целовал меня, тем больше я теряла жизненно важную часть себя.

Однажды я была готова обменять почку на кусок бифштекса. Я была готова обменять что-то, что помогало моему телу нормально функционировать, на что-то, что питало бы мою потребность в жизни.

Разве это не нормально — потерять жизненно важную часть себя из-за мужчины, которого я имею честь назвать своим мужем?

Я сжала в кулаках его рубашку, не желая помять или порвать ее. Я хотела, чтобы руки Капо были на моем теле, его губы на моих губах, как если бы мой муж давал мне воздух, которым я дышала.

Я даю ему то, без чего не могу жить. Он дает мне то, без чего не может жить.