«Марк Вяземский — самодовольный кретин! Я терпеть его не могу», — не торопясь, аккуратным почерком, вывела карандашом на бумаге Ева.

— Ты внимательно меня слушаешь? — обратился к дочери Филипп Котов.

— Конечно папочка, я слушаю тебя. Ты говорил, что Марк возвращается домой, чтобы возглавить только что открывшуюся компанию. Вот только не пойму, причем тут я?

— Я думал, тебе будет интересно это узнать.

— Мне совсем, абсолютно, нисколько, ничуть не интересуют его дела. Я считала, что и в твоей телефонной книжке фамилия Вяземский значиться в черном списке.

Филипп почесал затылок и обвел взглядом захламленную комнатушку, которую Ева гордо называла своей мастерской. Он хотел бы сесть, но было не на что. Комната больше напоминала склад макулатуры или сортировочный цех. Мужчина решил, что лучше постоит, ведь в таком беспорядке можно было легко испачкать его дорогой итальянский костюм.

— Ты все еще злишься на него? Прошло столько лет. Пора бы забыть былые обиды, доченька.

Ева подозрительно прищурилась.

— Я бы с удовольствием, но мне это ни к чему. Прошу, не напоминай мне о нем, и так сегодня день был тяжелый. Мои картины еще ни разу никто не купил, а я так надеялась на это! Мне нечем платить за аренду мастерской.

Филипп с сомнением посмотрел на дочь. То, чем занималась Ева, едва ли можно было назвать творчеством. По его мнению, все эти ее чудаковатые картины больше напоминали обычную детскую мазню, но он никогда не критиковал свою единственную, своенравную, упрямую дочь, потому что делать это было категорически нельзя. Ее творческая и ранимая душа питалась исключительно позитивными эмоциями.

— Если честно, то я подумываю, а не позвонить ли мне твоим деловым партнерам. Возможно, кто-то из них заинтересуется моими картинами.

Филипп заволновался и чуть не подвился слюной. Он закашлялся, придя в ужас от мысли, какую славу ему принесут все эти неоновые карикатуры на холсте. Да его же засмеют.

— В этом нет никакой необходимости. Я могу дать тебе денег. Мы ведь вполне себе обеспеченные люди.

Ева покрутила карандаш в руке.

— Мне кажется, что ты забыл о моем желании стать финансово независимой женщиной.

— Я не забыл, просто решил напомнить тебе о такой возможности.

— А еще мне кажется, ты приехал сюда исключительно по делам.

Филипп пальцами потер подбородок и выдал истеричный смешок, однако он разволновался, что его затея провалится.

Меж тем, его проницательная дочь с интересом наблюдала агонию отца.

— Не проще сказать правду?

Конечно, проще сказать правду и гордо выслушать все ее нападки, но он не мог уйти ни с чем.

— Ты ведь хотела персональную выставку своих картин? — Филипп выдержал паузу для того, чтобы оценить реакцию Евы. Убедившись, что она вся во внимании продолжил: — Мы с Александром Вяземским готовы стать твоими спонсорами, так сказать.

И без того большие глаза Евы, от удивления стали еще больше. Да что там, просто на лоб полезли.

— Ты меня разыгрываешь? — с надеждой в голосе поинтересовалась Ева.

— Мы помирились.

Ева прыснула от смеха, но потом вдруг стала серьезной.

— Ты хочешь сказать, что после многочисленных исков, пяти лет судебных тяжб и разбирательств, после всевозможных оскорблений и обид, после того как вы разорвали все дружеские отношения и обвили друг друга врагами, вы вдруг постигли дзен, а дзен постиг вас?

Щеки Филиппа стали красными, а Ева осуждающе покачала головой.

— Разве не Александр назвал тебя выскочкой и хитрованом, который ради денег готов лизать пятки кому угодно, в том числе и ему самому?

— Он сказал все это со зла, о чем, я уверен, теперь сожалеет.

— Вяземские никогда не сожалеют. Никогда! Они получают удовольствие, когда оскорбляют, унижают и подчиняют своей воли. Они упрямые, эгоистичные, грубые, злобные, мстительные…

— Ну не преувеличивай ты так! — остановил праведный гнев дочери Филипп. — Мы с Александром дружили почти всю жизнь, и я не замечал за ним ничего из того, что ты перечислила.

— Ах да, я вспомнила, как ты назвал его выпендрежником и полнейшим лохом. Я согласна с тобой, потому что все вышеперечисленное следует отнести на счет его сына.

Ева злобно уставилась на отца.

— Послушай доченька, но ведь времена меняются, люди меняются, мы меняемся.

— Люди не меняются! — категорично воскликнула Ева.

Филипп достал из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб. Стало легче.

— Видела бы ты Марка. Так возмужал, похорошел, так переменился…

Филипп поразился той скорости, с какой его дочь сорвалась с места и подскочила к нему.

— Папа, признавайся, что ты задумал? И почему ты расхваливаешь Марка, которого я считаю самым низким, самым гнусным негодяем, которого можно только себе представить.

— Понимаешь доченька, дела мои идут не очень хорошо, — он даже поморщился для убедительности. — И Вяземские переживают трудные времена… Сейчас репутация в бизнесе — более ценный капитал, чем деньги в банке. Мы с Александром вдруг обнаружили, что навредили друг другу гораздо больше, чем следовало бы в нашем случае. Словом, в наш бизнес не хотят инвестировать деньги.

— И? — требовательно и горячо воскликнула Ева.

— Мы прикинули, что если бы наши дети поженились, то тогда бы все наконец-то поняли, что былые распри забыты и остались в прошлом.

Сделав возмущенное лицо, Ева громко завопила:

— Ни за что на свете я на это не подпишусь, понятно?!

— Не будь так категорична, доченька. Этот брак будет так, для виду.

— Марк уже согласился и его нисколько не смущает перспектива женитьбы на тебе, скорее наоборот, — он очень доволен.

Недовольство на лице Евы сменилось откровенным изумлением.

— Я не верю тебе! Да он все детство называл меня злобным карликом, который вызывает в нем приступы беспричинной неконтролируемой агрессии.

— Да вы же были детьми, — попытался возразить ей Филипп.

В итоге возмущение девушки стало еще сильнее.

— А потом он несколько лет подряд присылал мне эти отвратные открытки с пожеланиями, типа: «С праздником Святого Валентина тебя. Я уверен, что празднуешь его одна и ни с кем не встречаешься, ведь ты станешь редкой занозой в заднице всякого, кто решит связаться с тобой», или «С 8 марта тебя. Ой, прости, ты ведь еще не женщина, или в принципе?». И после всего этого, я должна стать его женой? Нет, я лучше при встрече его убью!

Марк проглотил застрявший в горле возмущенный рык и сухо заявил:

— Это исключено! Я вообще-то, собрался жениться на другой девушке. К тому же об этом, я сообщил тебе по телефону.

— Сынок эта свадьба подождет.

— Что? — Марк покачал головой и неожиданно разозлился. — Я сказал, что собираюсь жениться на Анне.

— Потерпит твоя Анна, — заявил Александр Вяземский с присущим ему цинизмом. — На кону семейный бизнес.

— Но это ведь бред! Кто на это поведется?

— Не твоего ума дело. Я всего лишь настоятельно прошу тебя сделать то, что необходимо.

— Я отказываюсь!

Александр погрозил сыну кулаком.

— Я тебе откажусь!

У Марка даже перехватило дыхание, и краска бросилась в лицо. Он ощущал себя школьником, которому грозила порка за непослушание.

Александр заговорил с сыном медленно с расстановкой, будто с умственно отсталым.

— Хоть раз в жизни подумай о чем-то серьезном, а не о крашеных блондинках с коралловыми губками, которые тебе совершенно ни к чему.

— За кого ты меня принимаешь? Я давно вырос и научился самостоятельно выбирать себе правильных женщин. К твоему сведению, блондинки не в моем вкусе.

— Да мне глубоко чихать на твоих заморских барышень, они у тебя все на одно лицо. Дело твоё: сходись, разводись. Но все потом. А сейчас женись на дочери Котова, я тебя прошу!