Литмир - Электронная Библиотека

Но время Июльской монархии — это не только вызывающее богатство буржуазии и нищета пролетариата. Это и эпоха быстрого технического прогресса. В 1837 году в Бельгии Гюго впервые увидел железную дорогу и был в восторге. За полдня он успел съездить из Антверпена в Брюссель и вернуться обратно, проехав 23 лье (более 100 километров). Его восхитила услышанная в вагоне фраза — «нам осталось три лье, мы будем там через десять минут». В период с 1830 по 1848 год во Франции начали строиться железные дороги, пароходы вытеснили парусники, в 1839-м появилась фотография, изобретённая Луи Жаком Дагером, а за океаном Сэмюэл Морзе налаживал первый телеграф. Если в 1820-е годы, при Реставрации, условия жизни мало чем отличались от XVII века, то теперь начались резкие изменения.

Париж в эти годы и на протяжении почти всего XIX века оставался интеллектуальной столицей мира (хотя после 1815 года Франция окончательно уступила политическое, а ещё раньше — экономическое первенство Англии). Поэтому, владея умами в Париже, Гюго одновременно являлся крупнейшей фигурой европейского, читай — мирового значения. Его старались посетить известные зарубежные писатели, например крупнейший датский романтик, поэт и драматург Адам Готлоб Эленшлегер. А в 1847-м Гюго навестил Чарлз Диккенс, самый значительный английский литератор того времени, которого поэт принял с «бесконечной учтивостью и изяществом». Диккенс писал: «Гюго меня поразил, он выглядел как гений в каждой своей мелочи».

Францию от Англии отличала политическая неустойчивость, Лондон не знал революций и спокойно богател. Однако общая пуританская атмосфера отчасти подавляла интеллектуальную жизнь в Британии. Тот же Диккенс

насиловал свой гений, создавая на потребу публики однообразные сентиментальные романы. Во Франции же Бодлер и Флобер открывали новые пути в литературе, точно так же, как Мане и импрессионисты — в живописи. О музыке и говорить нечего — в Альбионе она уже второе столетие находилась в полнейшем упадке. Гюго относился к Англии скорее снисходительно, с высоты культурного величия французской традиции, но в то же время настороженно, переживая, не без зависти, что именно она создала мировую империю и могла похвастать разгромом Наполеона.

В Париже в то время находили пристанище много замечательных талантов со всей Европы — это и Ференц Лист, и Фридерик Шопен, и великий польский романтический поэт Адам Мицкевич, и его земляк-соперник Юлиуш Словацкий, и непризнанный при жизни гениальный Циприан Камиль Норвид, и Генрих Гейне. Лист был знаком с Гюго с 1827 года, высоко его ценил и написал немало произведений по его мотивам. Только по стихотворению «Мазепа» им было создано целых три одноимённых сочинения — два этюда и симфоническая поэма. Известен и его романс «О, когда я сплю» на стихи Гюго. Приезжали в Париж и много русских, достаточно вспомнить Михаила Глинку или Александра Герцена. Всё это создавало неповторимую интеллектуальную атмосферу сопричастности к мировым событиям, что отразилось в записях Гюго, который, как академик и пэр, встречался с видными людьми из самых разных стран. Как писал Пол Джонсон, «Париж был не только мировым центром для обучения, но и местом для обмена художественными идеями, где иностранцы приветствовались».

Если 1830-е годы для поэта были по преимуществу жизнью в литературе, то 1840-е — в политике. Погрузившись в придворную и политическую жизнь, Гюго вёл тонкие, подчас иронические заметки, продолжая традиции кардинала де Реца и других великих французских мемуаристов. Чем-то они (напечатанные под названием «Виденное») напоминают пушкинские «Table-talk» — та же смесь светского и исторического анекдота, записанного со слов свидетельства, набросанной точным пером сценки или разговора.

Последние несколько лет Июльской монархии Гюго молчал, не выступая ни в печати, ни на сцене, не публикуя после 1843 года, года провала «Бургграфов», новых произведений. В это время театральный мир пережил очередную революцию. Романтический репертуар оказался недолговечным, на смену Гюго и его единомышленникам пришли Франсуа Понсар и Эмиль Ожье, представители так называемой «школы здравого смысла» с псевдоклассицистскими трагедиями и комедиями из современной жизни. Великая актриса Элиза Рашель возродила интерес к классическому репертуару Корнеля и Расина. Гюго в своём не старом возрасте успел увидеть закат того, что принесло ему славу, и осознать лишний раз её эфемерность и недолговечность. Создалась парадоксальная ситуация — общественное признание совпало с творческим молчанием. Но это было только видимостью. Гюго продолжал много работать, но писал «в стол». Он сочинял стихи, обращённые к памяти покойной дочери, некоторые из стихотворений «Легенды веков» были рождены именно тогда. С 1845 года Гюго увлечённо работал над «Отверженными».

Да и в театрах о Гюго не забывали. Он продолжал дружить с лучшими актёрами своего времени — в сборнике «Виденное» имеются забавные зарисовки, демонстрирующие их характер. Так, зайдя в компании друзей к Элизе Рашель, Гюго застал там её ребёнка от Александра Валевского — внебрачного сына императора Наполеона. Актриса научила сына дурно отзываться как о её соперницах по сцене, так и о своём отце, бросившем их, что малыш и продемонстрировал гостям своим высоким тонким голоском.

Мадемуазель Жорж (Маргарита Жозефина Веймер), сыгравшая свои лучшие роли в пьесах Гюго «Лукреция Борджиа» и «Мария Тюдор», предстаёт в «Виденном» во всём богатстве её противоречивой натуры — свойственных ей тщеславии, озабоченности интригами, преувеличенной аффектации, болтливости, страха перед нищетой, скупости, привычки жаловаться на судьбу, добиваясь сочувствия. Её монолог о неустойчивом положении артистов заканчивается так: «Ах, господин Гюго, вам, у которого дела обстоят отлично, всё это всё равно, но мы бедные, несчастные существа!»

Зато Фредерик Леметр — «грубоват, угрюм, но добр». Он семейный тиран, при котором домашние боятся сказать за обедом лишнее слово. Гюго подробно описывает кулинарные пристрастия великого артиста, порядок поглощения им вина, анекдотическую ссору с любовницей, цитируя «ненормативную» лексику, которая часто звучала из уст Леметра.

РЕВОЛЮЦИЯ И ПОЛИТИКА

Режим Июльской монархии продержался менее восемнадцати лет. Причина его падения заключалась в расколе среднего класса, его основной опоры. Луи Филипп до поры до времени умело дирижировал политикой, позволяя возглавлять правительство то одной группировке, то другой. Последние семь лет, начиная с 1840 года, фактической главой кабинета был Франсуа Гизо, историк, протестант, по своему менталитету — типичный французский буржуа, расчётливый, скуповатый, сторонник постепенного прогресса, умеренности и осторожности.

Но Гизо быстро утомил публику. После первых лет его правления, когда был экономический рост, активно строились железные дороги, наступила пора неурожаев, связанная с временным ухудшением климата и болезнями картофеля. Хлеб резко подорожал, подскочила безработица. Всё это, вкупе с психологической усталостью от Гизо, играло против правительства. Либеральная оппозиция начала проводить так называемую «банкетную кампанию». Чтобы обойти запрет на многочисленные собрания, устраивались банкеты, на которых произносились антиправительственные речи. Главной задачей ораторов ставилось расширение числа избирателей.

Правительство, вместо того чтобы пойти на уступки, заняло несгибаемую жёсткую позицию. Банкеты начали запрещать. Так произошло и с банкетом, намеченным на 19 февраля 1848 года в XII парижском округе. Организаторы перенесли его на 22-е число, думая успеть договориться с властями. Они не хотели конфликта, но и уступить — значило потерять лицо в глазах своих сторонников. В результате сработала цепная реакция непредвиденных последствий, когда собравшаяся стихийно толпа опрокинула режим буквально за сутки. Революцию не готовили, и никто её особенно не ждал. Июльская монархия рухнула вследствие последовательных ошибок, что типично для негибкой, слишком долго правящей власти. 24 февраля 1848 года король Луи Филипп I отрёкся и бежал в Англию. Жертвами революции стали два десятка человек, погибших в случайных перестрелках с солдатами. А бескровный захват толпой королевского дворца Тюильри был пародией на штурм Бастилии.

30
{"b":"739883","o":1}