Однако ряд смертей в семействе Вакери помешал свадьбе, да и супруги Гюго считали, что их Дидина ещё слишком юна для замужества, хотя против респектабельного Шарля, наследника дела своего отца, родители не имели ничего против. После ряда отсрочек свадьба была сыграна 15 февраля 1843 года.

В сентябре этого же года молодые супруги заехали погостить в Вилькье. 4 сентября Шарлю с дядей и племянником нужно было встретиться с нотариусом по делам наследства — отец Шарля незадолго перед этим умер. Нотариус проживал в соседнем селении Кодбек, выше по Сене на четыре километра, и было решено плыть на парусной лодке. Шарль предложил Леопольдине прокатиться с ними, но та сначала отказалась, сказав, что не одета для подобного путешествия. Уже погрузившись в лодку, Шарль вернулся домой за камнями для балласта, и Леопольдина, передумав, попросила подождать её пять минут — она переоденется и отправится с ними.

Нотариус, когда визитёры собрались из Кодбека в обратный путь, предложил им свой экипаж, отговаривая возвращаться на лодке ввиду безветренной погоды, однако Шарль отказался. Они уже подплывали к Вилькье, на берегу стояла мадам Вакери, встречавшая сына и невестку. Вдруг налетел внезапный порыв бурного ветра и опрокинул лодку, сорвав парус.

Все четверо упали в воду. Крестьяне, наблюдавшие за трагедией с берега, рассказывали, что голова Шарля, отличного пловца, несколько раз появлялась над водой — он, набрав воздух, нырял за Леопольдиной, пытаясь её спасти. Но, поняв, что его усилия напрасны, он отказался плыть к берегу, видимо, решив разделить судьбу с люби мой. Супругов похоронили вместе, в одном гробу. Из находившихся в лодке не спасся никто.

Гюго в это время был вдали и от Парижа, и от Вилькье. Они с Жюльеттой совершали давно задуманное путешествие по Испании и юго-западу Франции. Прежде, пока не закончилась карлистская война, посещать эту страну было опасно. Впрочем, «по Испании» звучит несколько преувеличенно. Путешественники пересекли границу в районе Бискайского залива, посетили города Ирун, Сан-Себастьян, Памплону (столицу Наварры) — всё неподалёку от Франции, в северо-западном уголке Испании. Гюго наслушался баскской речи, посмотрел на горы, долины и море. Затем они вернулись на родину, посетили Пиренеи — Лурд, Котре, Гаварни и другие горные селения, а после проехались по бесконечным равнинам Аквитании и Пуату, откуда вернулись к Атлантическому океану и переплыли на остров Олерон. Оттуда они направились в город Рошфор на реке Шаранте и, находясь по пути в селении Субиз, на противоположном берегу, прочитали в газете ужасную новость.

Гюго был раздавлен этим известием. Потеря дочери стала для него тяжелейшим испытанием всей жизни — «Я был как безумец в первый момент... я горько плакал три дня», — писал он в одном из стихотворений. К этому дню поэт многократно возвращался в своих стихах, одно из которых, «Завтра, на заре», знают наизусть почти все французы. В конце концов он пришёл к успокоительной мысли, что смерти нет и души умерших всё время незримо присутствуют рядом с живыми.

Последующие четыре года до падения Июльской монархии — с 1844-го по 1847-й — были заполнены не только горькими воспоминаниями и эротическими приключениями. Всё это время, точнее сказать, с 1841 года, даты его избрания в академики, Гюго пребывал в противоречивом статусе. С одной стороны, он был не просто знаменитым поэтом, но и официально признанным членом французского истеблишмента — академиком, позже пэром. Но с другой — его наблюдательность, восприимчивость и совестливость никуда не делись. Поэтому, находясь на вершине успеха, Гюго не забывал о малых сих.

Европейское общество тех лет, и французское в частности, находилось в процессе перехода от традиционного к массовому, современному. Миллионы ненужных рук выдавливались из деревни в город, где их ждала тяжёлая работа за гроши. Рабочая сила ценилась дёшево, социального обеспечения не существовало, наказания были жестоки. Пауперизация, обнищание рабочего класса, являлась модной темой — как раз в те годы молодой Фридрих Энгельс писал о положении рабочего класса в Англии, поражённый ничтожеством его существования, а Карл Маркс задумывался о коммунистическом манифесте. Во Франции процветали всевозможные социалисты — и фурьеристы, и последователи Кабе, и бланкисты, и прудонисты, и многие другие, чьи цели колебались от мирных утопических до насильственных революционных.

В 1839 году Гюго стал свидетелем одной из попыток переворота, когда 12 мая Огюст Бланки вместе с Арманом Барбесом захватили Дворец правосудия и ратушу. Их восстание быстро подавили, схваченный на месте Барбес был приговорён к смертной казни, но Гюго обратился к королю с просьбой о его помиловании в стихах, и жизнь революционера была спасена.

Став пэром, Гюго получил право на инспектирование тюрем и исправительных учреждений, чем и не замедлил воспользоваться. Самым впечатляющим было посещение 19 сентября 1846 года Консьержери — старинного замка французских королей, обращённого ещё в Средневековье в тюрьму. Там он увидел двенадцатилетних детей, которые получили по три года заключения за персики из чужого сада, сорванные со склонённых через забор веток, и побеседовал с девушкой, сидевшей за кражу у своих хозяев шести пар чулок.

5 апреля 1847 года Гюго посетил тюрьму, где содержались приговорённые к смертной казни. Несмотря на противодействие начальника тюрьмы, он добился права посетить камеру смертника. Так писатель вживую встретился со своим персонажем из «Последнего дня приговорённого к смерти». Им оказался бедный незадачливый художник, некогда ученик знаменитого архитектора Эжена Виолле-ле-Дюка. В тюрьме он начал много читать, занялся самообразованием — но ради чего? Мысль о страшной участи ему подобных не покидала поэта.

Несколькими годами ранее, 9 января 1841 года, Гюго стал на улице свидетелем следующего случая. К простой девушке, стоявшей на углу, подкрался щеголевато одетый молодой человек и засунул ей на спину под платье пригоршню снега. Девушка вскрикнула и ударила обидчика, завязалась драка, на шум сбежалась полиция, которая схватила пострадавшую и повела её в участок, тогда как шутника оставили на воле. Поэт возмутился увиденным и пошёл вслед за полицейскими. Он заявил, что девушка ни в чём не виновата, и рассказал, как всё было. Его попросили назвать себя — создалась пикантная ситуация: избранный два дня назад академик заступается за уличную девку. Но Гюго, не колеблясь, назвал себя и даже поставил свою подпись под протоколом. Почётное звание придало вес его показаниям, и несчастную, которой грозили шесть месяцев тюрьмы, освободили. По нравам того времени сам факт, что благополучный писатель, отец семейства, академик, впутывается в дело, в котором речь идёт о судьбе проститутки, был предосудительным. Однако Гюго пошёл против современных ему нравов во имя справедливости. Благодаря ему несчастная была отпущена. Так родился образ Фантины из романа «Отверженные».

Одновременно Гюго видел картины неимоверной роскоши. Праздник, который дал герцог де Монпансье (младший сын короля) 6 июля 1847 года в Венсеннском лесу, его особенно поразил. Были приглашены более четырёх тысяч гостей. Для них поставили огромные палатки, в том числе трофейные, захваченные в Алжире, сложили башнями старинное оружие, привезли две гигантские бронзовые пушки времён Людовика XIV. Вдоль главной аллеи с помощью разноцветных светильников устроили иллюминацию. На деревьях развесили оранжевые китайские фонарики, напоминавшие апельсины. Слух гостей услаждали лучшие певцы и музыканты.

Париж начал говорить о готовившемся празднике за две недели. Огромные толпы зевак собрались понаблюдать за тем, как прибывают кареты почётных гостей. Но зрители были настроены вовсе не восторженно. Они плевались, ругались, освистывали подъезжающих, в иные экипажи кидались грязью. Этот контраст роскоши и зависти, переходящей в ненависть, запал в память поэта. А увиденное позже отразилось в стихотворении «Праздник у Терезы» из сборника «Созерцания».