– Я хочу забрать тележки мародёров и погрузить на них все инструменты и другие ценные вещи из твоей хижины. Они все нам понадобятся. Первый год будет для нас очень трудным. Лучше будет, если мы заберём все ценности, которые только сможем увезти.

– А, – поняла она.

У покинутого жилища Сареф обыскал хижину и сарай, нашёл много ценных вещей и использовал шкуры, чтобы завернуть и привязать всё на тележку получше. Тоди помогала, как только могла, и даже выкопала совершенно новую винтовку с оптическим прицелом и патронами, компас и магниевые огнива. Сареф завернул всё это и тоже увязал. Потом он привязал к тележке двух коз. Тоди погрузила свою постель, одежду и другие вещи полегче на другую тележку.

– Остались ли ещё какие-нибудь ценные вещи закопанными, о которых ты знаешь, но решила пока не показывать мне? – спросил он Тоди. – Ты не обязана мне говорить, как я уже сказал. Просто подумай снова обо всём, в чём ты и я можем нуждаться в нашем новом доме.

Она остановилась подумать, но покачала головой, поразмыслив. Это было удовлетворительно. Сареф имел всё, что считал нужным, и велел отправляться. Они пошли прочь от хижины, и Сареф следил за Тоди, пока они уходили. Он ожидал, что она остановится посмотреть на её дом в последний раз, но она лишь катила тележку рядом с ним, сосредоточенная на переступании через упавшие стволы и торчащие корни деревьев. Он приподнял бровь, но ничего не сказал.

– Меньше недели назад я тайком выбрался из Города, чтобы побыть в одиночестве, – подумал он. – Вместо этого, по воле судьбы, я попал в семью с ребёнком, у которой характер подстать моему. Как эта гремучая смесь будет работать, интересно знать?

Вскоре жилище исчезло из вида, и его уже не было видно за лесом, даже если бы кто-то из них повернулся посмотреть. Тоди не имела представления, что их ожидало. Сареф имел, но молчал. Если он собирался провести годы, воспитывая приёмного ребёнка, он хотел изучить её, чем раньше, тем лучше, а поэтому ждал, пока заговорит она, и ему не пришлось долго ждать.

– Мама с папой немного со мной говорили, но они всё-таки упоминали, что раньше жизнь была не такой, как сейчас, и они говорили, что некоторые люди, как Вы, господин… Ой, прости! Некоторые люди, как ты, помнят, какой она была. Можешь рассказать мне о ней?

Тянуть тележку, нагруженную всем ценным из дома, с двумя блеющими козами на привязи, было не так уж трудно, по большей части, и Сареф был не против поговорить. Он поразмыслил над ответом и прочистил горло.

– Там, на юге, есть два города, – начал он. – Один из них является городом-призраком, где руины зданий всё ещё стоят покинутыми. На расстоянии от него стоит новый Город. Однажды ты и я вернёмся в новый Город. Но ты спросила меня про старый, и о нём будет мой рассказ. Я никогда не рассказывал его никому, за тридцать лет, которые прошли с его разрушения.

ИДЯ с Тоди по лесу в сторону старого шоссе, Сареф обдумал, как передать ей историю событий, которые привели к нынешнему состоянию дел. Это было непросто. Он получил среднее образование до войны и общался со множеством людей. Она не имела никакого образования, родилась после войны и встречалась лишь с парой-тройкой людей, помимо своих матери и отца. Всё равно ему пришлось бы останавливать своё повествование, чтобы отвечать на её неизбежные вопросы и объяснять незнакомые слова. Можно было не слишком стараться строить рассказ из простых слов и понятий.

– Когда всё изменилось, мне было восемнадцать. Я был одним из тех везунчиков, кто оказались за городом, когда всё произошло. Одним замечательным, солнечным утром, примерно в шесть часов, я возвращался с рыбалки на севере, дальше на север, чем мы сейчас находимся. Только что, оставив одного друга у его дома, а затем другого, по пути на юг, я собирался ехать дальше, в пригород старого города, когда увидел белые хвосты самолётов, пересекающие небо. Я смотрел и чувствовал тревогу, потому что самолёты летают в одиночку, сами по себе. Те, на которые я смотрел, летели разрозненной группой, и я почувствовал, что что-то должно было случиться. Я остановился на обочине шоссе, у пересекающего его моста, и всмотрелся в следы из-за его опоры. Когда то, что я считал самолётами, поравнялось с городом, они взорвались один за другим, со вспышками света и облаками дыма.

– Зная, что взрывы атомных боеголовок были бы ослепляющими и длились бы долго, я продолжал смотреть, лихорадочно раздумывая, чем это могло бы быть. Я осознал, что наврядли кто-то запустил бы столько атомных зарядов по одному городу. Достаточно было одного, чтобы уничтожить его целиком. Это должно было быть чем-то другим. И тут меня осенило, что это могло быть лишь химическое и биологическое оружие: яды и болезни. Я вскочил в грузовик, развернулся и помчался обратно в рыбацкий лагерь так быстро, как мог. Полицию не волновало, как быстро я мчался. Все они были заняты чем-то более важным. В тот день началась война, и ракеты были запущены обеими сторонами. Я видел, как армия пыталась спасти жителей города. Они ехали в противоположном направлении, в колоннах армейских грузовиков. Они были одеты в противогазы и защитные костюмы. Но намного позже я увидел эти грузовики на обочинах дорог, а всех военных мёртвыми. Ещё ракеты прилетели в следующие несколько дней. Они попадали в пригороды и небольшие города в округе.

– Что такое а-том-ный? – спросила Тоди.

– Это такой металл, на вид как любой другой, но очень тяжёлый и вредный. Если достаточное количество его удерживать вместе несколько секунд, он нагревается, плавится, вскипает и испаряется. Если кто-то сможет удержать его вместе достаточно долго, то он взрывается с невероятной силой. Если бы ты сложила ладони вместе, то именно столько его потребовалось бы, чтобы разрушить целый город. Все ракеты с атомными боеголовками всё ещё сидят в своих шахтах по всему миру. Враждующие стороны не стали их запускать. Вместо этого, они запустили ракеты, которые несли биологические и химические виды оружия. Люди в старом городе, которые вдохнули яд, по большей части умерли. Те, кто выжили, стали калеками. Многие из них умерли в последующие пару лет. Люди, которые вдохнули заразу, тоже поумирали, но больше выжило. Их потомство покалечено, хотя сами выжившие лишь ослабели. Эти калеки теперь живут в новом Городе, который мы для них построили.

– А что, есть другие, такие как ты?

– Да, есть. Я не единственный, кто оставался вдали от старого города в те дни. Больше людей выжило. Мы те, кого в новом Городе зовут Прямыми. Ты тоже Прямая. Мы здоровые и сильные, тогда как калеки имеют погнутые конечности, тела, и рассудок. Ты знаешь их, как мародёров. Многие из них живут в Городе.

– До войны было гораздо больше людей, чем сегодня. Все были Прямыми. Они жили в больших домах и высоких многоэтажных строениях. Они ходили на работу в деловых небоскрёбах, огромных фабриках и на широких полях. У них для всего были машины. Электрическая энергия поступала по проводам на столбах, и она приводила в действие лампы и моторы. Вода поступала по трубам в земле в каждый дом. Когда люди просыпались по утрам, им не надо было с бадьёй идти к колодцу, ручью или источнику, чтобы принести воды. Она просто текла из крана в ванной или на кухне, и можно было налить её в электрический чайник и вскипятить, нажав на кнопку и подождав несколько минут. Раньше это было вот так просто!

– Грузовик, который я водил в тот день, когда всё изменилось, был машиной. Жидкое топливо, полученное из-под земли, приводило его в действие. Людям достаточно было сесть на водительское кресло и повернуть ключ в зажигании, чтобы завести двигатель, а он, в свою очередь, привёл бы машину в движение, и она отвезла бы их, куда бы они пожелали, по гладкой дороге. Если кто-то заболевал, то они шли к врачу, который выписывал им лекарство или делал операцию, и они быстро выздоравливали. Вместо вырывания больного зуба, люди шли к зубному врачу, который делал заморозку, маленьким сверлом убирал больное место, и ставил пломбу.