– Кому какое дело до Маяка. – Сеппо спрыгнул со стола. – Меня огорчает, что мы ничего не сможем заработать на всем этом безобразии. Ни рассказать об открытии, ни опубликовать статью. Ни в ток-шоу поучаствовать…

– Ни права на экранизацию продать, – иронически подхватила Иванова, и все рассмеялись, а Джинан выкрикнул:

– Кто на твою уродскую морду смотреть-то захочет!

Он успел уклониться от брошенных Ивановой перчаток и, хохоча, запустил ими обратно в нее.

Кира ссутулилась, чувствуя себя виноватой.

– Простите меня, ребята. Если бы в моих силах было что-то исправить, я бы непременно.

– Да уж, на этот раз ты облажалась по-крупному, – согласилась Иванова.

– И чего тебя потянуло к этим скалам? – добавил Джинан, но беззлобно.

– Не переживай, – улыбнулась Негар. – Это… это могло случиться…

Кашель перебил ее на полуслове, и Мари-Элиза договорила за Негар:

– Могло случиться с любым из нас.

Негар кивнула, подтверждая.

Мендоса, сидевший у стены, подытожил:

– Главное, что ты не слишком сильно пострадала, Кира. Ты и Негар. Нам всем повезло.

– Но мы потеряли колонию, – сказала Кира. – И премию.

Темные глаза Мендосы заблестели как сталь.

– Думаю, твоя находка стоит всех наших премий. Может быть, уйдут годы или десятилетия. Но если мы не сглупим, твоя находка окупится. Это неизбежно, как смерть и налоги.

Час был поздний, Кира уже едва могла следить за разговором.

Слова ускользали от нее, как бессмысленный поток звуков. Наконец она поднялась, оглянулась на Алана. Он кивнул и тоже встал из-за стола.

– Добрночи, – сказала Негар. В последний час она только и способна была на такие односложные реплики: ее душил кашель.

«Хоть бы не разболелась, – подумала Кира, – иначе, скорее всего, заразится вся команда».

– Доброй ночи, chérie, – кивнула Мари-Элиза. – С утра жизнь станет веселее, вот увидишь.

– Будь на ногах к девяти ноль-ноль, – распорядился Мендоса. – ОВК наконец отпускает нас: в одиннадцать вылетаем на «Фиданцу».

Кира помахала рукой и побрела следом за Аланом.

Не сговариваясь, они сразу направились в его комнату. Там Кира сняла форму, уронила ее на пол и забралась в постель, даже не расчесав волосы на ночь.

Четыре недели криосна, а она измучена. Сон в заморозке не похож на настоящий сон. С настоящим ничто не сравнится.

Матрас слегка просел, когда Алан лег рядом с Кирой. Одной рукой он обнял ее, другой взял ее за руку, его грудь и ноги прижимались к ее телу: теплое, успокоительное прикосновение. Кира прижалась к нему, что-то тихо бормоча.

– Я боялся тебя потерять, – прошептал он.

Она повернулась к нему лицом:

– Никогда!

Он поцеловал ее, а она его, и вскоре нежные ласки сделались более жадными. Они страстно прильнули друг к другу.

Никогда Кира не чувствовала такой близости с Аланом, даже в тот вечер, когда он сделал ей предложение. Страх за нее, страх ее потерять она ощущала в каждой клеточке его тела и в каждом его прикосновении, в каждом произнесенном шепотом слове ощущала его любовь.

Потом они протиснулись в узкую душевую в дальнем конце комнаты. Приглушив свет, они помогали друг другу намылиться и тихо переговаривались.

Когда горячая струя потекла по спине, Кира сказала:

– Кашель у Негар какой-то нехороший.

Алан пожал плечами:

– Обычное недомогание после криосна. ОВК сделало все анализы, Файзель тоже. И воздух на базе очень сухой…

– Верно.

Они вытерлись, и Алан помог Кире намазаться с головы до ног кремом. Она вздохнула с облегчением, когда увлажняющий состав начал проникать внутрь, смягчая неприятное покалывание кожи.

Вернувшись в постель и выключив свет, Кира изо всех старалась уснуть, но ее преследовали мысли о том зале, где линии складывались в узоры, похожие на электронную схему, и о том, как дорого ее открытие обошлось команде и ей самой. Да и обвинения, которые бросил ей Файзель, не шли из головы.

Алан заметил это.

– Перестань, – шепнул он.

– Мм… просто… что сказал Файзель…

– Не обращай на него внимания. Он разочарован и злится. Больше никто так не думает о тебе.

– Ага.

Но Кира не была в этом вполне уверена. Как все это несправедливо! Она делала только то, что входило в ее обязанности, и любой из них на ее месте сделал бы то же самое. Если бы она не осмотрела те странные скалы, Файзель первый попрекнул бы ее: нечего отлынивать! И ведь она и Алан тоже пострадали из-за этого открытия, потеряли уж никак не меньше, чем остальные члены команды…

Алан ткнулся носом ей в затылок.

– Все будет хорошо. Вот увидишь.

И он затих, а Кира слушала его замедленное дыхание и смотрела в темноту.

Все по-прежнему было плохо и как-то неправильно. Желудок завязывался узлами, все больнее, и Кира насильно заставляла себя закрыть глаза и не думать о Файзеле и о ближайшем будущем. Но никак не могла забыть слова, прозвучавшие в столовой, и горячий уголек гнева продолжал разгораться в ней, даже когда она провалилась наконец в беспокойный сон.

Тьма. Огромное пространство космоса, пустынное, незнакомое. Звезды – холодные точки света, острые, словно иголки на бархатной подушечке.

Впереди раздувалась, увеличиваясь в размерах, звезда – Кира неслась к ней стремительнее самого быстрого корабля. Звезда была тусклой, красно-оранжевой, словно кусок угля, гаснущего на слое сажи. Старая, усталая звезда, наверное, она родилась в раннюю пору Вселенной, когда все было горячим и ярким.

Семь планет вращались вокруг сумрачной звезды: один газовый гигант и шесть планет земного типа. Темно-коричневые, в пятнах, будто больные, а между второй и третьей планетой блестел пояс мелких астероидов – словно кристаллический песок. Печаль охватила Киру. Она не могла объяснить отчего, но при этом зрелище ей захотелось плакать, как плакала она, когда умер дедушка. Хуже этого ничего быть не могло: утрата, полная и безнадежная, без надежды на возвращение.

Но печаль, томившая ее, была старинной, и, как всякая печаль, она утихла, заглушенная более настойчивыми чувствами – гневом, страхом, отчаянием. Сильнее всего был страх, и он дал Кире понять, что опасность надвигается, неотвратимая, подступающая вплотную, – и все же она не могла пошевелиться, словно слой глины сковал извне ее тело.

Угроза совсем близка, вот уже нависает, и вспыхнула паника. Нет времени ждать, нет времени думать. Надо вырваться! Сначала освободиться, а потом…

Звезда разгорелась ярче, с силой тысячи солнц, из ее короны во тьму вонзились клинки мечей. Один клинок проник в нее, в Киру, белая вспышка, словно копье воткнули в глаз, и каждый сантиметр кожи горел, обугливаясь.

Она завопила – в пустоту, – но боль не прекратилась, и она вскрикнула снова…

Кира резко села в постели. Она задыхалась, с нее градом лил пот, одеяло облепило ее, как пленка. Где-то на территории базы тоже раздавались крики, в них явно звучала паника.

Рядом с Кирой очнулся и Алан.

– Что?

Снаружи послышались шаги. Чей-то кулак забарабанил в дверь. Они услышали голос Джинана:

– Выходите скорее! Негар…

Кира почувствовала, как сводит кишки ледяной ужас.

Оба они торопливо оделись. Кира на миг вспомнила свой странный сон – но сейчас все казалось странным, – и они выбежали из комнаты и кинулись на поиски Негар. Подбегая, Кира услышала кашель, глубокий, влажный, словно рвущий плоть, – ее воображению представилась, как сырое мясо пропускают через измельчитель, и Кира задрожала.

Негар стояла посреди коридора, все столпились вокруг нее. Согнувшись вдвое, упираясь руками в колени, она кашляла так, что, казалось, Кира слышала, как натягиваются ее голосовые связки. Рядом стоял Файзель, придерживая ее за спину.