В ходе следствия в прессу ежедневно попадали краткие отчёты о том, как протекает это самое следствие. Но было понятно, что эти отчёты являются официальной информацией, представляемой Министерством. Как это ни странно, со стороны журналистов, а особенно Риты Скитер не прозвучало ни одного вопля о том, что их намеренно не допускают к материалам следствия и что это — вопиющее нарушение демократии и прав населения на «честную и непредвзятую» информацию. Северус по секрету рассказал Эйлин, что Кингсли удалось заткнуть Скитер рот благодаря компромату, собранному на неё его людьми. Прочие же её коллеги были не менее понятливыми, но значительно менее смелыми и нахальными. Никто не рискнул выступить против Кингсли и политики Министерства в дни всеобщей подозрительности и тотальной проверки сотрудников всех магических учреждений на лояльность. Вот почему и им с Северусом, и остальным участникам той страшной ночи до сих пор довелось избежать как расспросов журналистов, так и их досужих вымыслов, и всяческих инсинуаций в свой адрес. Но рассчитывать, что прессу не допустят на итоговое, финальное заседание, было бы слишком самонадеянно.

— Конечно, нет, — подтвердил её догадки Северус. — Журналюги наконец-то дорвались до сенсации.

— И теперь будут атаковать всех подряд, включая Джинни? — Эйлин с досадой закусила губу.

— Кингсли по-прежнему держит Скитер за жабры, в его руках имеется хорошее средство умерить её профессиональный пыл в любое время. Он уверил меня, что ни она, и никто из официальных журналистов не приблизится ни к кому из нас на пушечный выстрел без нашего на то согласия. Ну, а с жёлтой прессой он разрешил нам всем бороться любыми методами. Если кто-то из них посмеет написать хоть одно гнусное слово о ком-нибудь из нас, он будет привлечён к ответственности по новому Закону, как проводник идей Волан-де-Морта и Шафика. А вообще, чем меньше мы будем обращать на них внимания, тем скорее они потеряют к нам интерес, — закончил Северус.

— Ладно, от журналистов мы как-нибудь отобьёмся, — вздохнула Эйлин, — а вот эти оставшиеся на свободе уроды, которым Шафик загадил мозги, меня реально беспокоят. Послушай, — вдруг оживилась она. — У меня есть идея! Что, если предложить Мак-Гонагалл пригласить Гермиону в Хогвартс преподавать маггловедение? Она ведь знает о магглах всё! Будет учиться заочно в своём Магическом Университете, заниматься самообразованием, благо, библиотека в Хогвартсе шикарная. Глядишь, со временем, сможет и трансфигурацию преподавать!

— Неплохая мысль, — сдержанно похвалил жену Северус. — Убиваем сразу двух зайцев — обеспечиваем безопасность Грейнджер и решаем проблему с маггловедением. Сегодня же предложу это Мак-Гонагалл.

— Послушай… — Эйлин наморщила лоб, будто вспомнила что-то важное. — Суд выяснил — Бэкуорд служил Шафику или нет?

— Надо же, вспомнила, — усмехнулся Северус. — Нет, Бэкуорд, хоть и неприятный тип, но к Шафику не имеет никакого отношения. Финчли специально подставлял его, активируя наши вредноскопы в его присутствии.

— Но… раз он не виноват, ты пошлёшь ему противоядие от своего зелья?

— Разумеется. Я не настолько чудовище, и гадости делаю только в ответ и в отместку. Завтра же отправлю ему зелье и сопроводительное письмо, из которого он узнает причину всех своих текущих неудач.

— А много у него было этих неудач? — поинтересовалась Эйлин.

— Понятия не имею, — отозвался Северус. — Но что они были — в этом я уверен.

Они помолчали.

— Северус. Знаешь, что? — Эйлин проникновенно взглянула на мужа, обвивая его шею руками.

— Ну, что? — его губы слегка улыбались, когда он притягивал её к себе, не отрывая взгляда от её мягко мерцающих глаз.

— Ты — настоящий герой. Если бы не ты, Шафик сейчас разгуливал бы на свободе, а нас всех уже не было бы в живых. Я горжусь тобой!

Губы Эйлин требовательно захватили холодные насмешливые губы Северуса. Этот поцелуй был долгим и страстным. Их руки жадно обшаривали тела друг друга, всё быстрее и нетерпеливей. Их сердца бешено колотились, а дыхание сбивалось. Когда им удалось всё-таки прервать этот поцелуй, Эйлин слегка отстранилась, восхищённо глядя в глаза мужа, загоревшиеся тёмным, таким опасным и желанным для неё огнём:

— Ты знаешь это?

По его губам поползла змеиная улыбка. Он насмешливо взглянул на Эйлин и ответил, явно испытывая удовольствие:

— Конечно, знаю. Кингсли лично мне об этом сообщил сегодня после заседания.

— Кингсли? А при чём здесь он? — Эйлин выпрямилась, не убирая, впрочем, рук с шеи мужа. Её нарочито-заинтересованный взгляд был слегка подозрительным, словно она ждала от Северуса какого-то подвоха.

— Кингсли сказал, что за мои героические заслуги в деле борьбы с обоими повелителями он подписал Указ о награждении меня орденом Мерлина первой степени и что завтра эта информация появится в «Ежедневном пророке». А сама церемония награждения состоится в Министерстве. О времени проведения я буду извещён дополнительно.

По мере того, как Северус говорил, глаза Эйлин всё больше расширялись. Недоверие в них смешивалось с радостью, но, будто испугавшись, радость отступала и вновь сменялась подозрительностью. Какое-то время Эйлин сидела на коленях у Северуса, слегка отстранившись от него, молча продолжая обнимать его ладонями за шею и пытливо вглядываться в его лицо.

— Это правда? — наконец произнесла она слегка дрожащим голосом. — Ты не шутишь?

— Разве я похож на человека, способного шутить такими вещами? — Лицо Северуса оставалось строгим, в голосе сквозило едва скрываемое возмущение, но вот глаза… Эйлин готова была поклясться — его глаза в этот момент смеялись, чего раньше с ними вообще никогда не случалось! Неужели он насмехается над ней?

Северус притянул жену к себе и зарылся лицом в пушистое облако её изумительно пахнувших волос.

— Ну, конечно правда, — мягко произнёс он, запуская в эти чудесные волосы свои длинные тонкие пальцы. — Стал бы я насмехаться над тобой?

— Что же ты сразу об этом не сказал? — воскликнула Эйлин, резко подняв голову и сердито глядя на Северуса. — «Малфой — герой, я — жертва…», — передразнила она мужа.

— Я специально приберёг эту информацию под конец, чтобы завершить этот разговор на радостной ноте, — Северус вновь притянул голову жены к себе на плечо и запустил в её волосы свои пальцы. — Ты ведь рада?

«Запоминается последняя фраза», — вспомнилось Эйлин. — Штирлиц хренов», — с нежностью привычно подумала она, а вслух произнесла:

— Конечно, рада. Это для меня ты — всегда герой, что с орденом, что без. Пусть теперь все об этом знают. Наконец-то твои заслуги перед магическим сообществом признаны официально.

Северус усмехнулся. Да, он гордился собой. Ему и впрямь есть чем гордиться. Награда льстила его самолюбию. Но гораздо важнее для него был тот факт, что им гордилась она — его любимая женщина, его счастье, его сокровище. Теперь он понимал, что всё, что бы он ни делал — он делает для неё, для того, чтобы она всегда была уверена — рядом с ней достойный её мужчина. И что он достоин признания не только в её глазах, но и в глазах всего этого пресловутого «магического сообщества».

Впрочем, Эйлин сейчас прижималась к нему так крепко, её руки были такими ласковыми, а поцелуи — такими горячими, что на какое-то время Северус забыл обо всём, кроме неё, включая и орден Мерлина, и всё магическое сообщество с его признанием.

====== Эпилог ======

Рождество в Хогвартсе всегда создавало ощущение сказки и какого-то особого, ни с чем не сравнимого уюта и умиротворения, рождая даже у привычных к магии детей-волшебников веру в невообразимые, неизведанные, особенные чудеса. И, несмотря на то, что первое послевоенное Рождество подавляющее большинство студентов, их родителей, родственников или опекунов решили отпраздновать в кругу семьи, наслаждаясь позабытым чувством покоя и безопасности, преподаватели Хогвартса, не сговариваясь, постарались сделать всё, чтобы воссоздать в Большом Зале атмосферу довоенного праздника. Нужно признать, что это им удалось. Во время праздничного ужина сердце Эйлин сладко сжималось от удивительного ощущения, будто она вновь очутилась в своём детстве, в том времени, когда впервые почувствовала, что Хогвартс — это её дом. А домом она стала считать замок тогда, когда в нём нашёлся человек, которого она признала родным.