Эйлин, чувствовавшая то же самое, что и её муж, поспешно сняла мантию и, направившись в спальню, заявила:
— Я в душ.
«В душ? — в недоумении подумал Северус. — Ты же была там всего часа три назад!» Он промолчал, провожая Эйлин мрачным взглядом. Всё это могло означать только одно — она никак не может избавится от ощущения грязи на теле, которого касались чужие отвратительные руки. И от этого она противна самой себе. А значит, и его прикосновения она будет воспринимать с гадливостью.
Северус сел за стол, уперся в него локтями и, опустив голову на руки, стал напряжённо растирать ладонями лицо, мучительно соображая, что же ему с этим делать. Ему показалось, что он просидел так целую вечность, а вода в душе всё шумела и шумела. Да сколько же она может там торчать? Северус решительно поднялся, подошёл к двери в ванную комнату и рванул её на себя.
Сначала он почти ничего не смог увидеть из-за густых клубов пара, заполнивших всю ванную. Когда глаза чуть привыкли, Северус сумел разглядеть за задёрнутой занавеской стройную фигурку Эйлин, неподвижно замершую под струями горячей воды. Впрочем, не настолько неподвижно, как ему показалось на первый взгляд. Северус уловил за занавеской ритмичное движение её руки, очевидно, сжимавшей мочалку и с силой трущей ею тело в одном и том же месте.
Северус отдёрнул занавеску. Эйлин стояла, уставившись в одну точку и с отсутствующим видом растирала мочалкой грудь и живот. Кожа под воздействием мочалки у неё сильно покраснела, а местами уже была растёрта до крови. Но, будто не замечая этого, она продолжала тереть и тереть своё тело, смывая с него несуществующую грязь и при этом мыслями находясь где-то далеко, скорее всего, в том страшном зале на холодной мраморной плите, среди десятков тянущихся к ней враждебных мерзких рук. Она не сразу отреагировала на появление Северуса. Когда он отдёрнул занавеску, Эйлин какое-то время смотрела перед собой, потом медленно повернула голову, и Северус с болью встретил её пустой, отсутствующий взгляд. По лицу Эйлин струились потоки горячей воды, но он готов был поклясться, что вместе с ними по её щекам катились слёзы. А уж чего-чего, но её слёз вынести он был не в состоянии.
Эйлин медленно возвращалась в текущую реальность. Её взгляд постепенно наполнялся болью и отчаянием. Северус, не снимая одежды, в чём был, лишь сбросив ботинки, стремительно залез в ванну и молча обнял жену, крепко прижав её к себе. Его одежда мгновенно намокла и отяжелела, но он не замечал этого, сжимая в объятиях это родное, мягкое и распаренное тело, которое, несмотря на льющиеся на них потоки горячей воды била крупная дрожь, словно Эйлин трясло от холода. Впрочем, причиной этого был, разумеется, не холод, а тихий плач, перешедший во всё более громкие и отчаянные рыдания. И вновь Северусу пришлось шептать ей на ухо совсем не свойственные ему нежные бессвязные слова, только бы она успокоилась, только бы перестала страдать…
— Успокойся, Аленький. Пожалуйста, успокойся, малыш. Не нужно плакать, ласточка моя…
Его всегда удивляло, как подобные слова не только слетали с его языка в такие минуты, но и как они вообще могли зародиться у него в мозгу. Он, Северус Снейп физически не способен произносить ничего подобного, даже мысленно! И, тем не менее, слёзы Эйлин, её боль и отчаяние рождали эти слова совершенно автоматически, независимо от его сознания. И, что самое главное — они всегда были действенными, находя отклик в её сердце. Вот и сейчас, рыдания Эйлин постепенно стихли, и она молча замерла под горячими струями в крепких объятиях мужа, уткнувшись лицом в мокрую жёсткую ткань его чёрного сюртука.
— Скажи честно…. Только не лги, ладно? Тебе противны мои прикосновения? Не бойся обидеть меня, я всё понимаю. Мы справимся с этим. Только скажи правду, — глуховатый голос Северуса был необычайно мягок. Он словно обволакивал Эйлин невидимым защитным коконом, успокаивал и давал надежду на то, что они действительно со всем справятся. Вместе. Как всегда.
По-прежнему уткнувшись лицом в мокрый сюртук мужа, Эйлин медленно покачала головой. Северус терпеливо ждал, что она ответит на его слова, обнимая Эйлин за талию и поглаживая свободной рукой её мокрые волосы. Наконец, она чуть отодвинулась от него и, не поднимая головы, тихо произнесла:
— Мне не противны твои прикосновения. Я боюсь, что это тебе противно ко мне прикасаться.
«Какая же ты дура!», — мысленно воскликнул Северус почти со злостью, чувствуя, как с его плеч сваливается огромная, непосильная и неподъёмная тяжесть. Он резко притянул к себе Эйлин, судорожно прижался к ней всем телом и стал покрывать её лицо и шею быстрыми поцелуями. Вместе с поцелуями с его губ слетали резкие отрывистые слова:
— Глупая девчонка! Какая же ты дурочка у меня! Как тебе могло такое в голову прийти? Надо же до такого додуматься!
Северусу очень хотелось отругать её посильнее. Самым мягким выражением, вертевшимся у него на языке, было «идиотка», но он сдерживался изо всех сил. Это же надо было — так его напугать? Его — человека, не боявшегося Волан-де-Морта! Да что там — вообще ничего не боявшегося после того, как ему довелось пережить самый большой страх в своей жизни, как он тогда думал. Да, любовь делает человека уязвимым. Но, драккл подери, теперь он бы ни за что не захотел вернуть ту свою, прежнюю, «неуязвимость». Поэтому, вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой, Северус закрыл кран и, отстранившись от Эйлин, призвал с вешалки пушистое банное полотенце. Укутав им жену, он недовольно проворчал:
— Полюбуйся, на что я теперь похож из-за твоих глупостей?
Эйлин окинула его виноватым взглядом. Волосы Северуса тонкими прядями прилипли к лицу. Вода с них стекала на промокший насквозь сюртук, а с него — на не менее вымокшие брюки. «Хорошо, что он всё-таки сбросил ботинки, залезая в ванну», — подумала Эйлин. Ей, совершенно некстати, вспомнилось, как Ипполит из «Иронии судьбы», сидя на краю ванной в мокром пальто и шарфе, выливал воду из ботинок, отчего она фыркнула, совершенно неожиданно для себя самой.
— Ей ещё и смешно! — непонятно, было ли возмущение Северуса искренним или притворным. Как бы там ни было, на Эйлин эта фраза произвела совершенно неожиданное действие. Она вдруг действительно расхохоталась, легко и беззаботно. С каждой минутой она смеялась всё громче и заразительней, но это явно не было истерикой. Северус понимал, что, скорее всего, это её реакция на облегчение, которое она только что испытала так же, как и он сам. А Эйлин хохотала, сложившись пополам и держась за живот, хохотала, усевшись на край ванны, не в силах удержаться на ногах, пока он пытался извлечь из промокшего кармана волшебную палочку и, когда, наконец, достав её, сушил на себе одежду с помощью Осушающих Чар. Отсмеявшись, наконец, она смотрела, как он вылезает из ванны, досушивает на себе носки и надевает ботинки. Взгляд её был тёплым, немного дурашливым и полным нежности и благодарности. Обувшись, Северус подхватил на руки завёрнутую в полотенце Эйлин и бережно отнёс её в спальню. Уложив её на кровать, он сел рядом и с помощью Акцио призвал баночку с мазью на основе Укрепляющего раствора. Вопросительно взглянув на Эйлин и получив разрешающий кивок, Северус бережно раскрыл полотенце, в которое она была укутана, зачерпнул кончиками пальцев мазь и стал осторожно накладывать её на нежную кожу живота, почти в кровь растёртую мочалкой. Он, не отрываясь, следил за выражением лица жены — вдруг его прикосновения всё же неприятны ей, несмотря на все её уверения?
Но Эйлин лежала, закрыв глаза с выражением полного и абсолютного блаженства на лице. Иногда она вздрагивала и тихонько хихикала, когда пальцы Северуса касались особо нежной кожи в низу её живота.
— Что с вами, миссис Снейп? — Северус изображал суровость, приподнимая бровь и глядя на жену шутливо-осуждающим взглядом.
— Щекотно, — ёрзала она у него под рукой.
— Потерпите, больная, — тон Северуса был отстранённо-холодным. Казалось, он и впрямь вошёл в роль строгого целителя. — Не мешайте проводить процедуру.
