Но вот полумрак, окутывавший зрителей, разразился дружным вздохом, по которому Эйлин поняла, что что-то в окружающей обстановке изменилось. Вздох этот прокатился по толпе явственно ощутимой волной восхищения и благоговения и замер, вновь сменившись гробовой тишиной, в которой теперь вместо ожидания ощущалось напряжённое внимание. На помост вышел Уолтер Шафик.
Он стоял перед огромным залом, спиной к ложу и смотрел на то что открывалось перед ним, своими прекрасными миндалевидными чёрными глазами. Пламя свечей отражалось в них тысячами огненных точек, и казалось, будто сама Вселенная глядит на всех присутствующих своим таинственным, отрешённым взглядом. Белоснежная мантия, отделанная на вороте, манжетах и по низу сложным золотым узором, подчёркивала безупречную смуглость этого прекрасного лица в обрамлении великолепных чёрных волос, струящихся по плечам. Несколько мгновений Шафик стоял молча, пронзая взглядом каждого из прикованных к столбам пленников, словно впитывал в себя чувства каждого из них. А после заговорил своим прекрасным глубоким голосом с серебристыми переливами — голосом, который воздействовал на каждого из присутствующих в зале, включая пленников, проникал в самые тайные глубины сознания и завораживал его:
— Друзья мои. Братья мои и сёстры! Сегодня я собрал вас здесь ради великого события. Здесь и сейчас начинается новая эра в жизни тех, кто волею судьбы был рождён высшими существами, наделёнными великой силой магии. С этого момента мы перестанем прятаться от презренных магглов и тех, кто считает их полноценными существами и защищает их интересы. Сила, которую я получу в результате того, что здесь произойдёт, укроет вас всех, как щитом, и позволит всем нам быстро навести порядок в мире, который отныне будет принадлежать вам. Бессмертие, которое я получу сегодня, послужит вам всем гарантией того, что этот порядок никогда не будет нарушен, и господство магов будет вечным.
Волна восхищения лёгким ветерком пронеслась по безликой толпе зрителей в полумраке. Дождавшись, пока она схлынет, Шафик продолжил:
— Мой предшественник разделил свою душу на крестражи с помощью обыкновенных убийств, и в этом была его ошибка. Он был великим волшебником, но и великие не застрахованы от промахов. Однако, его пример станет для всех нас неоценимым опытом, позволяющим впредь не допускать подобного. Друзья мои! Я разделю свою душу на крестражи убийством тех, кто послужил причиной гибели великого Волан-де-Морта. Но я усилю эти крестражи в сотни раз тем, что перед смертью жертвы испытают все мыслимые и немыслимые душевные муки, какие только возможны в этом мире. Они будут призывать смерть для себя и своих любимых, молить о ней, как об избавлении от страданий. В мои крестражи будет заложено всё, кроме страха смерти, и это сделает их практически неуничтожимыми.
С этими словами он сдёрнул чёрную ткань с предметов, стоявших на столе. Судя по всему, это были магические артефакты, которые новоявленный Повелитель выбрал в качестве вместилища частей своей расколотой души.
И снова вздох пронёсся по притихшей толпе зрителей, как будто Шафик давал возможность перевести дыхание всем, кто внимал его речи, боясь шелохнуться. И снова в наступившей тишине зазвучал этот прекрасный голос, вызывая дрожь восхищения и ужаса в каждом, кто слышал его:
— И вы все, здесь собравшиеся, поможете мне в осуществлении этой великой цели. Перед вами — те, кто боролся с величайшим защитником идеи превосходства чистокровных магов над прочими смертными. Боролись и победили его. Они по глупости своей и скудости ума надеялись, что, победив носителя идеи, можно уничтожить саму идею. Как же они ошибались! И теперь им предстоит расплатиться за свои заблуждения. Расплатиться собственной кровью, собственной болью, страхом, унижением и, в конечном итоге, собственными жизнями. Крестражи, созданные, благодаря их смерти, будут наполнены самой великой и могучей жизненной силой — силой, призванной давать жизнь, властной силой человеческого вожделения и похоти. Но замешана она будет на другой могущественной силе — на энергии страха, ненависти и боли. Такие и только такие крестражи сделают своего владельца поистине неуязвимым и по-настоящему бессмертным, как это и подобает Вождю, ведущему вас за собой во имя великой цели.
«Тварь, — пронеслось в мозгу у Северуса, — бешеная тварь. Даже Волан-де-Морт не был таким психом. Он — младенец по сравнению с этим маньяком!» Северус сжал челюсти с такой силой, что у самого потемнело в глазах. Он уже понял, что здесь произойдёт. То, что задумал этот психопат, то, что сейчас случится у него на глазах, не умещалось в голове. Сознание отказывалось принимать мысль, что такое вообще возможно. А тем более, что это произойдёт с ними — с Эйлин, с этими детьми, прошедшими жестокую войну, но до этого момента не предполагавшими, что война эта покажется им детской игрушкой по сравнению с тем, что им придётся испытать перед смертью. И что он, Северус, будет видеть всё это. Видеть и горячо желать смерти и своей любимой, и её друзьям, и себе. И что, пережив все муки боли, унижения и отчаяния, они все будут желать смерти себе и своим друзьям — как избавления от того ужаса, через который им предстояло пройти. И что Шафик выступит в роли спасителя и избавителя их от мук. Трудно было придумать более изощрённую пытку. Волна бессильной ярости и отчаяния поднялась в душе Северуса. Он поднял глаза на Шафика. Ни одно из этих чувств не отразилось во взгляде Северуса. Он не порадовал стоявшего перед ним мерзавца ни болью, ни ненавистью, рвавшимися наружу из глубины его души. Взгляд Снейпа был холодным, презрительным и даже каким-то брезгливо-жалостливым. Так смотрят на нищих, дошедших до состояния, когда их убожество вызывает не сострадание, а гадливость.
Губы Шафика дёрнулись в презрительной усмешке, но он мгновенно подавил её и вновь обратился к своим последователям, лучезарно улыбаясь им:
— Перед вами — три девушки. Они свежи и молоды. Их тела прекрасны. Я дарю их вам. Возьмите их. Делайте с ними всё, что пожелаете. Получите от этого истинное наслаждение. Напитайте воздух вокруг своим желанием и своей страстью. И пусть они смешаются со страхом и болью, с ненавистью и омерзением этих женщин. Пусть мужчины, которым они принадлежали, сполна насладятся этим зрелищем. Пусть корчатся в бессильной злобе и сходят с ума от невозможности помочь своим женщинам и наказать их обидчиков. Пусть все они молят о смерти для себя и своих близких. И я буду милосердным — я исполню их последнее желание.
Над толпой сторонников Шафика пронёсся вздох, в котором явственно чувствовалось удивление, смешанное с нетерпением. Казалось, атмосфера медленно, но неуклонно раскаляется, наполняясь похотью множества теряющих рассудок от едва сдерживаемого желания тел. В воздухе разливался тяжёлый запах восточных благовоний, призванных усилить похоть у вдыхавших его людей, которые постепенно теряли человеческий облик, превращаясь в толпу тварей, одурманенных первобытными инстинктами.
Губы Шафика блаженно улыбались, глаза были полузакрыты, ноздри хищно раздувались, вдыхая душный пряный аромат благовоний. Он поднял руку, привлекая внимание слушателей, и толпа вновь замерла, но теперь тишина над ней казалась живой — она клубилась тёмной массой и пульсировала, точно кровь, прилившая к половым органам тех, кто с нетерпением ждал сигнала к действию.
— И в этой атмосфере, под крики жертв и ваши страстные стоны, я сам зачну своё продолжение, своего наследника. И сделаю его своим седьмым крестражем — неубиенным и неуничтожимым, тем самым одарив его надёжной защитой ещё до рождения. Семь крестражей — магическое число. Но восьмая часть моей души, оставшаяся во мне, будет символизировать бесконечность моего бытия и станет залогом моего бессмертия.
Северус увидел, как вспыхнули торжеством глаза Аманды Флинт, во время всей этой речи неподвижно сидевшей на постели. Взглядом, исполненным презрения, она обвела пленников, находившихся прямо перед ней, и гордо вскинула голову, впиваясь в своего Господина и Повелителя глазами, полными дикой, неукротимой, необузданной страсти. А Шафик продолжал вещать:
