— Вместо кого мы пойдём? — Голос Эйлин прозвучал абсолютно по-деловому.
— Я собирался идти туда под видом Шелдона, — Северус ответил сразу. Было заметно, что он уже успел тщательно обдумать этот вопрос. — У тебя выбор невелик — пойдёшь под видом Гортензии Селвин. Я немного покопался у Шелдона в мозгах, так же, как и у Бёрка с Хартом в своё время. На собраниях они обычно сидят в таком порядке — Харт, Моррисон, Сноуфилд, Селвин, Шелдон, Рассел, Причард. По старшинству, похоже, потому что особых заслуг перед повелителем пока нет ни у кого. Так что мы будем сидеть рядом.
— А как они попадают на собрания? — поинтересовалась Эйлин. — Пятый-шестой курс ещё не умеет трансгрессировать. Да и семикурсники далеко не все.
— Эти трое умеют, — процедил сквозь зубы Северус, имея в виду Флинт, Бёрка и Харта. — Однако, они предпочитают каминную сеть. Из замка выбираются тайно, поодиночке, встречаются в доме Вергилиуса Брукса — он живёт недалеко от «Кабаньей головы». Помнится, он оказывал услуги ещё сторонникам Волан-де-Морта, — при воспоминании об этом губы Северуса искривила то ли презрительная, то ли горькая усмешка. — Во сяком случае, подслушав пророчество, я воспользовался именно его камином, чтобы поскорее добраться до повелителя.
Голос Северуса звучал глухо. Эйлин, до сих пор сидевшая на коленях у его ног, взяла его руки в свои, нежно погладила их кончиками пальцев и спрятала лицо в его ладонях. После недолгой паузы Северус продолжил:
— Выходят они уже из камина в доме Шафика. Когда собираются все вместе, их впускают в комнату для собраний. Наша задача — отсидеть на собрании, а потом незаметно отделиться от всех, остаться в поместье и попытаться отыскать пленников. Я уверен — они там. Кингсли говорил, что его люди не могут попасть внутрь, потому что на дом и прилегающие земли наложены заклятия почище Хогвартских. Так что это — единственная возможность проникнуть внутрь. И ещё нужно учесть, что люди Шафика умеют видеть тех, кто находится под Чарами невидимости. Так что дезиллюминационное заклятие нам не поможет.
— Интересно, а под мантией-невидимкой от них можно спрятаться? — задумчиво спросила Эйлин.
— Проверить это у нас нет возможности за неимением как мантии-невидимки, так и её владельца, — голос Северуса прозвучал излишне резко. По этому и только по этому признаку можно было определить степень его беспокойства. Кажется, он до сих пор считает себя ответственным за жизнь Поттера. А заодно, и всех остальных. «И это его считали чудовищем и бездушной тварью, — с болью подумала Эйлин. — Кстати, сам Гарри и считал…»
— А если покопаться у него дома и поискать? Он ведь так и не успел закрыть камин… — будто размышляя вслух, протянула Эйлин.
«А что? Это мысль», — подумал Северус, бросив на Эйлин беглый взгляд, а вслух произнёс:
— А если он не хранит её дома, а всюду таскает с собой?
— Вполне возможно. Но попытаться, я думаю, стоит, — кажется, его жена всерьёз загорелась идеей обшарить дом своего друга.
— Нет, — взгляд Северуса был непреклонен. — Степень риска несоразмерна с результатом. Скорее всего, мы ничего не найдём, зато можем нарваться на засаду. А если и найдём — нам неизвестно, скроет ли нас эта мантия. Проверять на месте как-то не хочется.
Эйлин была уверена, что, если бы дело касалось только его, Северус рискнул бы и проникнуть в дом Поттера, и испробовать действие мантии, если бы таковая нашлась. Но, поскольку, в этом деле принимала участие она, Эйлин, он перестраховывался, стараясь свести риск к минимуму. «Ну и ладно, — подумала Эйлин. — Обойдёмся без этого аксессуара. Справимся как-нибудь». Три кита русской жизни — «авось», «небось» и «сикось-накось» продолжали оставаться базисом в мировоззрении русской девочки Альки, несмотря на мощную надстройку из английских понятий и принципов, привитых ей в Школе волшебства и чародейства.
В пятницу Северус снова, в который раз, проник в сознание каждого студента — члена организации Шафика, чтобы сравнить их воспоминания о собраниях, их восприятие происходящего и не упустить мельчайшие детали, которые помогут им с Эйлин как можно лучше сыграть свои роли. То же самое сделала и Эйлин, применив легилименцию к Гортензии Селвин, в которую предстояло превратиться ей, и к Патрику Шелдону, под видом которого собирался отправиться в логово врага Северус. Им казалось, что они уже сами по сто раз побывали в поместье Шафика, и что это их память хранит подробности всех сборищ, там происходивших.
Северус снова и снова прокручивал в голове все детали предстоящей вылазки, стараясь ничего не забыть и не упустить. От того, насколько тщательно он подготовится к ней, зависят жизни — много жизней, среди которых одна, самая важная и значимая для него — жизнь Эйлин, девочки, сумевшей возродить его собственную душу, которую он считал давно погибшей. Он не имел права на ошибку. А потому раз за разом возвращался мыслями к подготовке этого рискованного предприятия, успевая, однако, выполнять все свои обычные, повседневные обязанности. Его внешнее спокойствие никак не могло обмануть Эйлин. Уж она-то понимала, что творится у него в душе!
Сама она почему-то оставалась абсолютно спокойной. Это обстоятельство удивляло её едва ли не больше, чем тот факт, насколько быстро ей удалось убедить Северуса взять её с собой в их опасное приключение. Эйлин готовилась к длительной осаде, придумывала всё новые и новые доводы, которые могли бы заставить Северуса согласиться с ней, а, как оказалось, хватило одного, самого главного — они неразрывно связаны друг с другом, у них одна судьба, вот на неё и стоит положиться. Что бы им ни предстояло — они всегда будут делать всё и переживать всё вместе. От осознания того, что Северус это понимает и разделяет её мнение, душу Эйлин весь день согревало тёплое чувство, заставлявшее её время от времени счастливо улыбаться и не думать о предстоящей опасности.
К тому же, она верила в силу колец, заколдованных Северусом, верила, что они уберегут их обоих от опасности, а потому естественная в таких случаях тревога сидела тихонько где-то на задворках её сознания и не слишком настойчиво напоминала о себе.
Поздно вечером, выйдя из ванной, Эйлин застала мужа лежащим на кровати поверх одеяла в чёрном, с зеленоватым отливом, махровом халате, который он накинул на себя после душа. Правая рука Северуса была закинута за голову, глаза закрыты. Его дыхание было ровным и размеренным. Казалось, он спит, утомлённый тяжёлой рабочей неделей и напряжёнными размышлениями сегодняшнего дня. Но Эйлин знала, что это не так. Северус и сейчас продолжал обдумывать мельчайшие подробности того, что им предстоит уже завтра. Скорее всего, он не сможет уснуть долго, возможно, всю ночь.
Эйлин обошла кровать и тихонько улеглась со своей стороны, внимательно разглядывая профиль Северуса в неверном свете камина да нескольких парящих под потолком свечей. Его лицо вновь выглядело усталым. Не таким, как тогда, когда он был директором Хогвартса, нет. Но Эйлин, скользя взглядом по любимому лицу, отмечала и запавшие глаза с синевой под ними, и углубившиеся морщинку меж бровей, и заострившийся нос, вновь кажущийся более массивным на фоне впалых щёк и ставших более резкими носогубных складок… Эйлин прильнула к мужу и нежно провела пальчиком линию, очерчивающую его профиль от лба, по носу, губам и подбородку — к шее, а после уже не пальцем, а ладошкой коснулась впадинки у его ключицы. Там её руку накрыла его холодная рука, прижала к телу, погладила, согреваясь её теплом. Глаза Северуса по-прежнему были закрыты, и Эйлин, приподнявшись на локте, коснулась губами его века. На его лице не дрогнул ни один мускул, пока губы Эйлин медленно касались его закрытых глаз, лба, щёк и носа. И лишь когда они легонько тронули губы Северуса, он поймал их своими губами, прижал голову Эйлин одной рукой, обнял покрепче другой… Её всегда поражало, как в одном поцелуе может быть одновременно столько властности и столько нежности. Это сочетание всегда будило в ней желания, из-за которых переставало существовать всё, кроме их жадных тел, стремящихся доставить партнёру максимум удовольствия. От её прикосновений, от лёгкой дрожи, от того, что видели его глаза и ощущали его руки, мысли о том, что предстояло им завтра, покинули Северуса, уступив место властному, горячему, непреодолимому желанию. И, несмотря на то, что они ещё не могли себе позволить некоторых вещей, никто не запрещал им самые изощрённые, разнузданные ласки, позволяющие подарить друг другу невероятное наслаждение. Всё это помогло обоим забыть на время о завтрашнем дне, наслаждаясь днём сегодняшним и отвлекло Северуса от мучительных раздумий. Они уснули быстро, прижавшись друг другу, обнявшись накрепко — не разорвёшь — и даже дыша в унисон.
