— Что бы ни случилось — оставайся на месте, ничего не говори и ничего не делай, — сказал он, обернувшись к Эйлин. — Запомни — НИЧЕГО! Поняла?

Эйлин сглотнула и молча кивнула в ответ. Северус одним лишь взглядом зажёг стоящие на столе свечи, внезапно вспыхнувшие тревожным оранжевым огнём. Он стоял у стола и лицо его, освещённое пламенем свечей, казалось теперь ещё более бледным. На нём контрастнее выступали скулы, нос казался больше, а тени под глазами отчётливей. Серая землистость кожи вновь стала заметной, как в былые времена. Северус положил руки на подставку с закреплённым на ней пергаментом и стал медленно произносить непонятные слова заклятия своим густым низким голосом.

От этого ли голоса или от странного, тревожного звучания незнакомых слов, у Эйлин по спине поползли мелкие холодные мурашки. Она передёрнулась и плотнее вжалась в кресло, вцепившись руками в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Голос Северуса звучал всё ниже, туманя её сознание, делая всё, окружающее её, смутным и нереальным и вызывая всё большую тревогу и беспокойство в душе. Вот он уже опустился до самых низов, неподвластных человеческому голосу. Этот звук леденил душу и сковывал её ужасом. Глаза Северуса, в которых плясали отблески пламени свечей, в какой-то момент заполнились этим пламенем целиком и налились красным огнём. Слова заклинания лились всё быстрее. Лицо того, кто их произносил, неуловимо менялось. В какой-то момент Эйлин с ужасом осознала, что существо, стоящее перед ней — вовсе не её муж. Знакомые, любимые черты дорогого ей лица исказились. Они были узнаваемы, но выражение лица, мимика — всё было чужое и внушало леденящий страх. Особенно глаза…. Красное пламя в них постепенно накалялось до тех пор, пока глаза эти не стали сначала ярко-белыми, а после — матовыми. Слова заклинания слились в один бесконечный монотонный низкий звук, от которого Эйлин хотелось зажать уши руками, громко закричать и убежать без оглядки — и это было выше неё, подчиняло сознание и гасило волю. Единственное, что удерживало её на месте — это слова Северуса: «Что бы ни случилось, что бы ты ни увидела — оставайся на месте. Никаких движений и никаких лишних слов. Иначе последствия могут быть катастрофическими». Теперь она понимала, насколько катастрофическими могут оказаться эти последствия.

Если в теле её мужа находилось какое-то потустороннее существо, жуткое и опасное, внушавшее первобытный ужас, то где же сейчас находится Северус? И сможет ли он вернуться в своё тело? Страх потерять любимого был для Эйлин сильнее страха перед чудовищем, вселившимся в тело её мужа, и только он, этот страх заставлял её оставаться на месте, мучительно решая, что же ей делать — сидеть неподвижно или бежать за помощью.

Вдруг в этот низкий, леденящий душу звук, в котором уже не было ничего человеческого, стали вплетаться какие-то посторонние вибрации. Эйлин различила отдельные слова на незнакомом языке, произносимые чьим-то тихим, шелестящим голосом, похожим на шуршание обёрточной бумаги. Голос креп, будто превращался в мощную струю, вплетавшуюся в низкий гул, исходивший из уст существа, стоявшего у стола. В какой-то момент Эйлин показалось, что эта струя опутала звук, издаваемый зловещим существом, обвилась вокруг него и проникла внутрь этого плотного, всеобъемлющего поля. Ужас, поселившийся в сознании Эйлин, парализующий её волю и сделавший непослушным тело, стал её отпускать. Теперь она могла проанализировать, где находится источник этого спасительного звука. Он исходил из простенка между двумя шкафами, оттуда, где висел портрет Дамблдора. И Эйлин почувствовала облегчение. Взглянув на Северуса, она отметила, что глаза его из белых стали вновь красными, потом загорелись жёлтым огнём, а после вернулись в своё обычное состояние. Слова на незнакомом языке уже не сливались в один низкий пугающий гул. Они звучали каждое в отдельности, и произносил их голос Северуса. И вместе с ним эти слова произносил ещё один голос, доносившийся из простенка между шкафами. Теперь этот голос не казался шелестящим, это был привычный голос Альбуса Дамблдора, покойного директора Хогвартса. Но вот он смолк, и в тиши кабинета разносился только густой, низкий, бархатный голос, от которого у Эйлин теплело на душе. Страх окончательно покинул её. Она знала, чувствовала — теперь всё будет хорошо.

Северус с нажимом произнёс последнее слово на непонятном языке, взял в руки стаканы, на дне которых густая тёмно-красная жидкость скрывала кольца, и вылил их содержимое в стоявшую под ними медную чашу. Над ней тут же вспыхнул столб синего пламени, которое взвилось едва ли не к потолку, но быстро опало и заплясало на поверхности чаши бойкими яростными языками.

Северус взял со стола флакон с яркой рубиновой жидкостью, быстрым движением откупорил его и вылил содержимое на огонь, шепча едва слышные заклинания. Пламя тут же зашипело, завиваясь в клубы сизо-голубого пара, окутавшего помещение. Неуловимое движение волшебной палочки, властное «In perpetuum» — и пар рассеялся. Перед взором потрясённой Эйлин снова был привычный, знакомый кабинет зельеварения, всегда вызывавший у неё чувство стабильности и защищённости. Напряжение, всё это время цепко державшее её, отпустило. Эйлин обмякла в кресле, пальцы на подлокотниках разжались, как разжались и крепко сцепленные зубы, которые тут же начали непроизвольно выстукивать нервную «морзянку». Она взглянула на мужа.

Северус стоял у стола в позе, выражавшей полное изнеможение. Его локти опирались на подставку с прикреплённым к ней пергаментом, голову он бессильно уронил на руки. Казалось, ещё немного — и он рухнет на пол, как подкошенный. Эйлин выбралась из кресла и медленно подошла к нему сзади, тихонько прижавшись всем телом и обвивая руками его талию.

Северус поднял голову и обернулся к жене. Лицо его сейчас было таким же землисто-серым и измученным, как тогда, когда он занимал должность директора Хогвартса. Эйлин нежно провела рукой по его щеке. Он молча взял её за руку и коснулся губами ладони. А после повернулся к столу, достал со дна медной чаши кольцо и надел его на палец Эйлин.

— Как принято у магглов, — криво усмехнулся он.

— В радости и в горе, в болезни и здравии, в богатстве и бедности…. — голос Эйлин дрожал, когда она повторяла эту формулу, надеясь превратить всё в шутку. Но шутки не получилось — слишком серьёзным и волнительным оказался для неё этот момент. Она взяла оставшееся на дне чаши кольцо и надела его на палец Северуса.

— Теперь кольца будут оберегать нас от опасности. Когда угроза станет явной и непосредственной, магия колец сделает всё, чтобы отвести её любым возможным способом, — тихо произнёс он.

— Каким конкретно? — поинтересовалась Эйлин.

— Неизвестно. Будет зависеть от обстоятельств. И ещё. Я соединил наши кольца и нашу кровь, поэтому каждый из нас будет чувствовать, если опасность грозит другому. Кольца в этом случае будут нагреваться. Чем горячее раскалится кольцо — тем серьёзнее опасность, угрожающая партнёру.

— А ожогов на пальце не будет? — спросила Эйлин.

— Ожогов не будет. Только чувство жжения. Но это всегда можно будет прекратить, коснувшись палочкой кольца и применив Отменяющее заклятие. Запомнила?

— Да, — кивнула Эйлин. — Северус…. — её голос был тих и слегка дрожал. — А что, если бы ты не вернулся во время ритуала в своё тело?

— Я бы вернулся, — твёрдо ответил он. — Я знал, что смогу сделать это. Хоть это и было тяжело. Сопротивление Тёмной силы было яростным. Но я помнил о тебе, и никакая сила не заставила бы меня бросить тебя одну.

— Ты смог бы это сделать и без помощи Дамблдора? — переспросила Эйлин.

— Да. Но я благодарен Альбусу за оказанную помощь. Он намного облегчил мне задачу, значительно ослабив сопротивление той сущности, что заняла моё тело.

Северус подошёл к портрету покойного Директора Хогвартса:

— Благодарю за помощь, Альбус, — медленно произнёс он своим густым бархатистым голосом.

— Не стоит, мой мальчик, не стоит, — Дамблдор на портрете усмехался в бороду, посверкивая очками -половинками. — Тем более, что ты и без меня справился бы, — хитро прищурился он.