— Но я не представляю, где искать этот ваш проклятый источник!

— Его не надо искать, глупышка.

Стена за спиной вампира растаяла, открыв кусочек ночного леса. Дохнуло свежестью, землёй, влагой, растительной жизнью. Шумели деревья, перекликались вдали невидимые птицы, пиликали на скрипках сверчки. Лунные блики трепетали на листве, на травяных склонах.

Мало что можно было рассмотреть в темноте. Но я шестым чувством узнала место. Сухой каменный бассейн, мертвец в белом… Эолас-на-фола расположил своё логово у иссякшего источника истины!

Каменного бассейна, конечно, не было, лес его съел, превратив в обычный овраг, заросший всем подряд. Мимо меня метнулись три светящихся шара, пролетели над оврагом, озарив кусты бересклета, молодую берёзку, корень, торчащий из осыпи, и зависли над краем обрыва. Свет их усилился, стал направленным, три луча упёрлись в большой серый валун на краю. Верхушка валуна была аккуратно стёсана и превращена в ровную площадку с лёгким наклоном в сторону оврага. Выглядела площадка неестественно ухоженной — ни мха, ни листвы, ни сучков на ней. Всё вычищено, выметено, и прилажен деревянный жёлоб, совсем свежий на вид.

Я потрясённо уставилась на вампира, и он со значением кивнул.

— Теперь ты понимаешь, почему я запретил тебе шашни с мужчинами. Ты нужна мне нетронутой.

Плечи Фалько под моими руками вздрогнули, он поднял голову:

— Ты спятил!

— Ну-ну, зверёныш. Только не говори, что уже сорвал этот бутон. Я убедился: она цела.

У меня взмокли ладони. Спросить, каким образом он пришёл к этому убеждению, не хватило духа. Ведь не мог же он сам… У него для этого есть машины и магия. И оргаматы. Духи земли, неужели они своими полумеханическими лапами… Меня передёрнуло от отвращения.

— Какая вам разница? — голос мой прозвучал тонко и жалко. — Вы же не верите в эти сказки! Никто не верит. Ни профессор Жюстен, ни мажисьеры…

— Глупцы, ослеплённые самомнением, — прервал меня вампир. — Для них это слишком грубо, примитивно, вульгарно и потому заведомо глупо… Нет ничего глупого в обращении к исконным животворящим силам природы! Я видел, как с помощью этих сил, совсем простыми приёмами, окудники управляли континентом. Я познал их тайны… Ключ родится с источником в крови и кровью своей может дать начало новому источнику! Белая луна сегодня полная. Сейчас вы двое пойдёте туда… — вампир махнул рукой не глядя, но указал в точности на ярко освящённый валун. — Вы пойдёте туда, совершите половой акт на алтарном камне, и твоя девственная кровь разбудит источник истины!

— Ты, извращённая мразь! — Фалько попытался встать, но под взглядом вампира снова рухнул на колени. — Этого не будет!

— Будет, мой юный друг, будет. И ты уже знаешь это, — тяжёлый, давящий голос звучал почти ласково. — Чувствуешь, как в твоей крови разгорается огонь? Как жажда обладания женщиной, любимой женщиной, затмевает все другие желания. Тело твоё приходит в готовность… Чуешь? Ты как паровой котёл, и давление внутри тебя растёт, переходя опасную черту. Ты готов взорваться, ты знаешь, что взорвёшься… Нет сил терпеть. Ты должен сейчас же войти в неё, сбросить давление…

Каменные мускулы под моими пальцами задрожали. Это была дрожь не слабости, не плотской жажды, а запредельного, нечеловеческого напряжения, и она ясно ощущалась сквозь толстую шерсть пальто. Я попятилась, убрав руки с плеч Фалько. Наш физический контакт, само моё присутствие рядом должны быть для него мучительны, делая невыносимую борьбу ещё труднее.

Вампир заметил движение и перевёл взгляд на меня. Ноги сразу отнялись, и отвернуться, спрятать глаза не нашлось сил.

— А ты, милое создание, невинный ангел? Ты тоже знаешь вкус вожделения, и властный зов мужского тела тебе знаком. И эта готовность покориться, забыть гордость и стыд, жаление принадлежать, отдать себя во власть грубой силы, животной страсти, испытать сладость страха и наслаждение боли… Тебе жарко? Тело горит и просит мужских рук? И эта тяжесть в паху, от которой путаются мысли. И хочется, чтобы тебя бросили на камни и взяли без церемоний, как звери берут своих самок…

Он говорил что-то ещё, но я наконец смогла закрыть глаза. Легче не стало. Я всё равно чувствовала тяжесть его взгляда, но не видела его самого. И не видела Фалько. В голове дико пульсировала кровь, она пульсировала во всём теле, раскалённая, как плазма, норовистая, как дикий скакун, сердце стучало бешено и неровно, с меня тёк пот.

Всё, что говорил вампир, было правдой, и всё было ложью. Тело моё подчинялось его воле, тело жаждало быть вырванным из одежды, распятым на алтаре, избитым, измятым, растерзанным… до синяков, до крови, до сломанных костей, до разрыва нутра… Рассудок отступал перед этим жалением, но отступал с ужасом и отвращением, и не Фалько стоял сейчас перед моим внутренним взором, а кто-то похожий на Дитмара Карассиса. Он внушал мне животную страсть, он манипулировал мной. И когда я это поняла, я научилась ему сопротивляться. А потом осознала, что он мне безразличен. Более того, жалок в своих потугах.

И жалким было это существо, пытавшееся утвердить над нами своё превосходство… Вместо того, чтобы сделать всё самому, коль скоро ему так хочется пробудить источник. Это было бы страшно — но по-человечески. Любой подонок из подворотни, и биржевой воротила, и гранд-мажисьер из Малого Совета на его месте поступил бы именно так.

Возможно, он просто не мог. Утратил способность к естественному воспроизводству, как весь его вид. А заодно перестал понимать, что взаимная склонность мужчины и женщины не строится на одном притяжении тел, что есть что-то ещё — трепетное, сокровенное, прекрасное, и человек будет драться до конца, защищая это сокровенное от поругания…

В этот миг словно лопнула тугая мембрана. Давление прекратилась, жар угас. Мышцы стали студнем, и я с трудом удержалась на ногах.

— Хорошо, — отрывисто произнёс вампир совсем другим голосом, более лёгким, высоким, но колким, как суховей. — Поступим иначе.

Он оттолкнулся от своего стульчика, упруго поднялся и шагнул ко мне, неожиданно быстрый, текучий, как ртуть. Я откачнулась назад, чуть не упала. Что он задумал? Подслушал мысли и решил исполнить то, на что я сочла его негодным?..

— Отдай мне свою силу! — прорычал он вдруг и метнулся вперёд, оскалив клыки.

Время остановилось: я видела широко разинутую чёрную пасть, и длинный красный язык с заострённым концом, и ряды зубов, не по-человечески конусообразных, крупных, частых, и слюну на зубах, и поверх всего этого глаза, не тусклые, не свинцовые уже, а горящие лютым красным огнём. Мгновение длилось, давая мне рассмотреть каждую деталь, и я смотрела, потому что знала: как только досмотрю, время снова пойдёт, и всё кончится.

Но в этом безвременье между мной и убийцей возник Фалько. Рывком поднялся в полный рост, заслонив меня, и клыки вампира, нацеленные мне в горло, вонзились ему над правым плечом. Вампир сразу же отскочил и грязно выругался.

Фалько замер в нелепой позе — на одной ноге, вскинув руку. Наверняка он собирался напасть, но стремительный порыв, в котором не различить было отдельных движений, превратился в оцепенение. Потом Фалько затрясло, словно через него пропустили электрический ток, он упал и остался лежать, дёргаясь в конвульсиях.

И только тогда я очнулась, бросилась к нему, присела рядом. Кажется, трясла за плечи, что-то говорила, звала по имени, обнимала корчащееся тело, всё такое же твёрдое и неподатливое, будто закостеневшее, и пыталась размять ему мышцы, почему-то веря, что если заставить его расслабиться, трясучка прекратится, и он придёт в себя…

Тривечные знают, что я делала и думала в эти мгновения паники и ужаса, я мало что запомнила. Только — стальную хватку на плече, и жгучую боль в шее, и как я хотела вырваться, оттолкнуть навалившееся на меня чудовище, и не могла пошевелиться, и сознание уплывало в туман.

Потом боль как-то вдруг сменилась эйфорией, и в тумане закружились перламутровые искры, и каждая была сокровище, и каждую важно было поймать, не упустить, и я ловила, ловила, как в детстве — первый снег…