— Хорошо бы, проблема только, что после смерти мистера Шенна библиотека загорелась, и выгорело почти всё крыло, остался только кирпич. Если найдутся какие-то старые чертежи… Хотелось бы.

— А что было на третьем этаже до экспериментального отделения?

— Архив бумажный. У нас ещё не было тогда административного крыла, и весь архив был там. Да и сейчас его в компьютер переводят, надобность отпадает. А институт там такой ремонт сделал, почти музейный, восстановили, как и везде все эти панели, колонны, свод потолка, — мистер Рэйнолдс почесал кончик носа, задумавшись. — При любом исходе мне придётся покинуть пост, я это знаю точно. Как глава заведения я отвечаю головой за пациентов. Но то, что я проворонил убийцу, для меня настоящий удар… Я же был судебным психиатром, сколько их видел и не разглядел… Но ладно. Думаю, нужно разыскать в местных архивах какие-то планы здания. Или, может, свидетельства очевидцев. Нужно хотя бы понимать, в каком месте искать, чтобы не ломать все стены в отделении. А я свяжусь с детективом, поделюсь вашими догадками. Я точно вне подозрений у неё, меня она выслушает внимательнее.

— Спасибо. И ещё, я старался не говорить ей о том, что Дитмар всё знает, чтобы его не теребили на допросах, но это так. Он знает порядок, он раньше всех знал, что Мелису убили… Но я не могу ничего из него вытянуть, у него явно… Бред толкования.

— У вас ещё есть время. Я попытаюсь прикрывать вас, сколько смогу. Но и вы не подведите меня, потому что если против вас будут хоть какие-то доказательства, я тут вряд ли чем-то помогу.

Вильям согласно кивнул, вышел из кабинета и тяжело прислонился к стене, закрывая глаза рукой. Казалось бы, разговор с мистером Рэйнолдсом должен был хоть немного успокоить, но стало только хуже. Он и так страдал от гиперответственности, а тут ещё это. Ему не нравилось, что все верёвочки вдруг начали сворачивать к нему. Как будто его выбрали как козла отпущения. Снова. Как будто именно он должен пострадать потому что родился, а тот, кто будет это творить, уйдёт безнаказанным. Покрепче закрепив диктофон, чтобы он не выпал при ходьбе, Вильям забрал в регистратуре отделения карту и пошёл к себе в кабинет. Да, все эти записи — это неправильно, но он бы всё отдал, чтобы переслушать некоторые их с Дитмаром беседы, потому что, казалось, соль некоторых слов в интонации, в акцентах, а не в буквах.

За своими мыслями Вильям чуть не прошёл кабинет, открыл только со второго раза. Закрыв наконец дверь, он выдохнул, чтобы приготовиться к сеансу. От того, что врач находится на грани непонятно чего, пациенту лучше не станет. Обернувшись к столу, он замер. Показалось? Нет. Нет! Вильям чуть не осел на пол. На столе лежал крест, самый простой, на цепочке, грязный, серебряный, потускневший от времени. Осторожно, как будто перед ним ядовитая змея, он поднял крест за цепочку двумя пальцами. Руки начали неистово трястись, на глаза упала пелена. Обратная сторона креста была в саже. Едва успев зажать рот рукой, чтобы не закричать от отчаяния, Вильям сжал его в кулак, открыл окно и вышвырнул куда-то. Проклятая дрянь! Пусть всё это будет проклято, все, всё! Воспоминания отозвались болью, Вильям сжал рубашку на груди в кулак там, где был этот крест, навсегда с ним. Он помнил это как вчера. Откуда это здесь? Кто мог узнать? Кто вообще мог это достать? Откуда? Он выкинул абсолютно всё. Вильям присел в кресло. Мысли панически метались в попытках найти хоть одно логическое объяснение тому, что у него на столе появился этот крест. Не у кого-то другого, у него, и именно этот крест, не какой-то другой. Вильям понимал, чувствовал, как паранойя окончательно расправляет свои плечи где-то внутри него, и начинает казаться, что стены становятся прозрачными. Как будто кто-то видит всё, всё слышит. Да что там, он всё знает! Нервно отхлебнув чая из термоса, чтобы успокоиться, Вильям положил ладонь на свой крест и попытался успокоиться. У него была уже годами выработанная система самоуспокоения. Но в этот раз она работала из рук вон плохо. Это погано, Дитмар вот-вот придёт, а у него такой раздрай, что хочется залезть под стол, как в детстве, накрыть его одеялом, натаскать подушек и сидеть там, в этом тихом шалаше, как будто мира вокруг нет. Это Кристиан, наверняка. Ну если и не он, то кто-то из сектантов точно. Но кто мог его пронести? А что если кто-то из них пробрался сюда под видом мелкого персонала? Так, отставить. Кто-то мог встретить их на воротах, и они попросили передать это ему. Но почему не из рук в руки, зачем так подбрасывать? А чтобы его ещё сильнее расшатать.

— Суки, ну вот только вас мне не хватало…

Самое страшное, что он не понимал, сколько их ещё в городе. Может, их целая свора и они пришли, чтобы его добить, завершить дело пастора. А может, только эти двое себе семейное гнёздышко подыскивают. Жаль только, слишком близко от него. Неизвестность и нестабильность ситуации пугали сильнее, чем что угодно другое. Когда ты знаешь, откуда будет удар, ты к нему будешь готов. А когда даже не знаешь, кто противник, что делать тогда? Только надеяться, что ты заведомо сильнее. И убийца этим пользуется. Он подкинул крест, чтобы запугать, значит, знает о взаимосвязи, значит, он подслушал их с мистером Рэйнолдсом разговор. Вопросов огромная гора, но что с ними делать, вот что?

От стука в дверь он чуть не подпрыгнул на стуле. Нет, нужно собраться, нужно.

— Войдите.

— Здравствуйте, доктор, — Дитмар медленно вплыл в кабинет и, присев на кресло, улыбнулся своей обычной смурной улыбкой, совсем не радостной. — Сегодня вторник.

— Вы так сходу? Хотите сразу к делу перейти?

— Да. Я… Я обязан сказать. Вторая умерла.

— Да, я знаю, — Вильям вытащил на стол диктофон. — Я бы хотел записать наш разговор, чтобы я потом мог прослушать вас ещё раз, но в безопасном месте, понимаете? — Дитмар с готовностью кивнул и подсел поближе к столу. Вильям нажал на кнопку записи и вздохнул. — Двадцать девятое ноября, пациент Дитмар Прендергаст. Запись ведётся с согласия пациента. Ну, теперь можете рассказывать.

— Её увели… Там… Её завели в стену. Знаете… Стена открылась, приняла и закрылась. И… Он сам входил в стены, но тогда увёл её. Я не знаю, что… Что не так.

— Не переживайте, я обязательно всё выясню.

— У Мелисы есть коробочка. Там живёт паучок… Кто теперь позаботится о нём, кто будет его кормить? Если он будет голодным… Он же может выйти и пойти на охоту, — Дитмар наклонился к нему и заговорщически понизил голос. — Передайте его врачу. Он кудрявый и носит очки. Пусть позаботится о… паучке.

— Я понял. Как только закончится сеанс я так и сделаю.

— Вы… Поняли мою подсказку?

— Да. Перьевая ручка, — Дитмар кивнул.

— Да. Он ткнул меня за то, что я говорил с вами. За то, что я сказал вам, кто следующий. Но я не боюсь. Ведь вы мне поможете, вы обещали, — Вильям не сдержал тихий всхлип. Какой там с него помощник, сам бы себе помог хотя бы, и того не может.

— Да, я сдержу слово. А теперь расскажите, откуда вы знаете, кто следующий?

— Я… Знаю… Но мне нельзя показывать пальцем… Нужно тише, как можно тише. Чтобы не услышал, не увидел, — Вильяму так некстати пришёл на ум чёртов крест. Кто-то зашёл без карты. Положил и ушёл. Как будто сквозь стену просочился.

— Я понимаю ваши подсказки, не переживайте. Говорите, продолжайте.

— Да, позавчера… он не пришёл. И я спал, так хорошо… Март так приятно пахнет, очень знакомыми духами, но я не помню, чьими. Я стараюсь запоминать всё, чтобы рассказать, но… Простите.

— Ничего страшного, я не собираюсь вас осуждать. Когда вы выспитесь ночью, вы чувствуете себя лучше?

— Да, мне так хорошо, даже… проясняется голова. Я даже как будто вижу лучше… — Вильям нахмурился. Он прекрасно знал о пытках депривацией сна. Но впервые сталкивался с человеком, похоже, им уже давно подвергающимся.

— А как насчёт вашего замечания о том, что он не приходит по выходным. На прошлой неделе вы так сказали.

— Да, его нет по выходным. И это хорошо… Я так соскучился по улице…