Вильям послушно кивнул и замер, когда Ликка его обняла. Вот этого ему давно не хватало. Обняв её в ответ, он положил подбородок ей на плечо и улыбнулся своим мыслям. Может, он и встрял с этой больницей, но люди здесь хорошие. Пусть сейчас тяжело, пусть, он проходил этот путь не раз и пройдёт его снова. Ради себя, ради своего будущего. Ради Дитмара.

Дом. Всё кажется гигантским, невероятным. Ему даже в прыжке не дотянуться до ручки двери. На стенах пугающие портреты. В окна льётся красноватый свет. Знакомый дом. И незнакомый. Ему нужно в закрытую дверь, нужен ключ. Где же он, куда же его спрятали? В воздухе маревом стоит запах гнили, падали, чего-то сдохшего и начавшего разлагаться. Куда, ну куда ему?

Лестница. Огромная. Руки и ноги ломит, медленно влезает со ступеньки на ступеньку. Тяжело, ужасно, как будто он маленький котёнок. Ну же, ещё одна ступенька, ну же!

Чердак, багровый от света через щели в крыше. В углах что, трупы? Нет, куклы. Куклы-люди. Мешки с пахнущей плесенью ватой. Мотки грубых ниток, банки со стеклянными глазами.

— Эй… Кто-нибудь тут есть?

В ответ слабый писк, как от кутёнка. Невысокая дверь. Дотянется. Подпрыгивает, дёргает ручку. Пустая комната. Посередине птичья клетка и в ней…

— Доктор, помогите.

Дитмар. Протягивает руки сквозь прутья. А на шее ключик от той двери внизу. Вот оно.

— Сейчас, подожди.

— Только тише. Он здесь.

Он судорожно вздыхает и прислушивается. Кто-то ходит внизу, дышит шумно, как будто через тряпку. Нельзя шуметь, нельзя. Приоткрывает дверцу, Дитмар вываливается ему в объятия. Мгновение глаза в глаза и он вдруг убегает, к лестнице, вниз. Что за? Он не может подняться. Давайте, ноги, слушайтесь! Нет, нет. Нет! Мир схлопывается в точку, раздавливая сознание.

Новое утро, новые проблемы. Вильям уже давно пожалел, что когда-то подумал, что приют слишком тихий. Уж лучше бы он был тихим. До обеда у него был разбор бумажек, потом Дитмар, потом пациент из планового, послезавтра выходной. Наконец-то он расстанется с домом окончательно. Может, так хоть психологически будет полегче. Этот дом тянул его вниз, в пучины собственных детских страхов. Страха, что стоит ему сделать что-то не так — и он, и люди, которые попытаются ему помочь, получат по заслугам. Сегодня он решился на нарушение правил больницы. Бредовых больных нельзя записывать без разрешения опекунов. Но он плюнул на всё, достал диктофон и решил записать сеанс с Дитмаром. Ему нужно время, но на приёме ему приходилось реагировать мгновенно. На это сил не было, запись поможет потом, в тишине комнаты, воспроизвести всё и хорошенько обдумать один на один с самим собой.

Уже сидя перед кабинетом главврача, Вильям думал о том, что скажет. Что он хочет? Просто рассказать о том, что знает, чтобы помочь найти убийцу? Или, может, он хочет помощи психотерапевта? Ему срочно было нужно и то, и другое, но он понимал, что без записи требовать приёма странно. А ещё нужно спросить, где же карточка Дитмара. В плановом ничего даже отдалённо похожего он не нашёл. Но где-то же она должна быть, в конце концов. Поздоровавшись со всеми, кто вышел с планёрки, Вильям без приглашения проскользнул в кабинет.

— Вильям? Доброе утро, вы хотели о чём-то поговорить? — мистер Рэйнолдс, ещё более растрёпанный, чем обычно, попытался пригладить волосы и одновременно продолжить листать ежедневник. — У меня полчаса свободные как раз.

— Я хотел поговорить о том, что происходит в отделении… Я не уверен, что мне стоит этим всем с вам делиться, но рассказывать детективу такие вещи я боюсь, меня невменяемым признают…

— Я понимаю, о чём вы. Лэри с Джорджем говорили то же самое, — он потёр глаза. — Я не понимаю, что у вас там не так, я уже всё, что мог, предпринял, охрану усилил, они всё отделение уже три раза обыскали.

— Дело в том, что… Думаю, вы знаете, почему смерть Луиса Бейкера так повлияла на Лэри, он вам наверняка рассказывал.

— Да.

— Ну вот, похоже, убийца об этом тоже знал. И он знает о нас всех. Он довёл и Джорджа. Я хочу заранее вам рассказать, через что он будет пытаться достать меня, чтобы вы уже знали, как действовать.

— Вы думаете, что преступник вами манипулирует?

— А разве не странное стечение обстоятельств, что Луис повесился, как и мать Лэри? — мистер Рэйнолдс поджал губы, явно пытаясь успокоиться. — Вы на таблетках?

— Что? Откуда вы…

— Я тоже на таблетках, вы должны меня понимать, нас очень легко расшатать. Ему достаточно слегка толкать, а я сам по инерции раскачаюсь. И, думаю, этот кто-то хорошо осведомлён о том, чем и как нас шатать, чтобы нам было плохо. Он пытается сбросить с себя все подозрения, как бы перевести на кого угодно… Моя мать была в садистской секте, я был выбран на роль антихриста, и всё детство я жил в страхе, что меня покарают непонятно за что, и людей вокруг меня тоже. Из меня выгоняли демонов извращёнными способами много лет, а потом чуть не запытали насмерть. И я уверен на сто процентов, что именно через моё прошлое эта тварь попытается залезть ко мне в голову. Он хочет, чтобы я сожрал сам себя изнутри, потому что по-настоящему бояться за себя я не могу, я боюсь за других людей. Но вот подъедать собственные мозги большой ложкой — это про меня. Я хочу попросить, чтобы вы меня одёргивали. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы кто-то делал мне пинки для того, чтобы в башке просветлялось.

— Что конкретно вам нужно?

— Мне обычно помогает просто… ощущение того, что на меня не плюнули, что я не лишний, что я делаю всё не зря. Детектив подозревает меня, я знаю. И я надеюсь, что у меня ещё есть время до задержания, чтобы дать Дитмару шанс… Я очень боюсь за него, он в опасности, настоящей, а не фантомной.

— Я знаю. Я поручился за вас, поэтому вы продолжаете работать, — Вильям шокировано уставился на главврача, понимая, что всё слишком далеко зашло. — Ваша задача — быть всё время на виду, чтобы не было ни секунды, когда вас не видел хоть кто-то. Потому что признать, что вы преступник — значит признать свою полную профнепригодность. Я подписывал ваш контракт, вся ответственность на мне. Я хочу дать вам возможность доказать, что дело не в вас, и вы тоже жертва. Считайте это моим пинком. Я вам верю, потому что всё это началось задолго до того, как вы подали сюда документы.

— Хорошо, отлично, — Вильям прекрасно понимал, что его загнали в угол. Но обычно именно в таких патовых ситуациях у него начинала хорошо работать голова, может, в этот раз подействует. — Я хотел поговорить вот о чём. Почему Луис умер в отделении, а Мелису вынесли? В этом есть смысл, наверняка. Дело в том, что Мелиса маленькая и узкоплечая. Значит, есть какой-то лаз, в который может поместиться только такой небольшой человек. Быть может, и убийца так же маленького роста и веса? Он же не сидит всю ночь в отделении. Он вечером наверняка считывает свою карту на всех замках и ночью возвращается на какое-то время, чтобы создать иллюзию нормальности. Я так считаю.

— Рационально. Но это тяжело проверить. Мы никак не установим камеры, хотя бы по внешнему контуру, проблемы с финансированием. Но… Вентиляции мы проверяли.

— Нет, не вентиляция. Я думаю, что в старом здании должны быть секреты.

— Вильям… Вы уверены в этом?

— Уверен на сто процентов. Ни грузовой лифт, ни тем более лестница не подойдут, вокруг них много людей, труп не спустишь, живую тоже. Я думаю, что тут должны быть потайные ходы. У меня в таунхаусе была тайная лестница с первого на второй этаж для слуг, и там же была комнатка типа чулана. Это вскрылось только после ремонта, предыдущие хозяева заклеили стенные панели, служившие дверьми, обоями.

— Мне нравится, что вы рациональны и не ударяетесь в мистицизм. Это отлично, это помогает вам живо и хорошо мыслить.

— Спасибо. Так вот, я тихонько простучал свой кабинет, в смежной с коридором стене я нашёл пустоту. Скорее всего, при ремонте какие-то стены возводились заново. Быть может, получится посмотреть проект здания…