Молчание в комнате отдыха было тяжёлым, как камень. Без слов опрокинув в себя по две стопки виски, оставшиеся шесть врачей экспериментального крыла собрались в круг, как дети сбиваются для игры. Они рассказывали друг другу о пациентах всё самое важное, чтобы в случае чего была хоть какая-то возможность проконтролировать такую ситуацию. Вильям проговорил больше, чем за последние два месяца. Он внимательно слушал, запоминал детали. Теперь на ночных сменах им придётся не просто следить, им придётся заходить в палаты, осматривать пациентов, и они пытались понять, как это сделать с меньшими потерями для психики. На них лежит ответственность за этих людей. Лэри сидел в углу и планомерно напивался, пока у него не отобрали виски. И только после того, как он всё же разрыдался на плече у Кристи Спенсер, самого молодого врача отделения, он ушёл спать.

То, что они делали, было неправильно, в конце концов, следить сразу за таким количеством больных, сохраняя индивидуальность каждого, было сложно. Но другого выхода не наблюдалось. Они не могут все сразу находиться в отделении, кто-то на дежурстве, остальные на работе в других отделениях. И вот дежурному придётся следить за всеми, по максимуму. Каждое незначительное изменение в поведении. Вильям понимал, что ему будет сложнее всех, потому что остальные были тут уже дольше и уже успели и между собой познакомиться, и подружиться, а ему придётся судорожно запоминать всё как можно лучше. А ещё на этом странном собрании он понял, что Дитмар, несмотря на то, что самый активный и разговорчивый в отделении, ещё и самый загадочный. Он уже не раз пугал странными выходками или словами врачей и медсестёр, он первый завёл разговоры о том, что некто ходит по отделению, и, по словам Хьюго Миллера, самого старого врача, который работал в отделении почти с самого начала, он был первым, кто вообще стал проявлять такую тревожность и так следить за персоналом.

Вильям в сотый раз перечитывал свои записи о Дитмаре в блокноте и пытался поймать за хвост что-то очень важное, что выскальзывало у него из рук каждый раз, когда он пытался смотреть между строк. В словах Дитмара была система. Он не придумывал каждый раз разные байки. С самого начала все его разговоры были об одном и том же. Причём никаких признаков бреда воздействия не было, он говорил всё как есть. Ему больно? Пожалуйста, синяки, плохая кардиограмма, больно же. Ему страшно? Вот вам убийство, и уже паранойя начинает захватывать не только пациентов. Даже в самый первый раз он сказал, что отражение над ним издевается. Но не сказал, что оно может ему навредить. А потом, вспылив, пожаловался, что он в опасности и что никто его не защищает. Теперь-то стало понятно, что речь была о некоем безглазом и тем, что за маленькой дверцей. Вильям понимал, что со временем, когда он сам будет узнавать какие-то подробности, шарады будут разгадываться сами. Но этого времени не было. Почему-то казалось, что это убийство совсем не последнее, что это только начало дороги крови, как её назвал один его преподаватель. Тот, кто познал безнаказанность, вернётся туда, где её вкусил.

За окном в темноте было слышно, как ветер тихонько шелестит в голых ветках. Этот звук успокаивал, но сон совершенно не шёл, слишком много мыслей в голове, роятся, жужжат, как осы. Закинув руки за голову, Вильям рассматривал в тусклом ночном свете потолок и пытался разогнать из головы весь мусор. Та фраза Дитмара про корабль не шла из головы, она наверняка не просто шутка и не придумка, Дитмару нет никакого резона шутить. Он был очень серьёзным пациентом, из тех, кто хочет серьёзного отношения и платит тем же, не желая сюсюканья и шуточек. Если, как он сам сказал, он прав даже если не прав, есть резон проверить покойного, чтобы понять, как к нему относится корабль. Причины того, почему он пускал воду, Лэри не знал. Так, может быть, Дитмар, как пациент, как раз прекрасно знает. Наверняка они между собой хоть минимально, но общались. Плюс, судя по тем фото из буклета, при поступлении они были несравнимо лучше. Нужно всё узнать получше и плясать от этого. Поняв, что Дитмар интерпретировал как корабль, Вильям сообразит, как правильно переворачивать его слова так, чтобы они становились понятны. Дойдя до этой мысли, он непроизвольно дёрнулся. Решив, что начал уже дремать, Вильям перелёг поудобнее, чтобы не пережать руки, и укрылся одеялом. На краю сна он только увидел какой-то странный свет, как будто кто-то с улицы посветил в его окна фонариком. Плевать, всё равно всё жалюзями закрыто, пусть хоть обсветятся.

Отделение плывёт перед глазами, качается и пытается перевернуться с ног на голову. Из-за этих метаний голова болит просто ужасно. Что происходит, что такое? После очередного витка вокруг оси коридор вдруг потух, как будто кто-то выключил луну. Вваливается в какую-то комнату и почти падает на кого-то. Темнота вдруг освещается непонятно чем и прямо перед глазами… Пытается отпрыгнуть, встать, но труп хватает его за руки, сжимает запястья до выворачивающей боли.

— Не пущу, нет, ты пойдёшь со мной.

— Нет! Нет, отвали!

Дёргается изо всех сил, вырывает одну руку и пытается рвануться к коридору. Но мистер Бейкер держит крепко.

— Отстань! Не я тебя убил!

— Уверен?

— Да!

Наконец вырывает руку и вылетает в коридор. Но кошмар не исчезает. Труп ползёт за ним, мерзко хрипя. Куда бежать, куда? Стены сжимаются, как пресс, сейчас его раздавит, или в эту палату, или умрёшь. Смерть или смерть? Что выбираешь? Снова чьи-то пальцы на руке, его буквально закидывает в какую-то другую палату. Дверь захлопывается, оставляя всё безумие за собой. Щёлкает замок, чтобы никто точно не проник внутрь. Палата Дитмара. Темень, луна сквозь ставни и маленький ночник на полу у кресла. Кто его сюда заволок, если Дитмара тут нет?

— Кто тут?

я…

— Кто ты?

а ты как думаешь…

Страшно, страшно обернуться. Оно за спиной, стоит, ждёт… Где Дитмар? Куда он делся из палаты, если это друг? Вдох, выдох, оборачивается. Дитмар. Но не он. В чёрной водолазке и с длинными волосами. И пустыми глазами, как у куклы. Смотрит в упор.

— Что тебе надо?

От улыбки застывает кровь и трясутся руки. Живые люди так не улыбаются.

кровь

ты её принесёшь мне

— А не пошёл бы ты нахер? Где Дитмар?

я за него

Вспышка, чей-то крик, тишина. Падает на колени, жмурясь. Что за чёрт.

— Всё нормально.

Отнимает руки от лица и сталкивается с каким-то мужчиной. Старомодная одежда, фетровая шляпа на седых волнистых волосах. Он не улыбается, смотрит серьёзно.

— Это было не настоящее, это ты придумал, наслушавшись Дитмара. Он, конечно, не врёт, но зёрна от плевел очищать разве не ваша работа?

— Моя. Мне нужно время.

— Оно у вас есть, но немного.

Мужчина хлопает по плечу и медленно уходит в коридор, как будто он здесь хозяин. Кто это? Что происходит? Но темнота захватывает всё, и кошмар растворяется.

Дневное дежурство выпало на воскресенье, поэтому Вильям остался без выходного. Не то чтобы он сильно страдал от этого, но всё же хотелось немного развеяться, погулять, хотя бы по лесопарку за железной дорогой. На сегодня выпало очередное купание пациентов, очень важная и зачастую нервная процедура. Первой купали Мелису, она боялась воды до ступора и заикания, поэтому, быстро ополоснув, её тут же уводили в палату и там приводили в порядок. Учитывая, что почти к каждому пациенту нужно было найти подход, купание растягивалось почти до ужина. Но Вильям очень хотел поговорить о своих догадках с Дитмаром. Он долго думал об этом убийстве, и у него была небольшая идея, как же можно было открыть дверь без ключ-карты. Но для этого нужен был Дитмар. Он сегодня был удивительно спокоен, и, чтобы лишний раз его не дёргать, Вильям дождался, когда же его уведут купаться. Поговорит там, подальше от остальных, чтобы с глазу на глаз. Дописав отчёт, он кинул взгляд на часы и быстро пошёл к душевым.