Надо же, какой сосед прозорливый. Врач раздражал с каждым словом всё сильнее. Пускай он помолчит хотя бы минуту. Пускай он делает свою работу молча. Пускай он закончит поскорее, чтобы я могла вернуться домой, в уютные четыре стены, где всё мне знакомо и привычно, где нет лишних людей, и никто не выводит меня из шаткого равновесия.

Я протянула ему руки ладошками вверх, и мистер Бёрнс ловко развязал узелки на бинтах обеих рук. Осторожно размотал бинты и застыл. Я наблюдала за его выражением лица, за малейшим изменением. Его брови взлетели вверх, а глаза изумлённо и, наверное, даже испуганно расширились. Он сделал шумный вдох и неумело натянул на лицо доброжелательное выражение. Пропитанное фальшью, оно выглядело совершенно неестественно. Доктор откинулся на спинку стула и ослабил галстук.

– Признаться, я в замешательстве, – прочистив горло, сказал врач и поднял на меня полные сочувствия глаза. Я отвернулась, спрятавшись за отросшими волосами. – Как… как это произошло?

Чёрная твёрдая корка на моих ладонях напоминала сгоревшее в печи тесто, уголёк. Она потрескалась, но кровь больше не текла. Ладони полностью потеряли чувствительность, хотя иногда я могла ощутить тепло руки соседа или его прикосновения. Или я просто убеждала себя, что могу их почувствовать, или воображение рисовало это – я не знала.

– Я обожглась.

– Да, это ясно, но… Понимаете, в чём дело, мисс Синнер. Ваш ожог, он…

– Странный. Страшный. Я знаю. Но мне совсем не больно, правда. Я могу работать руками и совсем ничего не чувствую. Просто напишите мне название мази, и я пойду.

Доктор глядел на меня широко раскрытыми глазами, приоткрытые пересохшие губы едва заметно трепетали, а на широком лбу выступила испарина. Находиться рядом было некомфортно, пребывание в больнице становилось невыносимым. Я готова была сказать всё что угодно, лишь бы поскорее уйти, вернуться домой и не выходить, пока не вернётся сосед и успокоит одним лишь своим присутствием, как это всегда случалось.

– Мисс Синнер… Мелани. Вы же осознаёте, что всё это крайне серьёзно. Подобные раны, как у Вас, я видел лишь раз: на обуглившемся мертвеце. И я, признаться, в недоумении. Ваш случай уникален.

– Мне повезло, я не мертвец. Наверное, вселенная была на моей стороне.

Доктор поджал губы и прищурился.

– Мисс Синнер, я должен знать природу Вашего недуга. Это не похоже на обычный ожог, поэтому…

– Если бы это был простой ожог, я бы не стала обращаться к врачу, – перебила я и нахмурилась. – Так понимаю, что Вы не в силах мне помочь. Я пойду?

– Ни в коем случае! Моя дорогая, я просто обязан показать Вас своим коллегам. Ваш случай необычный, мягко говоря… Если мы изучим Ваш недуг…

– Я не зверёк, чтобы меня показывать! Вы поможете мне или нет? Или я уйду. Сейчас же! – Я зажмурилась и помотала головой. Он хочет отвести меня туда, где будет ещё больше незнакомых мне людей. Они все будут смотреть на меня, изучать и обсуждать. Не хочу!

– Но, мисс, если Вы умалчиваете правду, и это вовсе не ожог, если будут ещё случаи у других пациентов, мы сможем своевременно и качественно оказать помощь. Вы станете их спасительницей. Позвольте мне изучить ожог, взять анализ. Вы не почувствуете боли.

– Конечно не почувствую, мои руки не чувствуют вообще ничего! – Я поняла, что начала кричать, и взяла эмоции под контроль. Всё в этом негостеприимном месте выбивало из равновесия. Я тихо извинилась и положила руки обратно на стол. – Слушайте, мистер Бёрнс, я просто обожглась, когда готовила на кухне. Это случайность, ничего более, и в этом нет ничего необычного. Мне просто нужна помощь, и всё. Не надо никаких консилиумов и собраний, ничего не нужно. Хорошо?

Упоминать о том, что по собственной воле, без настояний соседа, я бы никогда сюда не пришла, я не стала. Лишь бы отделаться от доктора поскорее, лишь бы он забыл про меня и никогда не вспоминал. Не хочу проблем и настойчивых звонков докторов на мой телефон. Не хочу рушить атмосферу спокойствия и уюта в своём доме.

– Хорошо, – с тяжёлым вздохом согласился доктор, и настроение мгновенно взлетело на несколько пунктов. – Я промочу горло, разрешите?

Доктор указал мне на бутылку минералки, и я махнула рукой. Он отвинтил пробку, налил воды в пластиковый стакан и сильнее ослабил галстук. Поднёс стаканчик ко рту и принялся жадно пить. Его кадык быстро поднимался и опускался, отсчитывая количество глотков. Я опустила голову и шмыгнула носом. Насморк не желал проходить так скоро.

Хочу, чтобы он поскорее закончил и отпустил меня, исчез навсегда из моей жизни.

Пустой стаканчик с тихим стуком упал на стол, и я подняла взгляд со своих ладоней на мистера Бёрнса. Врач, распахнув глаза так широко, что они стали напоминать два огромных теннисных мячика, схватился за горло и захрипел. Он вскочил на ноги и открыл рот, и я с замершим сердцем наблюдала, как его губы окрашиваются алым, как кровь вырывается толчками из его тела. Слишком быстро, слишком сильно.

Всё случилось за какие-то жалкие несколько секунд, я ничего не успела понять и предпринять, ничего.

Серые глаза подёрнулись кровавой дымкой, на белоснежный халат капала алая, как гроздья спелой рябины, пена.

– П…по…помо…гите… – зашептала я, закрыв рот ладошками. Прямо на моих глазах доктор рухнул обратно в кресло. Кровавая пена из его рта забрызгала стол. Кровь потекла из носа, обагрила халат, галстук и светло-голубую рубашку. – Помогите! На помощь! Доктору плохо!

Закатив глаза и страшно захрипев, мистер Бёрнс упал на стол и замер. Я тут же отскочила прочь и попятилась к двери, не прекращая шёпотом звать на помощь. Доктор не шевелился.

– Помогите! Кто-нибудь! – всё громче повторяла я, а в груди начинало пульсировать уже давно позабытое чувство страха и отчаяния. – Помогите! Ну же! Пожалуйста! – я всхлипнула и осторожными шажками приблизилась обратно к столу. Доктор Бёрнс не шевелился, и со стола на пол капала бордовая густая кровь.

Сердце неистово колотилось в грудной клетке, но я заставила себя склониться над недвижным телом и потянуться дрожащей рукой к его шее. Что я могла сделать? Почувствовать пульс обожжёнными руками? Но совесть моя требовала предпринять хоть что-то, чтобы удостовериться, что доктор жив и нуждается в помощи.

На чёрных от ожога пальцах осталась вязкая кровь. Я отошла на несколько шагов, немигающим взглядом уставившись на тело, и вылетела за дверь.

– Помогите! Помогите! Помогите! – кричала я без остановки, бегая по коридору. Санитары трясли меня за плечи, один раз даже ударили по щеке, но в чувство я пришла лишь тогда, когда из кабинета мистера Бёрнса вышла медицинская сестра и сообщила, резко побледнев, что доктор мёртв.

Я сползла по стене и спрятала лицо в ладонях.

– Как же так…

– Что произошло?! – кричали пробегающие мимо меня люди.

– Вызовите полицию!

– Мистер Бёрнс! Боже! Боже мой!

– Не выпускайте никого до приезда полиции…

Я вытерла слёзы и почувствовала, что глаза нестерпимо жжёт. Потёрла их рукавом и помотала головой. Наверное, кровь несчастного мистера Бёрнса на моём лице, на руках. Я перевела взгляд на ладони и обомлела: ожоги стремительно затягивались, от них не оставалось ни следа, будто они вовсе никогда не существовали, а кровь – чужая кровь! – впитывалась в трещины, пока ожоги не сменились розовой нежной кожей.

С рук, исцелившихся за несколько мгновений, капала самая обычная вода. Проклятая вода!

====== Секреты ======

Пока сосед и двое полицейских ждали меня в гостиной, я заперлась в ванной под предлогом необходимости перевязки и прислонилась спиной к двери. Перед глазами плясали разноцветные круги, а сердце колотилось быстро-быстро, шумно и отчаянно. Все попытки успокоиться терпели крах, и я никак не могла взять себя в руки. Колени предательски тряслись, и, казалось, ноги в любой момент подкосятся, и я окажусь на полу. Из глотки рвались рыдания, и я закусывала губы так сильно, что во рту появлялся мерзкий металлический вкус, я мотала головой до хруста в позвонках, до шума в ушах, но даже так не могла унять накатывающую истерику.