Комутан медленно опустил взгляд вниз, открыл рот и молча его закрыл, сглотнув слюну. Рука Сафы-икбал не дрожала. Дели и не подозревала, что мать носит с собой оружие…

– Я не лишила тебя мужского достоинства лишь из уважения к роду моего мужа. – проговорила Сафа, и порыв ветра взметнул вокруг неё цветные шелка одежды. – Мохсен-Адиль слишком благороден и слишком высоко ценит родню, чтобы допустить мысль, что ты способен на такую гнусность. Я ничего ему не скажу; но берегись – если только я узнаю, что ты плетёшь с имамом какие-то шашни против него, то клянусь – пощады не жди!

Мать опустила кинжал, и Гири-Сейкал поспешно отступил назад. Дикая злоба исказила его лицо и пальцы сжали рукоять ятагана, но сзади послышался смех и несколько молодых наложниц вошли на аллею. Гири-Сейкал по-волчьи оскалился и, крутнувшись на каблуках, зашагал прочь.

Дели так и не решилась поговорить с матерью о странном разговоре в саду. Впрочем, немаловажной причиной стал и недостаток времени. Обременённая множеством забот в огромном дворцовом хозяйстве госпожа Сафа-икбал уделяла дочери значительно меньше внимания, чем хотелось бы им обеим. Что касается отца, то его девочка часто совсем не видела неделями, а то и месяцами…

Как раз сейчас Мохсен-Адиль вновь отсутствовал в столице, отправившись на восток султаната. Там добывали жирный чёрный камень – графит, который кузнецы использовали для изготовления острых и гибких клинков, славящихся своей узорчатой красотой далеко за пределами Гараханча.

Прошло несколько дней. Ничего примечательного не происходило, но Дели постоянно ощущала угрозу, буквально пропитавшую воздух дворца. И сегодня тревога достигла апогея. Дели отчаянно страдала, не будучи в силах объяснить кому-либо владеющие ею чувства, и заработала кучу замечаний и упрёков на занятиях по письму, этикету и танцам. День близился к концу; перед ужином детям дали немного свободного времени, причём разрешили поиграть вместе и девочкам, и мальчикам. Затеяли прятки. Случилось так, что Дели пряталась вместе с Камаем, серьёзным, большеглазым мальчиком девяти лет. Он был сыном рядовой наложницы; врождённым женским чутьём девочка чувствовала, что она ему нравится. Впрочем, ей он тоже нравился, но, разумеется, Дели скорее откусила бы себе язык, чем призналась в чём-то подобном.

Солнце уже опустилось за деревья, и в саду быстро сгущались тени. Дети убежали в один из самых отдалённых уголков сада и затаились среди папоротников. Тогда и услышали голоса.

Дели, не раздумывая, поползла на четвереньках, стараясь не тревожить опахала листьев, Камай вынужден был последовать за ней. Вскоре девочка достигла ажурного сплетения золочёных прутиков ограды, разделяющей сады. Камай, переводя дыхание, остановился рядом, и дети уставились на трёх мужчин в дюжине шагов перед ними.

Один из них, стоящий к ним спиной, был никто иной, как Гири-Сейкал. Дели услышала, как резко втянул в себя воздух Камай – однажды комутан приказал выпороть его за какой-то ничтожный проступок и лично проконтролировал исполнение экзекуции. Другого, стоящего в пол-оборота толстяка, почти одинакового в высоту, ширину и толщину, Дели тоже знала – верховный имам. А вот третьего, сидящего на гранитном валуне к ним лицом, узнать не смогла. Всю фигуру незнакомца скрывал тёмно-лиловый плащ с глубоким, низко опущенным капюшоном.

– Мне кажется, мы неоправданно рискуем, – недовольно проговорил Гири-Сейкал, – всё уже вроде решено – к чему встречаться прямо накануне решающего дня? На худой конец, можно было увидеться где-нибудь в укромном месте, а не в самом дворце!

– Это пожелание нашего… союзника, – кивнул головой имам на незнакомца в капюшоне, – он заявил, что ему необходимо именно накануне решающего дня попасть во дворец и увидеться с нами. Это необходимо для исполнения замысла и нашей безопасности.

– Итак, всё готово? – спросил Гири-Сейкал, нервно покачиваясь на носках. – Завтра?

Он явно обращался к сидящему незнакомцу, но ответил имам.

– Да. Мы сделали всё, от нас зависящее, теперь дело за тобой. Ты уверен, что контролируешь дворцовую гвардию и сумеешь заставить повиноваться большую часть армии? Всё ли ты для этого сделал? Смотри – авторитет Мохсен-Адиля среди простого народа и солдат очень высок, да и многие офицеры ему верны…

– Многие, да не все! – презрительно фыркнул Гири-Сейкал. – К тому же, если я не ошибаюсь, наши таинственные друзья как раз и должны помочь избавиться от союзников Мохсен-Адиля на высоких государственных постах… Да и в любом случае – ошибка брата состоит как раз в том, что он слишком прислушивается к мнению черни и обращает мало внимания на облечённых властью, желающих сладко есть и пить, иметь больше золота в мошне, юных наложниц в гареме и породистых скакунов в конюшне. Я не терял даром времени и нашёл достаточно единомышленников среди высших военачальников. Не волнуйся – армия будет на моей стороне!

– На нашей, комутан, – толстяк улыбался, и голос его звучал слащаво, но глаза кололи, как стрелы, – на нашей стороне.

– Разумеется, – нетерпеливо махнул рукой Гири-Сейкал, – разумеется, на нашей. Но я спрошу в свою очередь: не будет ли ошибки? Ведь наш план – не совершить банальный переворот. Всё же у моего брата много сторонников, и нам грозят множественные бунты…

– Никакого переворота, – покрутил головой имам, – всё свершится исключительно по воле Восшедшего, на величие которого покусился султан, обижая его верных служителей и лишая имамат законных средств на существование.

– Звучит красиво, – осклабился Гири-Сейкал, – но мне, наконец, хотелось бы уточнений. Наш уважаемый союзник в основном молчит, хотя, клянусь небом, я уже отвалил его… сообществу столько золота, что хватило бы купить красноречие и голоса всех ораторов и певцов султаната разом, причём на многие годы вперёд.

Молчаливый собеседник поднял голову. Уже ощутимо стемнело, и лицо проявлялось под капюшоном бледным пятном, на котором неожиданно резко выделялись угольной чернотой глаза и странно темнели губы.

– Это же ишьясс! – зашипел Камай, вцепившись в плечо Дели. – Черногубый!

Девочка и сама поняла, кем был третий в компании заговорщиков, более того – она странным образом мгновенно почувствовала ничем не объяснимую, но твёрдую уверенность в том, что это был именно тот самый незнакомец, которого она видела с имамом несколько раньше, и который так странно на неё тогда смотрел…

– Не волнуйтесь. – заговорил сектант. Голос его имел неприятный, странно шелестящий оттенок, вызывающий в сознании образ скользящей в палой листве змеи.

– Наша община выполнит свою часть договорённости. В эту ночь случится всё, что вам нужно.

– Хотелось бы верить. – дёрнул углом рта Гири-Сейкал. – Странно, что при таких возможностях ваша секта… то бишь община до сих пор прозябает в неизвестности.

Ишьясс перевёл на него мрачно горящий взор, чёрные губы тронула презрительная усмешка. Комутан-паша осёкся, отвёл глаза, неловко переступил с ноги на ногу.

– Наши цели ведомы лишь нашим предводителям, – прошелестел сектант, – нас не интересует мышиная возня людей вокруг богатства и власти. Радуйтесь, что сейчас наши цели совпали, и вы, благодаря нам, получите то, что вам нужно.

– Не даром. – буркнул, не желая уступать, Гири-Сейкал, но ишьясс уже смотрел на имама.

– Ты помнишь о моей просьбе? – на этих словах Дели внезапно ощутила, как незримая ледяная рука стиснула ей горло.

– Ты о девчонке? – переспросил имам. – Конечно… Комутан-паша о ней позаботится, это будет несложно в поднявшейся суматохе…

– Не забудьте! – ишьясс, пригнув голову, переводил взгляд с одного на другого. – Она должна умереть!

– Да с удовольствием. – пожал плечами Гири-Сейкал. – Хотя, признаюсь, с куда большим удовольствием я побеседую с её мамашей…

– Меня интересует девочка! – ишьясс встал, как принявшая боевую стойку кобра, и собеседники невольно отступили назад. – Она не должна остаться живой, запомните. Это наше непременное условие!