– В глаза пальцами не тыкать, зубы в ход не пускать, в позвоночник локтями и коленями не бить, шею не скручивать, – громко произнёс он, – слушать мои команды, если скажу – сразу расходиться! Ясно?

– Ясно, ясно, давай уж! – нетерпеливо бросил Тахак. Роктар, не сводя глаз с противника, лишь молча кивнул головой.

– Начинайте! – махнул рукой судья и быстро отступил прочь.

Тахак провёл уже довольно много поединков, и стал вполне опытным и опасным кулачным бойцом. Он был мускулистым и сильным, но главным своим козырем считал безжалостность и быстроту, а также ловкость и гибкость. Надсмотрщик двинулся вперёд, подпрыгивая и пританцовывая, играя телом, раскачиваясь из стороны в сторону, сбивая противника с толку, мешая предугадать следующее движение; внезапно прыгнул, оторвал от камней ногу, словно для удара – и тут же поставил, одновременно бросая руки в россыпи хлёстких ударов. Нападал, не давая опомниться, бил с обеих рук, в голову и туловище, пинал ногами в живот и пах – так он, не дав толком и проявить себя, забивал противников гораздо крупнее и опытнее. Но сейчас что-то шло не так. Он не попадал. Совсем.

Белемир не учил Роктара драться, но каждодневные занятия со старым целителем научили юношу знать, чувствовать и понимать собственное тело, а также собирать в нужный миг все необходимые его качества и бросать их на достижение цели. С первого мгновения боя он понял, что чувствует, видит наперёд каждое движение Тахака. Оставалось лишь неторопливо сдвигаться, пропуская удары мимо себя, иногда подставляя под них руки. Тахак уже проиграл, проиграл в тот самый миг, как напал, но ещё не понял этого; переводил дух, вновь бросался вперёд, сыпал ударами, пытался хватать, бороться, терял дыхание и силы. Роктар отступал, кружил, заходил за спину противника, ощущая свою абсолютную власть над этим человеком; ему казалось, что силы, покидающие Тахака, вливаются в его жилы. Он понял, что не хочет даже его бить…

Зрители постепенно оживились, поднялся всеобщий гвалт. Тахак, не помня себя от бешенства, рвался вперёд, ему казалось, что все смеются над его беспомощностью. Судья посматривал на баклака, тот нервно крутил головой, разминая шею, но оснований для остановки боя не было…

– Что, сучонок, боишься схватиться грудь на грудь? – задыхаясь, страшно просипел Тахак. – Иди сюда, щенок, дерись честно, как мужчина! Невесту захотел? Твоя невеста скоро будет лежать под тем, под кем прикажут! И ногами от удовольствия дрыгать! Понял?!

И тихий алый свет полыхнул жарким всполохом…

Мало кто смог разглядеть движение Роктара – шаг навстречу и чуть в сторону, за плечо, короткое движение кулака сбоку к виску. Колени Тахака стукнулись о каменные плиты арены. Он смотрел на противника – но жизнь уже уходила из этого взгляда, руки дёрнулись и вновь бессильно повисли. В накрывшей арену гробовой тишине Тахак медленно повалился вперёд, ударившись о камни лицом с так и не закрывшимися глазами…

– Выходи! – рявкнул надсмотрщик. Роктар, пригнув голову, шагнул в низкий проём и остановился, щуря глаза. День выдался ясным, а светильник из фитилька, опущенного в плошку с тюленьим жиром, надсмотрщики в карцере «забывали» зажечь, так что за двое суток Роктар успел отвыкнуть от света. Лишь тьма, могильный, постепенно забирающийся внутрь костей холод каменного мешка и мысли. Уж для чего-чего, а для размышлений времени хватило, и Роктар в полной мере осознал правдивость слов Белемира. Смерть ненавистного прежде Тахака лишь сделала более пронзительным и беспощадным осознание того, что Ария для него потеряна. Навсегда.

И всё же Роктар был практически уверен в том, что будь у него возможность вернуться на два дня назад, он всё равно поступил бы точно так же. Вышел бы на поединок, а там… не нужно было Тахаку говорить то, что он сказал. Слова – не ветер. Словам человек сам хозяин, за них надо отвечать.

Было бы бравадой утверждать, что на своё будущее Роктару уже стало наплевать. Нет, конечно. И страшно было, и умирать не хотелось. Но он считал себя правым, а потому ни на миг не задумался о том, что следует просить пощады, взывать к справедливости хозяев, объяснять что-то про себя, Арию и Тахака. Тем более не станет он лгать, что убил юного надсмотрщика случайно. Пусть будет то, что будет.

Внезапно Роктара пронзило воспоминание о странном сне, привидевшемся ему во время полудрёмы-полубреда в каменном ледяном мешке. Ему открылся вид на небольшую долину, окружённую сизыми и бурыми остроконечными скалами; белоснежные шапки нетающих снегов и искрящиеся ледники словно плыли в пронзительной синеве безоблачного неба. Густо-белые языки тумана ползли на долину из узких ущелий, подчёркивая изумрудную зелень буйных, переливающихся волнами трав. А в самой середине долины высились два гигантских каменных шпиля, стремящиеся в небеса. Исполины стояли всего в паре шагов друг от друга, и между ними так же весело зеленела трава, но в обе стороны от столбов огромными правильными овалами расходились две мёртвые, лишённые растительности зоны. В одной голая земля растрескалась от жара, и воздух дрожал и плыл над ней, словно над костром в солнечный день; в другой землю сковал лютый мороз, и искры колючего инея сверкали на сколах и краях трещин…

И вот что странно: сейчас Роктар был уверен, что видел этот же сон уже много раз, с самого детства, но, просыпаясь, раньше он его тотчас же забывал. Откуда взялась такая уверенность, он понять, разумеется, не мог.      Полудюжина надсмотрщиков расступилась по обе стороны каменной площадки перед железной дверью карцера, а прямо перед юным рабом в грозном величии замер Таанг-Баар, самый могущественный ныне воин клана Теенг. Хотя формально главой клана считался его отец, на деле он уже давно практически во всех важных вопросах доверял разбираться старшему сыну.

Роктар бестрепетно поднял взгляд навстречу глазам хозяина-гиганта.

Могуч был Таанг-Баар, могуч и дико, варварски прекрасен. Бугры мощных, рельефных мышц при каждом движении играли и перекатывались под ярко-синей кожей, на лице, словно высеченном из скалы резкими, но умелыми ударами рубила, горели под разлётом густых бровей глаза цвета тёмной меди. Буйная грива иссиня-чёрных волос спадала на спину, почти скрывая под собой плащ из тюленьих шкур. Кроме плаща лишь набедренную повязку и меховые сапоги-чуни носил гигант, да ещё браслеты из простого железа кольцами охватывали предплечья рук, свободно опирающихся на поставленную перед собой секиру.

Четыре громадных белых медведя полукольцом стояли позади хозяина, сверкая под солнцем полированными узорчатыми пластинами и шипами лат, прикрывающих голову, грудь и загривок. Роктар сразу узнал того, который был ранен в схватке с варлангом десять лет назад, благодаря чему он и Ария попали к Белемиру… Он и Ария…

– На колени, раб! – крикнул надсмотрщик. Роктар даже не посмотрел на него, стал твёрже, шире распрямив ноги, стараясь таить дрожь, сотрясающую скованное лютым холодом стылого камня тело. Пусть гигант сам прикажет… Надсмотрщик двинулся было к нему, берясь за дубинку, но гигант остановил его, мотнув головой.

– Говори, баклак. – коротко велел он старшине надсмотрщиков. Тот шагнул вперёд, темнея лицом при виде убийцы сына.

– Господин, этот раб убил надсмотрщика, твоего раба, моего сына Тахака. Позволь наказать его согласно закону.

Согласно закону, убийцу надсмотрщика следовало приковать к скале и поливать ледяной океанской водой, пока не остановиться дыхание. Роктар стиснул зубы, призывая всю свою гордость и мужество. Он убил Тахака за Арию, и во её же имя не станет унижаться.

– Как это произошло? – сдвинув брови, спросил Таанг-Баар. Баклак замялся, переступил с ноги на ногу.

– Они дрались на арене, господин. – наконец нехотя ответил он.

Гигант недоумённо поднял брови. Кулачные бои на рабской арене – дело добровольное, смертельные случаи в них достаточно редко, но всё же бывают…

– Он нарушил правила, не выполнил приказа судьи? – спросил Таанг-Баар.