Между тем в лесу совсем рассвело, тусклый осенний свет сочился через темные стволы деревьев, редкие голоса птиц прознали тающую ночную тишь.

— Я выберусь из леса сама, никого из вас с собой не возьму, — приняла решение Маша, решительно выйдя на извилистую лесную тропу, неведомо куда тянувшуюся. — Не ходите за мной, — боязливо оглядывалась она на двух Антониев. — Раз вы так, я эдак. Выйду куда-нибудь все равно, а если звери съедят, поделом мне. Не надо было с нечистью дружбу водить…

Она, укутавшись в волчью шубу, пошла по тропинке, иногда спотыкаясь о почки и обходя ухабы, полные дождевой воды. За ней двинулись и Антоний с Радоном, ходить пешком по лесу было для них не впервой, каждый куст перед ними кланялся, каждое деревце расступалось. Шли молча, прислушиваясь к шорохам и шагам Маши, которая уходила все дальше, вглубь леса. Мелькали бесчисленные стволы деревьев, становясь все плотнее друг ка другу.

— Маша, вернись! Не ходи туда, там болото! — один из парней бросился к девушке. — Давай вернемся к машине, там все решим…

— Не ходи с ним, Маша, — твердил второй. — Он обманщик…

В голову Маше пришло, что тот, который говорил о болоте, и был настоящий Антоний, но сил повернуть назад уже не было; уставшие ноги подкашивались, голова шла кругом, мысли путались, а сердце, казалось, билось все реже. Антоний, Антоний, папа, папа, где же вы?! Спасите, помогите выбраться! В конце концов девушка упала плашмя на зеленый мох, и ее тут же окружила стая волков.

Звери были крупные, с крепкими лапами и огромными пастями, приоткрытыми от быстрого бега. Стая прибежала издалека, бежала долго, не жалея сил, видно, спешили куда-то. Сколько точно их было Антоний не понял, они кружили с опущенными мордами, страшно перебирая лапами опавшую листву, и этот их хоровод казался бесконечным.

Один из волков уткнулся носом в волосы Маши, обнюхал их и ощетинился, видя, что девушка привела за собой ведьмака, того самого…

— Расул, оставь девушку! Она моя! — выкрикнул Антоний, и вдруг понял, что его двойник был лишь его зеркальным отражением, безличным и повторяющим за ним все слова и движения. — Не смей трогать ее, с тобой случится то же, что и с Аланом!

Волк поднял тяжелую голову с настороженно заостренными ушами и лязгнул зубами, в его черных глазах ничего, кроме жгучей мести оборотня, не мелькало. Ведьмак убил его собрата, переспал с его женой, чем не повод для мести? Эта девушка Маша такая сладкая, такая беленькая, что у оборотня потекли слюни. Почему бы не сделать ее обращенной? Давно в их полку не прибывало, тем паче красивых девушек из приличной семьи. Последнее обращение было лет пять назад, в оборотни попросился очередной молодец из ОПГ, желающий вместе с силой волка получить убежище на случай полицейской облавы.

Зверь с мыслями человека сначала замер в предвкушении давно не выполняемого ритуала, а потом, подняв вверх морду, протяжно завыл. Тоскливая песня проклятых тянулась и тянулась. От ее мотива у ведьмака волосы встали дыбом и как будто бы отнялись руки и ноги, он хотел сойти с места, чтобы вырвать Машу у стаи, но не мог…

— Расул, я убью тебя! — орал ведьмак на весь лес. — Клянусь, я буду преследовать тебя до самой смерти, пока не сорву твою башку с плеч!

Крик ведьмака заглушили взмахи крыльев. Черная птица сделала круг над Машей, разгоняя своим гортанным карканьем волков, и они отступили, Расул заткнулся, признавая превосходство крылатого оборотня, который, вспыхнув на лету, на землю опустился уже плечистым, красивым мужчиной. Радон! Водил за нос и Машу, и его, Антония, не превращался он в ведьмака, наколдовал нечто вроде голограммы, ввел в заблуждение. Теперь вот явился решать судьбу неподвластной ему Маши и собратьев по проклятию.

— Ну, Антоний, никто не спасет тебя на этот раз! — Радон шагнул к ведьмаку, оставляя позади стаю, которая продолжала кружить около Маши. — Какую смерть ты предпочитаешь, быть разорванным или съеденным, а может живьем тебя закопать? Да, хороший урок для полукровок…

— Да пошел ты, старая собака! — сорвался с места Антоний и хотел подбежать к Маше. Но Радон повелительным жестом приказал волкам преградить ему путь. — Если ты причинишь ей зло, я прокляну тебя!

— Напугал, добрый молодец, напугал! — развел руками оборотень, и лукаво улыбнулся. — Маша тебя не вспомнит, будет думать, что я это ты, хочешь посмотреть на это? Убью тебя на нашей с ней свадьбе, пожалуй. Повеселю гостей!

Глубокая сырая яма. Чтобы Антоний не вылез, оборотни накрыли ее железной решеткой, положив на края тяжелые камни. Через решетку на пленника глядело хмурое небо, до его слуха доходил шум праздника, — музыка, резкий хохот, громкие разговоры. Антоний был похож на черта из преисподней, лохматый, грязный, в побоях, к тому же злой. Позволь ему, он все Предгорье разнес бы в щепки, но Радон заковал его руки и в неподъемные кандалы.

— Эй, бестолочь ведьмячья! — позвал его женский голос, женская фигура склонилась и закрыла небо. — Получи сладкую косточку, поешь перед смертью лютой. Недолго тебе осталось портить воздух! — говорившая, судя по размазанному голосу была пьяна. Бросив в яму обглоданную кость, женщина с диким смехом ретировалась.

К кости Антоний, разумеется, не притронулся. Не собака он! Умрет храбро, без дрожи, с открытыми глазами и в ясном уме. То, что Машу не получил, самый досадный промах в его жизни, — рядом же с ним лежала, в одной кровати. Он чуял ее теплый цветочный запах, слышал легкое дыхание, боялся разбудить ее С Наиной быстро все сообразил, нашел что у нее и где зудит. Машу постеснялся. Отец так же относился к Марине, — робко, бережно, для ведьмаков такое отношение к женщине было главным проявлением любви. Достанется теперь Маша Радону на десерт, тот беречь ее не станет.

Опять у ямы кто-то топтался, тихо, робко, словно прячась от веселой компании, гуляющей неподалеку. Потом звонкий шепот заставил Антония вскинуться.

— Антон, ты здесь, ты живой? Сиди смирно, вытащу тебя. Поклянись только, что со мной уйдешь и забудешь Марию…

Наина!? Принесла ее нелегкая. Ведьмак не обрадовался, понял, какие планы строила она своим женским умом. Но выбора у него не было, и он подал голос:

— Согласен, только вытащи меня отсюда!

— Поклянись своей матерью! — потребовала Наина. — Знаю, что она у вас самая чистая была! Клянись, Антон!

— Да пошла ты, Наина! Лучше помереть, чем твоим бабьим капризам потакать, — откликнулся Антоний нарочно равнодушно. — Уходи!

— Ну и дурак же ты, полукровка, — обозлилась Наина, ударив ногой по решетке. Та пружинисто резонировала и глухо зазвенела. — Тебя же скоро выведут на осмеяние перед оборотнями, заставят драться с самыми крутыми из них, а потом поджарят на вертеле, как барана! Хочешь ты этого?

— Нет, не хочу! Вытащи меня, Наина, — был смиренный ответ снизу.

Наина бесшумно кружила около ямы. Антонию не верилось, что она одна сможет убрать камни и приподнять решетку, этим занимались два прихвостня Радона, — сильные мужики. Однако женщина-оборотень использовала вовсе не физическую силу, а магическую. Камни двигались от взмахов ее рук, решетка, дрогнув, резко поднялась вверх, словно крышка на кастрюле, и отлетела в сторону. В яму Наина опустила веревку.

— Почему меня не охраняют? — насторожился ведьмак, схватился обеими руками за конец веревки и полез вверх, таща за собой кандалы. — Ты их своими прелестями ослепила, понятное дело у вас, баб! — догадался он, пыжась.

Наина упрямо тянула его, не произнося ни слова. Когда ведьмак выполз наверх и, шумно дыша, поднялся на ноги, женщина одарила его пощечиной, да такой, что чуть не свернула ему шею. Но он не ошибся, рядом с ямой беспробудно спали охранники, чем-то явно опоенные.

— Ну что, пощекочем нервы себе и бесчестной компании Радона или пустимся в бега? — спросила Наина серьезно. — Ты же не думаешь уйти отсюда без драки, а, полукровка? Готов к очередной трепке?

Антоний, услышав такое, бодро приосанился, стряхнул с себя унылое настроение пленника и ответил: